Змея, крокодил и собака

– Вы, – сказал он мне накануне нашего отъезда, – вы, фрау Эмерсон, главный вопрос есть. Моё первоначальное впечатление всем, что я видел с тех пор, подтвердилось. От уз брака убежища ищет память его. Во всём остальном восприимчив он, и с относительным спокойствием принимает то, что говорят ему. Только в этом вопросе упрямится по-прежнему он. Следуйте за ним в прошлое. Восстановите безразличие, с которым относились вы к нему тогда. Действуйте так. А потом... по появившимся обстоятельствам действуйте.

Сайрус огорчительно разочаровался в докторе Шаденфрейде с тех пор, как сей выдающийся джентльмен высказал свои взгляды на брак и предосудительные привычки мужского пола. Как и большинство мужчин, Сайрус в глубине души был тайным романтиком и с безнадёжной наивностью судил о людях. Женщины более реалистичны – а я, смело могу утверждать, не впадая в противоречие, сверхреалистична. Совет доктора воззвал к определённым чертам моего характера. Вызов мне по душе, и чем сложнее задача, тем с большей охотой я примусь за её решение, засучив рукава. Я уже сумела когда-то завоевать сердце Эмерсона, несмотря на значительные разногласия, поскольку он был ярко выраженным женоненавистником, а я – не красавица, и никогда ею не была. Если духовная связь между нами, связь, отвергающая пределы времени и плоти, столь же сильна, как я верила, тогда я снова смогла бы свершить то же самое. Но если она существовала только в моём воображении... Я не хотела и не могла даже думать об этом.

Таким образом, слегка дрожа и насторожившись, я последовала за Эмерсоном в салон, служивший Сайрусу также библиотекой и комнатой для занятий. Он представлял собой симфонию в малиновом и кремовом с добавкой золота. Даже рояль был позолочен – одна из немногих досадных уступок Сайруса отвратительному трансатлантическому вкусу. Эмерсон бросился в кресло и достал трубку. Пока он возился с ней, я взяла рукопись со стола. Это была та самая сказка, которую я читала в Каире; я взяла её с собой в попытке отвлечься.

– Полагаю, наступила и моя очередь держать экзамен, – сдержанно промолвила я. – Перевести? Это «Обречённый принц», сказка, с которой вы, несомненно, знакомы.

Эмерсон отвлёкся от набивания трубки и поднял взгляд:

– Вы читаете иератику?

– Не очень хорошо, – призналась я. – Это иероглифическая транслитерация Уолт… э-э… Масперо. – И без дальнейших церемоний начала: – Был, говорят, некогда один царь, не имевший сына. И царь вознёс молитвы богам, и те снизошли к его просьбам. Когда молодой принц родился, семь богинь Хатор пришли, чтобы решить его судьбу. Они сказали: «Он примет смерть от крокодила, или от змеи, или же...»

Невидимая рука сжала мне горло. Суеверие – отнюдь не слабость, к которой я склонна, но параллель внезапно поразила меня своей силой. Я поняла, что чувствуют несчастные родители, когда им предвещают гибель ребёнка.

Тогда, в Амарне, в самом начале нашего знакомства мы с Эмерсоном столкнулись с противником, которого я считала настоящим крокодилом, ожидающим на песчаном берегу, чтобы уничтожить влюблённого, стремящегося к своей избраннице^[162]. Нынче нам угрожал другой враг – человек, использовавший имя «Шланге». А Schlange по-немецки означает «змея».

Глупость, сказала рациональная часть моего разностороннего мозга. Фантазии допустимы, но они – самый грубый вид языческой ограниченности. Отбрось их! Пусть здравый смысл возьмёт верх над вызванным любовью страхом, ослабившим работу рассудка!

Не зная о болезненной борьбе, происходившей перед его глазами, Эмерсон саркастически спросил:

– Это и есть степень вашей подготовки?

– Я могу продолжить, если хотите.

– Нет смысла. Мне не требуется расспрашивать вас, чтобы проверить вашу квалификацию. Если Вандергельту можно доверять, то я уже достаточно осведомлён.

– Можно.

– И вы принимали участие в предполагаемой экспедиции, по поводу которой мой гостеприимный хозяин проявляет такое любопытство?

– Да.

– Она действительно имела место?

– Да.

– По крайней мере, в отличие от большинства женщин, она не трещит без умолку, – пробормотал Эмерсон себе под нос. – Хорошо, мисс… э-э… Пибоди. Куда, к дьяволу, мы направлялись и почему? Вандергельт утверждает, что ничего не знает.

Я рассказала ему.

Брови Эмерсона совершили несколько тревожных движений.

– Уилли Форт? Кажется, только вчера я говорил с ним... Вы говорите, что он мёртв?

– И его жена – тоже. Детали не имеют значения, – продолжала я, потому что стремилась позабыть некоторые из этих деталей. – Дело в том, что некто узнал: потерянная цивилизация мистера Форта – не фантазия, и только мы одни можем привести его к ней. Мы поклялись, что никогда не раскроем её местоположение...

– Да, да, всё понятно, – подхватил Эмерсон с ядовитой вежливостью. – Прошу простить меня, если выскажу некоторый скептицизм по поводу всего этого. Я сказал Уилли Форту, что он сумасшедший, и до сих пор не вижу никаких доказательств, противоречащих этому суждению. Вы со своим закадычным другом Вандергельтом могли выдумать эту историю по каким-то личным причинам.

– Вы по-прежнему считаете доказательства проявлениями постороннего интереса к своим делам, – возмутилась я. – Ваша ушибленная голова и эта жуткая борода…

– При чём тут моя борода? – Эмерсон, защищая, с силой вцепился в обсуждаемый предмет. – Оставьте её в покое, уж будьте так любезны. Я допускаю, что кто-то, судя по всему, проявляет дерзкий интерес к моим личным делам, но не так определённо, как вы...

– Как он может проявлять интерес? Он не знает ничего – за исключением того, что в этом месте хранятся невероятные богатства...

– Вы всегда перебиваете людей, когда они говорят?

– Не больше, чем вы. Если они продолжают...

– Я никогда не перебиваю! – рявкнул Эмерсон. – Будьте добры, разрешите мне закончить то, что я хочу сказать.

– Будьте добры, заканчивайте, – огрызнулась я.

Эмерсон глубоко вздохнул.

– Да, есть люди, затаившие злобу на меня. Я не стыжусь этого, наоборот – этот факт заставляет меня испытывать скромную гордость, потому что во всех случаях их негодование проистекает вследствие моего вмешательства в их незаконную или аморальную деятельность. Кроме того, я, как вы, возможно, заметили, сдержанный, благоразумный и молчаливый человек. Я не говорю людям всё, что знаю. Я не собираюсь триумфально извещать о своих познаниях целый мир. Я никогда не открываю рта, если только...

– О Боже праведный! – воскликнула я, вскочив. – Я вполне согласна с предложенной вами предпосылкой, и незачем было так долго её излагать: несомненно, существуют десятки людей, желающих убить вас по десяткам разных причин. Вам нужны доказательства того, что конкретный человек охотится за конкретными сведениями? Я предоставлю вам доказательства. Следуйте за мной.

У него не было выбора: либо повиноваться, либо оставить своё любопытство неудовлетворённым, потому что, говоря, я одновременно шла к двери. Тяжело ступая и бурча себе под нос, он следовал за мной, пока я не добралась до своей комнаты и не распахнула дверь.