Злой Сатурн

Выплывшая из-за леса луна уже залила землю голубоватым, мерцающим светом, когда управились с могилой. Место для Верескова выбрали хорошее, на небольшом бугре, под высоким кедром. Кругом в разные стороны по склону разбежались березы. Летом они весело шумят листвой, а сейчас печальны и тихи. Их голые ветки похожи на паутину с запутавшейся в ней луной. Такая же паутина, сотканная из теней, пролегла на снегу, в котором утонули березы.

Зяблов стряхнул с колен землю, собрал инструмент и только тут почувствовал, как вспотевшее тело охватила холодная дрожь. Поеживаясь, он плотнее запахнул полушубок, крякнул.

— Эко, морозит… — и осекся.

Егор Устюжанин, сдвинув на затылок шапку, внимательно к чему-то прислушивался, приложив ладонь к уху.

— Ты чего?

— Тихо, слушай!

Откуда-то сверху, из ночной темноты неслись глуховатые, полные тревоги звуки: кли-инк, кли-инк!

— Лебедь! — пояснил Устюжанин. — Видать, отбился от стаи.

— Куда же он теперь? Вся птица позавчера пролетела, когда мы от Кедровки к Нагорному плыли. Ох и сила шла! Стая за стаей — тысячи, только свист стоял. Гуси, лебеди, турпаны, крохали! Как настеганные перли. Сроду такого лёта не видел.

— Здесь каждый год так. Весной постепенно прилетают, не так заметно. Зато перед ледоставом всем скопом на юг жмут.

— Пошто этот задержался?

— Кто его знает. Может, больной или раненый был.

— Догонит своих, как думаешь, Егор Ефимович? — с беспокойством допытывался Зяблов.

— Если в степях озера не замерзли, может, и догонит. Только сомневаюсь. Раз от стаи отстал — едва ли выживет. Это как у людей. Считай, гиблый. Много ли в одиночку сделаешь?

Глава тринадцатая

— Дядя Ваня! — едва перешагнув порог, провозгласила Инга. — Вам почта!

Иван Алексеевич, составлявший отчет об отпуске леса, поморщился при виде груды конвертов. Канцелярщину он не любил, полагая, и не без основания, что чем больше напишет бумаг, тем меньше у него останется времени на дело.

— Ну, здравствуй, племянница! — улыбнулся он.

Целый месяц, прошедший после похорон Верескова, они не виделись, и сейчас он с удовольствием отметил, что к девушке вернулась ее прежняя жизнерадостность, снова лукаво глядели чуть раскосые, темные, как вишни, глаза. И только бледное, осунувшееся лицо говорило о пережитом.

— Проходи! Давно я тебя не видел.

Инга сбросила шубку, стащила с головы пушистую заячью шапку, сшитую ей отцом, из ее же охотничьих трофеев, тряхнула кудряшками. Иван Алексеевич присвистнул.

— А где коса?

— А ну ее! Надоело возиться. Никто сейчас кос не носит.

— За модой гонишься? Хорошо хоть под машинку не обкарналась!

— А так не нравится? — кокетливо прищурилась она.

— Да не-ет, — протянул Иван Алексеевич. — Вроде бы ничего, соответствует.

— Севка тоже похвалил, — с притворной скромностью ответила Инга и вздрогнула: за спиной громко, с подвыванием зевнул сеттер. — Фу, Верный, напугал!

Пес потянулся, положил морду Инге на колени и блаженно зажмурился, когда теплая рука стала ласково трепать его ухо. И вдруг Инга спохватилась.

— Чего это я расселась? Побегу. Мне еще по трем адресам почту разнести надо!

— Счастливо, коза! Заходи чаще. Когда хоть свадьба будет? Не забудь пригласить.

— Вот еще — свадьба! Жених пока не нашелся подходящий!.. Ну пока, дядя Ваня!

После ухода Инги Иван Алексеевич, закурив, стал разбирать принесенную почту. Счета, требования на отпуск леса, наряды, всевозможные бланки для заполнения и срочной отсылки в лесхоз.

Вскрыв очередной конверт, он вытащил из него пачку листков, исписанных быстрым, угловатым почерком. Удивился. Но когда прочел: «Дорогой Иван!», почувствовал, как ухнуло сердце и вспыхнуло лицо. Чем дальше читал, тем больше охватывало его смятение. В памяти всплыл осенний ненастный день и золотистый листок, упавший с рукава гостьи. Какого же дурака он тогда свалял! Иван Алексеевич поморщился.

Несколько минут сидел не шевелясь. Затем снова взял письмо.

«Фамилия девушки, которую я оперировала в Кедровке, напомнила мне одну карпатскую историю…»

Иван Алексеевич еще раз пробежал глазами написанное. Только сейчас до него дошел смысл фразы, когда-то случайно оброненной Вересковым: «Проштрафился на фронте…»

Иван Алексеевич бережно собрал листочки, сложил в конверт и спрятал в ящик стола. Взглянул на принесенную почту, вздохнул и принялся за работу.

Зимний день короткий. Солнце, большое, красное, низко проплывает над горизонтом и, озябнув, спешно скатывается за линию гор. Пришлось зажечь свет. Электричество появилось в поселке три года назад, когда установили для пилорамы движок. До этого пользовались керосиновыми лампами. Они и сейчас в ходу у тех, кто долго засиживается, — движок работает лишь до полуночи.

Прибегать к керосиновой лампе на этот раз не пришлось, к десяти часам Иван Алексеевич подписал последнюю бумажку. Он открыл форточку, жадно вдохнул ворвавшийся морозный воздух и, уже в который раз, подумал о том, что пора бы кончать с курением. С этой благой мыслью отправился на кухню выпить чайку перед сном. Он уже допивал второй стакан, когда услышал стук калитки и скрип снега на крыльце.

Это пожаловал Чибисов. Помогая ему раздеться, Иван Алексеевич с сожалением произнес:

— Опоздал Павел Захарович. Всю заварку слил.

Чибисов махнул рукой.

— Обойдусь. Извини, что поздно побеспокоил. Жена наказывала дров выписать, а я в отделении закрутился, и совсем из памяти вышибло. Сейчас домой иду, увидел у тебя свет, вспомнил.

— Ну что ж, пройдемте, гражданин, оформим выписку! — рассмеялся Иван Алексеевич.

Вручая Чибисову наряд и квитанцию, сказал:

— Дрова отпустит Устюжанин. Договорись с ним, он на своей лошади и вывезет.

Чибисов спрятал в карман документы, поинтересовался:

— Почему у вас дрова дешевые? В гортопе с меня вдвойне брали.

— Мы ж их получаем за счет ухода за лесом. Вырубаем больные, сухостойные, для осветления и прочистки. А в гортопе заготовка дров — основное дело. Им специальные лесосеки отводят. Штат большой, ну и накладные расходы соответственно. Ясно?

— Куда уж ясней! — хмуро откликнулся Чибисов. — Я этим гортопом займусь. Поинтересуюсь его накладными расходами.

— Зря время потратишь. Криминала нет. Экономисты точно подсчитали. А вот насчет всяких махинаций дело иное. Учет в лесном деле сложный, а если еще его сознательно запутать, так сам черт не разберется. Лет пять тому назад, тебя здесь еще не было, гортоповские ловкачи южным заготовителям деловую древесину как дрова отгрузили, а разницу в цене поделили по-братски. Громкий процесс был.