Змеиная вода
Шрифт:
Захар к их числу явно не относился.
– Ангелина… я узнал бы её… но она изменилась. Как будто огонь внутри погас. Но и она меня узнала. Только… такое чувство, что сквозь сон. Она и сама будто во сне этом пребывала. Мне это сразу показалось странным. И что матушка её не отпускает Ангелину ни на шаг. Я поинтересовался у своих. Осторожно… выяснил, что госпожа Каблукова многим жаловалась на здоровье дочери. Что, мол, та в печали постоянной пребывает. И говорит о самоубийстве. Но при этом от консультации менталиста Каблукова отказывалась. Мол, это дурно повлияет, вообще нельзя в мозги людям лезть и все такое… бред, как понимаете.
– Бред, - согласился Бекшеев.
Очень
Занимательный даже бред.
– Ваши знакомые, если понадобятся, показания дадут?
– Дадут, - Захар склонил голову. – А смысл? Та история уже мало кому интересна.
– Почему же. Мне вот весьма интересна…
А кроме того истории, изложенные на гербовой бумаге и заверенные печатями нотариуса, имеют на людей, о которых писаны, некоторое престранное влияние.
Да и вопросы задавать будет проще.
– Она не отпускала Ангелину ни на шаг. Якобы из опасений за её жизнь и все такое… не поверите, сколько сил пришлось приложить, чтобы убрать эту даму. Я, можно сказать, похитил Ангелину. Увез… из санатория.
– Куда?
– В госпиталь. В санатории было довольно тоскливо… да, платили там отлично. И место я получил по протекции. На это место много желающих было. Но душа требовала иного. Я в госпиталь и устроился. Помогать. Я хороший целитель.
– Уверен в этом.
– Вот… я отыскал знакомого менталиста…
Бекшеева передернуло, и реакция эта не осталась незамеченной.
– Не любите менталистов? – уточнил Захар.
– К сожалению… имелся печальный опыт близкого общения.
– Их никто не любит. Все боятся… на самом деле Авдеенко – отличный спец. Он и помог вытащить, чтоб с минимумом последствий. Ангелину держали на одном весьма интересном препарате, которого нет в свободной продаже.
– Не успокоительные капли?
– И близко. Хотя да, успокаивали отлично… препарат разрабатывался для психиатрических клиник. Предназначен для купирования состояний острого психоза, особенно когда он выплескивается агрессией… так уж вышло, что я… как бы…
– Испытывали и его?
– Не сам. Но под моим контролем испытания проходили, - Захар вытащил еще одну сигарету. – Боюсь, многого я сказать… не имею права…
– Понимаю, - Бекшеев огляделся. – Лавочки тут есть?
– Тяжело стоять?
– Да.
– Вам надо больше ходить. Медленно, но двигаться. Это немного выровняет кровоснабжение. А когда вы стоите или сидите, то мышцы не работают, это затрудняет движение крови, особенно по венам… впрочем, вы наверняка в курсе.
– В курсе.
– Лавочка вон там… и если что, угрызений совести за те дела я не испытываю.
– Врете.
С человеком, который привык к прямолинейности, говорить просто. И сейчас Захар смахнул с лысины невидимую пылинку и признался:
– Вру… хотя большая часть препаратов были нужны и полезны. Те же антибиотики… в перспективе они спасут много жизней, но все не так просто. Американцы не спешат делиться своими открытиями[1]. Вот и приходится самим… на ощупь… и смотреть, изучать, как оно влияет. Взять хотя бы пенициллин… он при туберкулезе бесполезен[2]. А вот стрептомицин уже очень даже помогает, особенно, если усилить его… и вот, чтобы понять, чем и в какой мере усиливать, и нужны испытания… но да, не всегда они безобидны и безопасны.
И не всегда проводились на добровольцах.
Но это к делу отношения не имеет.
