Злой лжец
Шрифт:
Ее продали пожилому мужчине за полтора миллиона пять минут спустя. Это было быстро. Действительно быстро. Я никогда не ожидала, что это будет так быстро.
Девушка номер два выходит на сцену, и через несколько секунд после ее появления становится ясно, что пришло время профессионалам взяться за дело. Снятый ею ранее бюстгальтер был всего лишь реквизитом, который она могла использовать, чтобы бросить в толпу, которая сходит с ума, и причина, по которой она собрала волосы в пучок, была не в том, чтобы она могла показать свою задницу или подражать Джиджи. А в том, что она хотела выпустить их как настоящий кнут, чтобы начать
Стриптиз.
Стриптиз, который включал не только искусство снятия платья с открытой спиной и спуска в ее великолепный костюм для дня рождения, который заставляет всех мужчин впадать в эйфорию в своих попытках.
Я не уверена, как люди, которые здесь просто для общения, могут это выдержать. Даже Хелен выглядит шокированной, но другие женщины рядом просто сидят и смотрят, как будто видят такие вещи постоянно. Некоторые даже смотрят вместе со своими мужьями.
Не знаю, почему я удивляюсь. Я слышала, что женщины покупают таких девушек своим мужьям на дни рождения или просто так. Это отвечает на вопрос, что подарить человеку, у которого есть все.
Спустя два миллиона долларов номер два продана англичанину в первом ряду.
Ее шоу длилось дольше первой девушки на десять минут. Но только потому, что мужчины постоянно перебивали цены друг друга.
Меня напрягло то, как Жак на нее посмотрел. Сволочь, он ее хотел. Этот тик в его челюсти говорит о том, что он хотел.
Но, похоже, он хочет меня больше. Когда англичанин поднимается на сцену, чтобы забрать свой выигрыш, Жак снова смотрит на меня. В его взгляде усиливается любопытство, а также угроза, которую я достаточно мудра, чтобы принять во внимание. Он смотрит на меня так, будто мне лучше убедиться, что я стою ожидания.
Образ становится еще более выразительным, когда Джиджи выходит на сцену, словно она ее хозяйка.
Хелен была права. Женщина ведет себя как королева.
Джиджи выходит на центр сцены, как будто она на подиуме, но вместо того, чтобы демонстрировать одежду, она демонстрирует себя и демонстрирует, какой шедевр она представляет.
Я завидую ее уверенности. Она не делает ничего из того, что делали первые девушки, потому что знает, что ей это не нужно.
Ставка за нее начинается с миллиона, а не со ста тысяч, и все, что она сделала, это стояла там. Спустя несколько мгновений, когда она развернулась и наклонилась прямо на виду у Жака, чтобы показать ему свою задницу, я почти подумала, что мой план пошел к черту, и мне придется провести следующие тридцать дней в постели одного из других мужчин.
Я почти поверила в это и приняла свою судьбу, когда он поерзал на своем месте и искренне ей улыбнулся.
Но Жак не делает на нее ставки.
Ставки растут и растут, пока не достигают трех миллионов и не остаются на этом уровне.
Один, два, и Джиджи продали человеку в дальнем углу, похожему на русского мафиози.
Клянусь, я могу умереть от беспокойства, которое это во мне вызывает. Такое чувство, что это может убить меня гораздо быстрее, чем что-либо еще сейчас. Но я рассчитываю на свою счастливую звезду, Жак все еще сидит там и ждет меня.
Когда Джиджи забирают и увозят, все глаза продолжают восхищаться ее телом.
Теперь моя очередь.
Я следующая.
Я выхожу на сцену, когда Синтия зовет меня по имени, мои ноги дрожат, а сердце колотится так быстро, что мне кажется, оно вот-вот выскочит из груди и убежит
прочь от этого мероприятия, хотя мне и нужно бежать.Онемевшие нервы проносятся по моему телу, словно огонь, разжигаемый бензином.
Я чувствую, как Жак смотрит на меня так, словно я уже его собственность и он укладывает меня в свою постель.
Я ожидала, что ставка упадет до ста тысяч, но когда кто-то кричит из дальнего угла и предлагает миллион долларов, я понимаю, что я больше не неизвестна. Я не Кэндис Риччи из прошлого, которая ходила в тени. Эти люди знают, кто я и на кого я работаю. По мере того, как ставки растут, от меня не ускользает, что они хотели бы использовать меня, чтобы приблизиться к боссу.
Или… может быть, это не так. Может быть, это потому, что они действительно делают ставки на меня, потому что они действительно хотят меня, и я этого стою.
Когда ставка достигает двух миллионов, я ошеломлена, но паника снова пронзает меня, потому что Жак не поднял табличку. Узел в моем животе затягивается, скручиваясь сильнее, чем макраме.
Черт… почему он не делает ставки на меня?
Что он делает?
Он смотрит на меня острыми, как бритва, глазами, и я почти могу видеть ход его мыслей. Я могу его читать, и выражение его лица такое же, как несколько мгновений назад.
Он хочет убедиться, что я того стою.
Он уже сказал мне, что хочет меня, так что если я хочу его, мне придется играть в его игру.
Мне осталось не так уж много дел. Я одета в едва прикрытое платье, под которым нет ничего, кроме трусиков.
Этот человек может хотеть от меня только одного, и если я хочу, чтобы он сделал ставку на меня, я должна это сделать. Несколько дней назад в обед он хотел, чтобы я разделась. По его сладострастному взгляду ясно, что он хочет, чтобы я сделала это сейчас. Придурок.
Когда ставки достигают двух с половиной миллионов, я отвожу взгляд от Жака. Мой взгляд падает на стену, и внезапно я больше никого не вижу в комнате. Ни Хелен, которая пялилась на меня с тем искусным любопытством, наблюдая, как далеко я зайду, ни Жака, который снова выглядит как тот хорошо одетый хищник.
То, что я вижу, — это то, чего я никогда не хочу видеть. Воспоминания о смерти моих родителей никогда не покидают мой разум. Они всегда там, задерживаются, ждут меня. Все, что мне нужно сделать, — нажать “play”, и я все это увижу.
Я вижу, как Папа умоляет сохранить жизнь моей матери, пока пламя лизало ее тело. Я вижу, как Мама кричит и плачет от боли. Я вижу, как человек с татуировкой кинжала на руке одним быстрым движением отрубает голову моему отцу. Я вижу обоих моих родителей… мертвыми.
Слово на его татуированном кинжале «Вечно». Да, это было уместно, потому что эта память будет вечной в моем сознании. Навсегда…
Слеза вырывается и скользит по моей щеке. Желая, чтобы другие слезы ушли, я стягиваю платье с себя. Вздох проносится по толпе в комнате, когда ткань плывет по моим ногам. Все в шоке от того, что я сделала.
— Четыре миллиона долларов, — говорит Жак, когда платье падает на пол, собираясь у моих ног.
Вот тогда я смотрю на него, но не могу ответить на его улыбку. Эта улыбка — я владею тобой должна сбить меня с ног. Она должна срубить меня, как траву, и показать, кто тут главный, пока его глаза изучают мое голое тело. Обнаженное, за исключением тонкого слоя ткани, который прикрывает мою киску.