Змей

Белла похолодела.

Роксбург. Всего в дне езды. Боже, так близко! Белла считала, что Джоан до сих пор живет в имении Бьюкена в Лестершире с ее дядей Уильямом, пока решается вопрос о попечении. Из-за осознания, что ее дочь была настолько близко, безразличная маска на ее лице растаяла как от кислоты.

Саймон внимательно следил за Беллой, точно зная, что его слова сделали с ней.
– Я полагаю, что это не имеет большого значения, поскольку вы не заинтересованы в предложении сэра Джона.

Он повернулся, чтобы уйти.

Белла сжала кулаки, пытаясь сопротивляться, зная, что все это игра, но была бессильна сделать это. Если есть хоть малейший шанс...
– что предлагает комендант?

Сэр Джон де Сигрейв был назначен Хранителем Шотландии, сэр Джон Спарк сменил его на посту коменданта Бервика.

Саймон самодовольно улыбнулся. Этот скот просто наслаждался.
– Сэр Джон разрешит вам написать девочке и гарантирует, чтобы вы получите ответ. Если ваша дочь захочет продолжить переписку, вам разрешат это, пока у монахинь не будет причин для недовольства. Как только вы примете постриг, девочке разрешат навещать вас так часто, как ей захочется.

Белла не могла дышать. Действительно ли это было возможно? Ей, наконец, разрешат встречу с дочерью? Или это была очередная уловка, чтобы добиться от нее послушания?

– Почему я должна верить вам? Комендант и раньше давал обещания.

Как только Беллу выпустили из клетки, ее тюремщики использовали возможность встречи с дочерью, чтобы держать ее в подчинении. Но когда встреча приближалась, они всегда находили небольшие провинности, чтобы отменить свидание.

– Вы не в том положении, чтобы выдвигать требования. Вы мятежница. Предательница. Считайте, что вам повезло, что вы до сих пор не висите в клетке. Я сказал сэру Джону, что он слишком мягок с вами, и это то, как вы отблагодарили его? Вы примете постриг, миледи, - глумился Саймон, - или вы будете не единственной, кто пострадает от последствий ваших поступков.

Белла знала, что он всего лишь пытался напугать ее, но это сработало. После неудачной попытки людей Роберта освободить ее из клетки, тюремщик не слишком тонко предупредил ее, что Джоан тоже пострадает, если она попытается сбежать.

Саймон злобно улыбался. – Даже не хочется думать о неприятностях, которые могут произойти с юной девушкой, у которой никого нет, чтобы защитить ее. Сейчас в Англии свирепствует лихорадка. А вы знаете, как легко простудится.

Кровь Беллы заледенела. Сердце гремело в ушах.
– Вы угрожаете молодой девушке? Моя дочь является единственной наследницей графа Бьюкена – верного подданного вашего короля. Он разрешит пролить кровь невинного ребенка, чтобы наказать ничтожную женщину?

– Ничтожную?
– фыркнул Саймон.
– Вы причинили королю почти столько же проблем, как король Гуд. Знаете ли вы, что коменданту Бервика пришлось принять закон, запрещающий ношение розовых роз? Я бы так и давил их каблуками, как король и сделает со всеми вашими друзьями повстанцами. Его глаза прищурились.
– И никто никому не угрожает, я просто констатирую факт. Вы же не хотите, чтобы девочку наказывали за действия ее матери, верно? Король хочет, чтобы вы стали монахиней, и если бы я был на вашем месте, я склонил бы голову и нашел немного смирения, чтобы усмирить свою опасную гордыню.

Саймон хлопнул дверью. Белла услышала, лязг засова и затем щелчок замка.

Обе меры предосторожности были излишни. Ее тюремщики знали, что она не сделает ничего, что подвергнет опасности человека, который волновал ее больше всего в мире. Ее судьба решилась еще в тот момент, когда Саймон вошел в комнату, вызов ее был иллюзорным. Пока Эдуард Английский удерживал Джоан, он контролировал Беллу.

Слеза скатилась из уголка глаз, прожигая путь вниз по ее щеке. Монашка. Всю жизнь заточенная в монастыре. Она не хотела...

Нет. Белла вытерла слезы с глаз. Неважно, чего она хотела. Она сделает все, что возможно, чтобы ее дочь была в безопасности.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Приближаться к вражеской крепости было не самым разумным решением для любого из людей Брюса, но для Лахлана, за голову которого назначили награду и разыскивали по всей Шотландии, это граничило с безрассудством. Если Лахлан будет пойман, или кто-нибудь узнает его, он по собственному опыту знал, что с ним произойдет. Хотя Лахлан знал, что он может выдержать самые жестокие пытки, он также был уверен в том, что совершенно не хочет пройти еще раз через подобное, но представилась возможность, и Лахлан решил использовать ее. У них будет гораздо больше шансов на успех, если графиня будет подготовлена, когда произойдет нападение. Кроме того, может у него больше не будет возможности?

Лахлан поглубже натянул капюшон (вообще-то для теперешнего сложного задания одет он был самым подходящим образом) , следуя за гвардейцем замка вверх по лестнице. Молодой английский солдат повернулся, чтобы посмотреть на него еще раз, но глубокий капюшон скрывал черты Лахлана, и его склоненная голова не способствовала разговору.

Если Лахлану еще не было гарантировано вечно гореть в адском пламени, то он обязательно получит такую возможность. Он был последним человеком на свете, который мог носить одежду священнослужителя. Бог знает, сколько грехов он совершил, просто приняв участие в войне. Тело адски чесалось. Кому нужна власяница из такой грубой шерсти?

Лахлан хотел оставить свои доспехи и одежду под власяницей, но Бойд и Маклин решили, что их смогут заметить. Вероятно, эти сволочи просто хотели видеть его мучения. Все четверо его товарищей выли от смеха, как только он надел эту проклятую тряпку. Даже Сетон, который получил изрядную долю колкостей от Лахлана за последние несколько лет - молодой рыцарь был легкой мишенью – вырвался из своей обычной задумчивости, чтобы посмеяться.

Они хотели получить еще одно удовольствие, выбрив ему тонзуру, но Лахлан послал их к черту. Он решил носить короткие волосы, как и другие члены Хайлендской гвардии, но проклятая лысина на макушке ему не нужна. Ему просто повезло, что монах также был священником.

Казалось, будто они будут подниматься бесконечно, но пройдя пять этажей, они, наконец, добрались до верхнего этажа башни. Человек, ведущий его, кивнул в знак приветствия охраннику у двери.
– Священник, - сказал он, - чтобы увидеть леди.

Тот нахмурился. Лахлану не понравился его взгляд. Он был крупнее, старше и умнее, чем солдат, который привел его к башне. Хотя у Лахлана был небольшой кинжал, привязанный к ноге под рясой, он не хотел его использовать. Трупы были верным способом предупредить неприятеля.

– Сэр Саймон не сказал мне, что сегодня будут гости, - сказал охранник.
– Только слуга леди.

Лахлан постарался принять самую благочестивую и услужливую позу, ссутулился, чтобы скрыть свой рост. Но ему было неизвестно, каково это – выражать перед кем-либо смирение или подобострастие, и он боялся, что получается дерьмово. Лахлан достал пергамент из своего балахона и протянул охраннику.
– Мое предписание, - сказал он со всей кротостью, на какую только был способен.

Хмурый взгляд охранника стал более подозрительным от глубокого голоса Лахлана, что никаким притворным смирением нельзя было замаскировать. Охранник заглянул в темную тень капюшона, но пергамент взял.