Знак Нефертити
Шрифт:
Он помолчал немного, глядя куда-то мимо нее, потом усмехнулся, протянул через стол руку, жестко ухватил ладонь, сжал в пальцах. И заговорил тихо, грустно:
— Знаешь, Ань, я ведь на своем веку всякой женской красоты перевидал… Куда там твоей Нефертити — прекрасному эталону. Эталон красоты, Аня, это вовсе не внешние признаки. Да и не в самом эталоне, собственно, дело. Красота — это любовь, Аня. Любовь, которая внутри, а не снаружи. А все остальное — глупость, придуманная испуганными людьми. Красота в сути любимого человека, как ни банально это звучит. А я, наверное,
— Не знаю… Я не верю, Иван… Может, ты не понял? Я ж тебе говорю — меня физически изуродуют…
— Но ведь любовь-то в тебе не отрежут? Запомни, Ань, — никогда нельзя добровольно отсекать от себя достоинство, дающее право на любовь. Ты что, единственная на свете женщина, с которой такая беда случилась? Да многие через это проходят — и ничего, и живут, и счастливы… Поверь мне — и ты тоже пройдешь с достоинством. Мы вместе это пройдем, Ань. Я буду рядом с тобой, я тебе помогу… Ну же, улыбнись, посмотри на меня!
Он снова больно сжал ее пальцы, встряхнул слегка. Вдруг что-то ударило в голову, пробежало по телу горячей волной, остановилось в солнечном сплетении, защекотало, зашевелилось… И вздохнулось легко, и разом ушли страх и стыд, и впрямь захотелось ему улыбнуться, и даже кокетливо улыбнуться! И произнести через эту улыбку — да, я тебе верю, Иван. Верю и… люблю. Люблю и верю…
Не успела произнести — вздрогнула от короткого стука в закрытую кухонную дверь, от голоса Антона:
— Мам, извини, тебя тут к телефону… Говорят, срочно…
— А кто это, Антош?
— Не знаю. Женщина какая-то.
— Подожди, Иван, я сейчас…
— Да, жду. Я теперь уже никуда не уйду, Ань.
— Да…
Вышла за дверь кухни, взяла из рук Антона трубку, бросила коротко:
— Слушаю!
— Здравствуйте… — потек из трубки мягкий вежливый женский голос. — Вы Лесникова Анна Васильевна?
— Да, я Лесникова Анна Васильевна. А в чем дело? Вы кто?
— Меня зовут Селиванова Мария Аркадьевна, врач-маммолог из тридцать второй районной поликлиники.
— Да, да… Я понимаю, я приду к вам завтра за направлением, Мария Аркадьевна. Я уже готова. А что, доктор Козлов…
— Да я, собственно, вам поэтому и звоню, Анна Васильевна. Хотела, конечно, завтра с утра, но не выдержала. Вот, решила избавить вас от лишних мучительных часов…
— В каком смысле? Простите, что-то я не понимаю ничего!
— А я сейчас вам все объясню, Анна Васильевна. Дело в том, что мне очень срочно понадобился отпуск, именно в ноябре… А заменить меня было некем. Вот, посадили на мой участок неопытного специалиста, только-только вылупившегося из интернатуры.
— Козлова, что ли?
— Да. Геннадия Григорьевича Козлова. Вообще-то он способный, вы не думайте. Просто… Просто из-за его невнимательности небольшая накладка произошла…
— Какая накладка? Боже мой, что-то я совсем ничего не понимаю… Даже голова закружилась…
— А вы сядьте, Анна Васильевна. Сели?
— Да… Села… — осторожно нащупала она рукой валик дивана. — Вернее, держусь…
— Дело в том, что он результаты маммографии
перепутал, в чужие конверты их разложил. Я вчера пришла в кабинет, чтобы разобрать бумаги, посмотреть, что да как, ну, и обнаружила трагическую ошибку. Он ваши результаты положил в конверт с надписью Весникова А.В., а результаты Весниковой — в ваш, с надписью Лесникова А.В. Представляете, даже инициалы совпали. Она Весникова Ангелина Викторовна…— И что? Я не понимаю…
— Да, я представляю, конечно, в каком вы сейчас состоянии, Анна Васильевна. У вас стресс, на вербальном уровне вы плохо воспринимаете информацию. Это ничего, это бывает. Поэтому говорю просто — с вами все в порядке, Анна Васильевна! Вы не больны! Это Козлов все перепутал!
— Погодите… Как это — перепутал? Да вы что такое… Я же за эту неделю чуть с ума не сошла! Представляете, что со мной было, что я пережила, к чему я готовилась?
— Представляю, Анна Васильевна. Но что делать — этот Козлов…
— Да я… Да я на вашу больницу в суд подам!
— Ну, слава богу, нормальная реакция пошла… А относительно суда — что ж, подавайте в суд, это ваше право, Анна Васильевна. А что делать? Козлов допустил халатность, Козлову и отвечать. Хотя жалко — он и впрямь способный мальчик.
— Да Козлов он, а не мальчик!
— Ну да. Козловы, они все такие… — грустно усмехнулась на том конце провода врач Селиванова Мария Аркадьевна. — На роду им написано быть объектом для отпущения. Пожалейте его, Анна Васильевна.
— Да мне-то от этого не легче, что он Козлов…
— Нет. Вам-то как раз легче. А представляете, как мне перед Весниковой Ангелиной Викторовной объясняться придется? Вот я сейчас поговорю с вами, а потом сразу ей надо звонить, приглашать завтра на прием… У вас счастье, а у нее…
— Да. Да, я понимаю.
— Поэтому я и решила вам первой позвонить, а уж потом… Ладно, Анна Васильевна, живите спокойно и будьте счастливы. А Козлову простите великодушно — с кем не бывает. Ну, он же еще мальчишка совсем…
— Да ладно, прощаю я вашего Козлова.
— Ну, вот и славно. Всего вам доброго, Анна Васильевна.
— И вам… И спасибо вам за звонок…
Нажала на кнопку отбоя, диким взглядом обвела гостиную. Все они собрались в этот момент в гостиной — ее близкие. Бывший муж Витя, дети Антон и Лерка, мама, подруга Филимонова, в дверях Иван стоит, опершись рукой о притолоку. Проговорила тихо, обращаясь ко всем сразу:
— Это доктор из поликлиники звонила… Ошибка вышла, нет у меня никакого рака, они данные перепутали. Здорова я, представляете? Категорически на сто процентов здорова…
Эта секунда навсегда осталась в ее памяти — объемно выпуклая секунда жизни, окрашенная всплесками коротких эмоций близких людей. Вот Витя слегка подался вперед из кресла, взметнул брови вверх в радостном удивлении. Вот мама прижала ладони ко рту, сверкнула взглядом через дрожащую линзу счастливой слезы. Переглянулись коротко Лерка с Герой, схватились за руки, как дети. Антон, сложив ладони на голову, медленно осел на корточки… И лишь Иван стоял в дверях изваянием, улыбался невозмутимо. Будто знал…