Знак Единорога. Рука Оберона

Джулиан встал, подошел к Бенедикту, пожал его руку и что-то сказал ему.

Чем привлек внимание Ллевеллы. Та обернулась, закрыла книгу и отложила ее. С улыбкой подошла и поприветствовала Бенедикта, что-то шепнула Жерару, кивнула Джулиану. Завязалась теплая, дружеская беседа. Ладно же.

Четверо против троих, и двое в середине…

Я ждал и смотрел на компанию, болтающую у противоположной стены. Семья в сборе, можно в любую секунду потребовать внимания и приступить к тому, для чего я и собирал всех. Но…

Уж слишком все натянуто. Все мы чувствовали напряжение. Казалось, в библиотеке внезапно образовались два магнитных полюса. И мне очень любопытно было поглядеть, как же разлягутся железные опилки.

Флора бросила на меня быстрый взгляд. Вряд ли она за ночь успела переменить свои взгляды, если только не произошло чего-то непредвиденного. Нет, я был уверен, каким станет ее следующий ход.

И не ошибся. Я услышал, как она сказала, что у нее в горле пересохло и она не против выпить бокал вина. Потом повернулась и готова была шагнуть в мою сторону, но, видимо, ждала, что за ней последует Фиона. Когда этого не произошло, Флора на мгновение растерялась, понимая, что привлекла внимание всей компании. Однако она тут же нашлась: улыбнулась и подошла ко мне.

– Корвин, – сказала она, – ужасно хочется выпить.

Не поворачиваясь, чтобы не упустить подробностей живой картины, разыгрывающейся передо мной, я бросил через плечо:

– Рэндом, будь так добр, налей Флоре вина.

– Сию секунду, – сказал Рэндом, и вскоре я услышал соответствующие звуки.

Флора кивнула, перестала улыбаться и обогнула письменный стол справа.

Четыре на четыре, и осталась одна она. Ну, Фиона, огневой соразмерный образ твой… [16] Самоуверенная и наслаждающаяся этим, сестрица повернулась к овальному зеркалу в темной резной раме между двумя ближними стеллажами и принялась поправлять выбившуюся прядь у левого виска.

16

В оригинале искаженная цитата из «Тигра» Уильяма Блейка (1794), в переводе использована другая строка той же строфы.

Что-то вспыхнуло у ее левой ноги, зеленовато-серебристое на красно-золотом орнаменте ковра.

Мне хотелось и выругаться, и рассмеяться одновременно. Вот мерзавка! Вечно выпендривается! И восхитительна как всегда. Совершенно не изменилась. Сдержав и проклятия, и смех, я шагнул к ней, ибо она знала, что я поступлю именно так.

Меня опередил Джулиан. Опередил всего на мгновение – он стоял на шаг ближе и, возможно, заметил на долю секунды быстрее. Наклонился и поднял с ковра оброненную Фионой вещицу.

– Твой браслет, сестричка, – ласково проговорил Джулиан. – Этот дурашка зачем-то решил удрать с такой прелестной ручки! Позволь…

Фиона протянула руку, одарив Джулиана загадочной улыбкой и взглядом из-под пушистых ресниц. Джулиан застегнул на ее запястье цепочку с изумрудами, держа ладонь Фионы в обеих руках, и повернулся к компании у противоположной стены, которая просто пожирала глазами его и Фиону, хотя все изо всех сил делали вид, что увлечены разговором.

– Уверен, новый анекдот тебе понравится, – начал он.

Фиона улыбнулась еще загадочнее и высвободила руку.

– Спасибо, Джулиан. Я наверняка посмеюсь от души, когда услышу ваш анекдот. Боюсь, как обычно, последней. – Она обернулась и взяла меня за руку. – Однако же прямо сейчас меня мучит иное желание. Хочется вина.

Я под руку отвел Фиону к буфету и проследил, чтобы напитком ее не обделили. Пять на четыре.

Джулиан, который всегда предпочитал скрывать эмоции, принял решение чуть позже и последовал за нами. Он сам налил себе бокал, отхлебнул, секунд десять-пятнадцать молча смотрел на меня, затем произнес:

– Вроде бы все в сборе. Когда ты собираешься перейти к делу?

