Змей на лезвии

– Коли пригласите… так приду.

Дедич старался держаться невозмутимо, но Бер угадывал в нем тайное сомнение – и волнение.

– От имени бабки моей, госпожи Свандры, и всего дома нашего, приглашаю, – Бер поклонился, – пожалуй к нам отправить стол [3] на девятый день, батюшка.

Дедич слегка хмыкнул, но благосклонно кивнул:

– Пожалую, коли просите.

С тем родичи и отбыли назад в Хольмгард. Кровного родства между Лютом и Бером не было, но оба они состояли в довольно близком родстве с покойным Улебом и теперь, занятые улаживанием его посмертных дел, стали считать друг друга за братьев. Оба невозмутимо гребли и думали, глядя в синие волны могучей реки, об одном и том же: из того громадного дела, что им предстояло, они сегодня делают первый маленький не шажочек даже, а приступ к шажочку. И сколько их еще будет впереди, пока они смогут с чистой совестью обратиться с духу Улеба: мы отомстили за тебя, отныне тебе открыта дорога для возвращения в белый свет! Ведь тот, кто злодейски погублен и не отомщен, возродиться в потомстве не сможет, а вместе с тем от общей удачи рода будет оторван кусок. Чтобы сохранить в целости родовую долю, не дать ей уменьшиться – ничего не жаль. Поэтому месть – непременная обязанность свободного человека, ради мести не жалеют жизни и преследуют эту цель, бывает, по многу лет, лишь бы не ослабить свой род, не опорочить его прошлое и не подрубить будущее. День за днем, по мере того как отпускало потрясение и ужас после убийства Улеба, Бер и Лют все сильнее осознавали, какой тяжкий долг ложится на их плечи и утверждается там. Лют был старше почти на десять лет и гораздо опытнее в делах, связанных с пролитием крови: семнадцати лет он уже принял деятельное участие в той войне с древлянами, на которой погиб князь Ингвар, да и дальних опасных поездок он совершил немало – от Царьграда до Франконовурта, двора немецкого короля Оттона. Этот новый долг он принял со спокойной уверенностью, что так надо. Бер тоже ничуть не сомневался, что обязан его принять, и не был склонен к трусости и малодушию, но, имея меньше опыта, втайне волновался перед таким испытанием.

3

Отправить стол (за какой-то срок) – справить поминки.

С детства Бер знал, что род его среди прочих человеческих – почти то же, что Иггдрасиль среди прочих деревьев. Его предки, пришедшие двести лет назад из Свеаланда в Гарды, происходили от самого Одина, и Бер уже в десять лет мог перечислить все без малого тридцать поколений, разделяющих его и Владыку Асграда. Все они жили в нем: Скъёльд, сын Одина, его сын Фридлейв, потом Мир-Фроди и так далее, до Харальда Боевого Зуба. Бер знал все саги об их деяниях, стихи скальдов, прославлявших их подвиги. Более близкие его предки, жившие здесь, в Гардах, тоже не сидели сложа руки: они подчинили себе обширные земли на запад, на юг, на восток до самого Утгарда, до путей в далекие сарацинские страны. Захват Киева Олегом Вещим – изначально его знали в Хольмгард под именем Хельги Хитрого – и брак между старшим сыном Сванхейд и старшей племянницей Олега, Эльгой, присоединил к этим просторам и южные русские земли. Теперь всем этим владел сын Ингвара и Эльги, Святослав, двоюродный брат Бера, на пять лет его старше. Родство их было даже двойным: их отцы были родными братьями, а матери – родными сестрами. Бер и Святослав были схожи лицом: серо-голубыми глазами, светлыми волосами, очерком лба и бровей. Но в душевном их укладе не было ничего общего, кроме храбрости, и знакомство принесло им лишь острую взаимную неприязнь.

Раньше Бер чувствовал только гордость, что принадлежит к такому роду, и мечтал о собственных подвигах на суше и на море. После гибели Улеба он осознал, в чем должен заключаться его главный подвиг – не допустить, чтобы уменьшилась родовая удача. Сделать так, чтобы предки в Валгалле и те, кому еще только предстоит родится, не стыдились его. Он чувствовал себя не просто серединой этой цепи, но поворотным звеном, от которого зависят честь прошлого и надежды будущего. Только бы не сломаться…

Думая об этом, Бер стискивал зубы над веслом. Он готов был отдать все – но будет ли этого достаточно?

К тому времени как лодка подошла к внутреннему причалу Хольмгарда, Мальфрид уже стояла там – в белом платье, с длинной русой косой у синей воды, она напоминала печальную русалку. Когда Бер и Лют высаживались, она взглянула на них с вопросом и тоской:

– Они не пожелали?

– Не грусти! – Бер приобнял ее за плечи. – Он согласился поговорить с мертвыми и приехать к нам сюда стол отправлять. Послезавтра. Так что расстарайся насчет блинов и киселя.

– Он… кто?

– Харальд Боевой Зуб! – с упреком ответил Бер. – Ну Дедич, конечно. Ты думаешь, я стану звать старикана?

