Змей Горыныч и Клубок Судьбы
Шрифт:
— Вам надо, вы и п’иходите. Обществу сейчас не до ‘елигии!
Обществу сейчас вообще ни до чего не было дела. Оно готовилось к празднику. К первому общественному празднику. На площадь выносились теперь общественные столы и скамьи, накрывались в одночасье ставшими общественными скатертями. Общественную посуду наполняли общественные праздничные блюда. Каждый член Общества старался показать себя наиболее полезным. И всем поголовно это удавалось! Никогда прежде в Городе-у-Топи не случалось подобного пиршества. После, впрочем, тоже.
Потому что первым произносить речь попросили общественного
— Г’аждане! Го'ожане! Това'ищи! Д'узья! Общество победило! Позд'авляю вас! Тепе'ь мы сами 'ешаем нашу судьбу! Никто нам не помеха! Этот го’од наш! П'едлагаю отныне так его и называть — Наш го'од!
Под одобрительные радостные крики молодой человек пригубил кубок. И больше к спиртному в тот вечер не прикасался. Неспроста. Он ждал скорого появления нежданных и незваных гостей.
Гости не заставили себя ждать. Под ритмичные степенные удары переносного колокола на площадь ступила процессия. Во главе ее шествовал монах в черной сутане со штандартом в руках. Следом попарно двигалась дюжина священников с толстыми свечами. И лишь за ними тяжело ступал настоятель храма. Был он объемен и улыбчив. До встречи с общественным деятелем.
Молодой человек заранее покинул почетное место во главе стола и встретил процессию на краю площади:
— Доб’ый вече'! С п'аздником!
— И тебе здравствовать, сын мой! — благосклонно ответствовал настоятель.
— Спасибо! Но я, увы, не имею чести состоять с вами в 'одственных связях.
— Все мы дети Господа.
— В таком случае, мы с вами можем быть максимум б'атьями.
Заявление поставило настоятеля в тупик. Некоторое время он молчал, потом вновь улыбнулся, но уже не так уверенно:
— Что ж, с этой точки зрения я прежде вопрос не рассматривал. Хорошо, давай поговорим, как брат с братом.
— Давай, — легко перешел на «ты» молодой человек. — О чем же будет наш 'азгово'?
— Церковь в моем лице готова внести свою лепту в становление нового Общества, — решил действовать напрямую священник, — досконально известно, что без истинной веры человечество обречено прозябать…
— Я с тобой сове'шенно солида'ен. Истинная ве'а к'айне необходима. И ве'а эта — в светлое будущее!
— Светлое будущее под знаменем закона божьего!
— И почем опиум для на'ода?
— Скажи наркотикам: «Нет!» — глаза священника грозно сверкнули.
— Именно это Общество и сказало. 'абство — вот самый ст'ашный на'котик. Неважно 'абство госуда'ственное или божье. Мы — не 'абы, 'абы — не мы! В Нашем го'оде свободное Общество! Мы не стадо и в пасты'е не нуждаемся, благода’им за п'едложение!
Настоятель впал в ступор. Он разинул рот и часто моргал. Но общественный деятель не дал ему опомниться:
— Ступайте, б'ат мой, подоб'у-поздо'ову, не п'о вас наш общественный п'аздник! А'ивиде'чи!
Молодой человек вернулся к столу, поднял бокал и провозгласил очередной тост:
— Впе’ед в светлое будущее, това’ищи!
Глава 25
А что же городской волшебник?
Никто его не прогонял. Не успели. Гораздо позже общественный деятель создал миф о великом подвиге Общества. На самом деле в злополучный четверг, незадолго до появления в Городе-у-Топи молодого человека в апельсиновых
штиблетах на босу ногу к магу пришел Мастер.Мастер, как обычно, не стучал и не ждал приглашения. Мастера вообще не жалуют двери. Он просто пришел. Сразу в кабинет.
— Здравствуй, Горын!
— Здравствуй, Мастер! Что-то случилось или что-нибудь произойдет?
— И то, и другое.
— Начни с плохого.
— Почему с плохого?
— Потому, что, когда приходит Мастер, ничего хорошего не происходит.
Волшебник Горын, как обычно, оказался прав.
— Сюда идет Мастер.
— Так ты уже вроде здесь. Или я чего-то не понимаю?
— Скоро в Город-у-Топи войдет еще один Мастер. Только он еще не понимает своей сути. Но уже интуитивно стремится создать собственный мир. И начнет он именно отсюда.
— Почему ты так уверен?
— Место подходящее. Нестабильное. Пограничное состояние, тонкий баланс. При этом готовая база с населением и инфраструктурой. Есть от чего отталкиваться и — главное — к чему стремиться.
— И к чему же стремиться?
— Каждый Мастер — загадка. Никто не угадает, что он задумал. Даже другой Мастер. А уж в нашем случае… И откуда он здесь только появился! — тяжело вздохнул Мастер.
Горын молчал в ожидании следующей порции информации. Мастер не разочаровал:
— Пропал Город-у-Топи. Уходить тебе надо. Немедленно.
— Как? Вот так, все бросить?
— Именно так. Сам не уйдешь — выживут. Кому, как не тебе, знать о возможностях Мастера! А теперь представь, что возможности у человека имеются, но он о них не подозревает и пользоваться правильно ими не обучен. Он просто делает, и у него все вдруг получается! Скоро тут такое начнется!
— Тогда мне ни в коем случае нельзя оставлять дом! Здесь библиотека, лаборатория, артефакты. Нельзя допустить, чтобы в доме волшебника хозяйничали посторонние! Это обычно печально заканчивается.
— Здесь я с тобой полностью согласен. И именно поэтому тебе нужно уходить. О безопасности позабочусь я.
— Как?
— Единственным доступным мне способом. Зато надежным на все двести пятьдесят процентов.
Горын недоуменно смотрел на Мастера. Мастер оценивающе глядел на волшебника:
— Готов? Терпеть не могу им пользоваться. Но сейчас другого выхода нет, — он глубоко вздохнул, — Мастерским Произволом ни один утопец не проникнет в этот дом!
Волшебник исчез. Он ведь тоже был утопцем.
Мастер осторожно вынул из-за пазухи внушительный сверток и аккуратно водрузил на стол. Развернул сначала кожу, затем пуховый платок. Внутри оказалось очень большое яйцо.
— Теперь ты в полной безопасности, можешь смело вылупляться! — обратился к яйцу Мастер.
Яйцо треснуло.
Глава 26
— Что-то долго соединение идет, — Горыныч прервал рассказ и внимательно изучил листок с недавно составленной им формулой. — Я совсем забыл! Для завершения операции необходима перезагрузка. А ты счастливчик — с первой попытки получилось. Я свою карту памяти раз пять загружал. Значит, так. Перед сном положи это, — он протянул Ивану тонкую пачку бумаг, — туда, где точно найдешь. Не удивляйся, если утром карта памяти будет выглядеть иначе.