– Не вижу смысла ждать дальше, коль скоро все сделали свой ход, – вздохнул я с облегчением. – Пора, – обратился я ко всем сразу. – Устраивайтесь поудобнее.

Братья и сестры подошли поближе. Сдвинули кресла, расселись. Разлили вино по бокалам. Через минуту все были готовы слушать меня.

– Благодарю вас, – сказал я, когда шум затих. – У меня есть что вам сказать, и кое-что и в самом деле рассказано будет. Связано это с тем, что произошло ранее, и сейчас мы это услышим. Рэндом, поведай, пожалуйста, всем то, о чем говорил мне вчера.

– Хорошо, – отозвался Рэндом.

Я пересел на стул за столом, а Рэндом встал и устроился, как раньше я, на краешке стола. Я, наклонив голову, снова выслушал рассказ о том, как он общался с Брандом и попытался его спасти. На сей раз Рэндом излагал события более сжато, не вдаваясь в описание своих чувств и сомнений, которые, однако, виделись мне вполне отчетливо. Ощущали их и остальные – воцарилось молчаливое понимание. Я это предвидел и именно поэтому хотел, чтобы первым говорил Рэндом. Если бы начал я и принялся выкладывать свои подозрения, родственнички наверняка решили бы, что это старая добрая традиция выгораживать себя, любимого – после чего засовы на дверях их сознания с лязгом защелкнулись бы. А так, даже понимая в общем, что Рэндом рассказывает все это с моей подачи, они выслушают его и задумаются. Будут перебирать версии, пытаясь угадать, чего ради мне понадобилось созвать их всех. И я выиграю время, необходимое для того, чтобы успели пустить корни те предпосылки, на которые можно будет опереться грядущим доказательствам. А еще они будут гадать, сумеем мы представить доказательства или нет. Кстати, это и мне небезынтересно.

Словом, я ждал и смотрел, как все слушают Рэндома, – бесполезное, но неизбежное занятие. Даже не подозрительность, а элементарное любопытство требовало, чтобы я следил за лицами своих милых родственников, за их реакциями, догадками. За лицами, которые мне были знакомы ближе кого бы то ни было, насколько я вообще могу быть с кем-то знаком. И конечно же, на лицах этих я ничего не увидел. Вероятно, правы те, кто утверждает, что по-настоящему ты смотришь на человека лишь при первой встрече, а далее просто узнаешь его по уже отпечатавшемуся в памяти ментальному слепку. Мозги у меня достаточно ленивы, чтобы это походило на правду, способность к абстрагированию плюс нежелание заниматься рутиной позволяют избегать лишней работы. На сей раз я заставил себя наблюдать внимательнейшим образом, и все равно ничего не вышло. Джулиан напялил обычную свою маску ленивого удивления. Жерар, казалось, одновременно зол, поражен и задумчив. Бенедикт слушал мрачно, скептически. Ллевелла сидела печальная и непроницаемая, как всегда. Дейдра слушала как бы вполуха, Флора – с молчаливым согласием, а Фиона приглядывала за всеми, включая и меня, составляя собственный каталог реакций.

Речь Рэндома безусловно произвела впечатление. Никто себя, конечно, не выдал, но скука пропала, а прежние подозрения уступали место новым. Всем нашим было интересно. Даже увлекательно. И, разумеется, у всех возникли вопросы – сперва несколько, потом целый поток.

– Погодите, – прервал я родственников. – Пусть закончит. Кое-что прояснится в процессе. Об остальном спросите потом.

Кто-то кивнул, кто-то пробурчал что-то под нос, и Рэндом, продолжив рассказ, довел его до конца. То есть до драки с серомордыми громилами в доме Флоры, не забыв указать, что они были той же породы, как тот, что прикончил Каина. Флора подтвердила эту часть истории.

Пришло время расспросов, и я с утроенным вниманием стал следить за братьями и сестрами. Покуда обсуждают рассказ Рэндома, все нормально. Мне было важно избавиться от подозрений, что за происходящим стоит кто-то из наших. Как только это всплывет, разговор переключится на меня и запахнет жареным. Тогда будут произнесены нехорошие слова и создастся настроение, которое мне было вовсе не на пользу. Лучше сперва выложить на стол улики, оттянув само разбирательство на потом. Прижать виновника, если удастся, и укрепить свою позицию.