– Звать надо того, кто хорошо дело сделает! – горячо ответила Мальфрид, как будто не слонялась по причалу в надежде, что Бер привезет Дедича и даст ей надежду на примирение с отцом второго ее ребенка.

– Я и позвал, кто хорошо сделает. – Бер снова обнял ее. – Все еще наладится!

Мальфрид вздохнула: тень Улеба сильно омрачала их мысли и мешала ее надеждам на доброе будущее для себя и детей. Не так давно она была уверена, что вскоре выйдет замуж за Дедича, и была рада этому; но явился Святослав и все разрушил, будто змей летучий. Теперь она хорошо понимала: та честолюбивая тяга, которую она когда-то принимала за любовь к нему, родилось только из девичьей глупости и, быть может, загубило ее долю навсегда. Ее позор, гибель Улеба – всему этому был виновником Святослав, и нынешнее ее чувство к нему напоминало ненависть, не то чтобы пылкую, но глубокую и прочную. Она видела в киевском князе одно только зло и хотела, чтобы он поскорее убрался отсюда. Пусть выполнит свой долг, обеспечит их общего сына долей в родовых владениях – и пусть это будет последний раз, когда она его увидит!

Первым делом Лют и Бер прошли к Сванхейд – она лежала в шомнуше, отдыхая после поездки к ивам, – и рассказали, что волхва следует ожидать на вторые поминки. Выйдя от нее, Лют хотел вернуться к своей дружине в полевой стан возле Хольмгарда, но Бер кивнул ему на старую избу своего отца:

– Пойдем потолкуем.

– Мне бы моих дренгов проведать. Пойдем ко мне лучше.

– Ничего твоим дренгам не сделается, никто их не съест. А в шатре каждый чих слышно.

Больше не возражая, Лют пошел за ним. Изба, которую когда-то еще Олав конунг велел выстроить к женитьбе его среднего сына Тородда, стояла здесь же во дворе, вблизи от большого конунгова дома. В ней родился Бер и его сестры, но в последние лет пять он жил там один: отца его Святослав отправил посадником в Смолянск, в землю кривичей и смолянской руси.

Войдя, Лют невольно огляделся с мыслью: отсюда Улеб вышел, чтобы больше не вернуться. Здесь он жил в те дни перед убийством, на какой-то из этих лавок спал. Изба, хоть и стояла давно без собственной хозяйки, заброшенной не выглядела: Мальфрид приглядывала здесь за порядком. К роскоши убранства Бер тяготения не имел, да и приходил сюда только спать; немногочисленная утварь была самой простой, дорогая одежда и оружие хранились в крепких дубовых ларях, при надобности служивших спальными местами.

– Давай-ка сочтем, – сказал Бер, когда они уселись. – Сколько нас – тех, кто должен мстить. Здесь и в Киеве. Я выспросил у Сванхейд: есть двенадцать степеней родства, которые имеют право на месть и наследство. По закону, первый мститель за убитого – сын. Но Улебова сына едва от груди отняли. Второй – отец.

– Это Мистиша. Хоть Улеб взабыль был от Ингвара, Мистиша его вырастил и от него не отказывался.

– Третий – брат. Брат ему я…

– В Киеве – младшие братья, Велька и Свенька.

– Не слишком малы они?

– Велька Малфе ровесник. Но это, ясное дело, как Мистиша решит, стоит ли ему… Свенька мал – ему двенадцать.

– Четвертый – сын сына, но это сразу пропускаем. – Бер грустно улыбнулся углом рта: взрослых Улебовых внуков пришлось бы дожидаться лет сорок. – Пятый – дед по отцу. Но тут хоть Свенельда брать, хоть Олава – их нет. Шестой – племянник по брату. Ни у кого из нас еще взрослых сыновей нет. Седьмой – племянник по сестре. У сестер его тоже дети малые. Восьмой – внук по дочери, понятно. Девятый – дед по матери. Это Торлейв, Уты отец. Он жив, но ему уже за шестьдесят. Десятый – дядя по отцу…

– Это я, – ухмыльнулся Лют. – И я еще не старый.

– А если считать через Ингвара, то это мой отец. Он тоже пока на ходу не скрипит. Ему и без того в Смолянске забот хватает, но будет надо, он нас поддержит. Дальше – дядя по матери. Это Асмунд и Кетиль, который в Выбутах сидит. Всего выходит восемь человек. Но мужской родни у нас больше, понадобится – помощь мы найдем. Еще есть Вальга, Асмундов сын. Да в Выбутах у Кетиля есть сын, он тоже взрослый.

– Вальга вернется – расскажет, как они там. Что думают.

На другой же день после убийства Асмунд отправил своего старшего сына, Вальгу, в Псков, уведомить сестру о несчастье. Очень хотел поехать сам, но не мог оставить князя, своего бывшего воспитанника, в такие тревожные дни.

– А вот я еще другого Торлейва забыл! – сообразил Лют, перебирая в памяти эти имена.

– Это кто такой?

– Сын Хельги Красного. А тот был двоюродный брат Уте, стало быть, Улебу Торлейв троюродный брат.

– Взрослый?

– На пару лет тебя старше. Бойкий парень, ученый – жуть берет. Греческий язык знает и хазарский. По-гречески читать и писать умеет.