– Главное… тот препарат при постоянном применении… он лишал человека воли. Не только воли… - Захар выдвинул челюсть вперед, даже сейчас он испытывал ярость. И сигарету, которую так и не закурил, смял, чтобы бросить
в кусты.А вот лавочка нашлась в этих самых кустах.
Хорошая такая. Крепкая. И Бекшеев с немалым облегчением опустился, вытянул ногу.
– Помочь?
– Не стоит.
– Давайте… сила бродит. Скинешь, и легче становится… Ангелину пичкали этой дрянью. Не скажу, что давно. Там хватает пары недель, чтобы человек превратился в мычащее животное. Так что начали или перед поездкой, или незадолго до неё. Я вывел эту дрянь из крови. Почистил… в госпитале были хорошие системы. Менталист помог стабилизировать состояние разума… отмена порой дается весьма непросто.
Захар присел у лавки.
– Штаны снимать? – осведомился Бекшеев. И прозвучало раздраженно.
– Если только хотите наших пациентов впечатлить.
– А…
– Вон, смотрят… второй этаж. Там те, кто задерживается в этой богадельне…
Стекла поблескивали на солнце и разглядеть, кто скрывался за ними и скрывался ли вовсе, было невозможно.
– Только сидите смирно… и если орать вздумаете, то постарайтесь потише, а то народец у нас впечатлительный. Потом будут шептаться, что я вас пытал, - предупредил Захар. Руки его даже через ткань показались раскаленными. И Бекшеев поморщился.
Он постарается не орать.
– Что сказала Ангелина?
Очень постарается, потому что огонь пробирался, разгоняя кровь. Может, так оно и надо, но Бекшеев буквально ощущал, как плавятся мышцы. Так себе, честно говоря, ощущения.
– Надо же… вы крепче, чем кажетесь. Ангелина… сперва она не слишком понимала. Такая растерянность… она что-то помнила, что-то нет… впервые, пожалуй, я видел её слабой.
Боль заползала внутрь.
И чувство такое, что кости крутит. Того и гляди перекрутит…
– Она не знала, как оказалась здесь, в смысле, в санатории… к счастью, я успел вовремя. Не случилось… необратимых последствий. Я дал ей почитать заключение. И да, показания тоже есть, с заключением менталиста, как и результаты анализов. Я их еще тогда оформил.
– Отлично. Здесь?
– Взял с собой…
– Что Ангелина?
– Когда окончательно осознала, что произошло, пришла в ярость…
– Но заявления в полицию писать не стала?
– Я уговаривал. Я выступил бы в суде… в любом суде, хоть и самом высоком. Да и не только я. Еще пяток специалистов имелся. Но она отказалась. Наотрез. А настаивать… почему-то, когда дело касалось Ангелины, я никогда не умел настоять на своем. Вставайте.
– У меня ощущение, что вы ногу мне расплавили.
– Вставайте, вставайте… давайте… ну что вы как маленький, в самом-то деле… здоровый мужик…
– Если пытаетесь сделать мне стыдно, то не стоит, - Бекшеев с некоторою опаской все же поднялся. Нога и вправду ощущалась плохо, и дело не в боли, хотя и та была. – Подобные манипуляции на меня давно не действуют.
Захар лишь хмыкнул.
– Но встали же, - сказал он. – А теперь вперед…
– Еще скажите, что трость отбросить надо.
– А вот это уже лишнее… а про манипуляции вы зря. Это вы у нас опытный. А большинство моих пациентов поддались бы. Это Людочка у нас любит щебетать и вздыхать. От этих вздохов и здоровый себя больным ощущать начинает.
Бекшеев сделал шаг.
Нога держала. Боль усилилась, правда, несколько изменившись. Теперь ощущение было таким, словно в мышцу загоняли иглы. Много-много мелких игл. Он стиснул зубы, давя стон, и сделал еще шаг.
И третий.
Легче не становилось. Но насмешливый взгляд Захара мешал признать поражение. Стало быть, манипуляциям Бекшеев все же был подвержен.