Золотая гора

Развязали сверок. Под одеялом оказался совершенно голый человек, худой, узкогрудый, без возраста, с мучительно-напряженным выражением лица. Бертиков взял его за руку. Лицо огородника вытянулось, сделалось изумленно-глуповатым.

– А пульс-то есть.

– И должен быть, - отвечала Ядвига.

– Так он что, живой?

– Я же объясняла!
– раздраженно воскликнула Ядвига.
– Он - жмых.

– Он воскреснет, мы воскресим его!
– выкрикнул сын Васятка и почему-то захлопал в ладоши.

– Надо торопиться!
– Ядвига вязалась за лопату.

И тут хлынул холодный частый дождь. Капли зашлепали по голому телу. Вода скапливалась в закрытых глазницах, в уголках рта, стекала по щекам. Влажная прядь редких волос на лбу завернулась колечком. Но сам жмых даже не вздрогнул.

– Скорее!
– почти истерически выкрикнула Ирочка.
– Ему же холодно!
– И плотнее закуталась в просторный плащ.

Наконец яму вырыли. Перепачканными в земле руками Ядвига прикрыла лицо жмыху куском полиэтилена.

– Ну что, опускаем?

Все замерли в нерешительности. Васятка жалостливо взглянул на Ядвигу.

– Я его любил, - Васятка всхлипнул.
– Как же я буду без него?

Ядвига не ответила, и первой взялась за угол одеяла.

– Лучше бы он просто умер, - проговорила тихо Ирочка.
– Нам было бы проще.

Через два часа они сидели в старом домишке Папаши, пили черноплодную брагу, закусывали квашеной капустой и картошкой. В углу распалялась жаром железная печка. Когда закуска кончилась, побежали во двор, надрали морковки с грядки, начистили и принялись жевать. Всех мучил страшный голод. Верно, от страха.

– У Папаши где-то мясные консервы припрятаны. Надо отыскать их и съесть, - предложила Дина.

– Вот он воскреснет, и покажет тебе, как жрать его консервы, пригрозил Васятка.

– Да не воскреснет он, все это чушь! В общем, так, я его сапоги забираю, и машинку счетную, и свитер, - объявила Дина.

– Свитер у меня, не все тебе хапать, дорогуша, - заметил Ирочка.

– Нахалка! Ты стаканы вчера забрала и одеяло теплое!
– взвизгнула Дина.

Она вся дрожала от обиды. Опять ее обделили, опять ей ничего не достанется. А она самая младшая, ей вообще шестнадцать, не то, что этим коровам-перестаркам!

– Прекратите!
– повысила голос Ядвига и стукнула ладонью по столу. Нам Папаша такое сокровище оставил, а вы из-за какого-то тряпья грызетесь!

– Разум Папаши должен перейти к кому-то одному. Делить его на две части просто варварство, - заявил Васятка.

– На четыре части, - поправила его Ядвига.
– Тебе, братец, полагается только четвертушка.

– О чем вы балакаете!
– воскликнула Дина.
– Разум целый, не целый... Мне нужны теплые колготки и новые сапоги!

– Динуля, яблочная моя, - раздался над ухом бархатный голос Бертикова, - у меня такие трусики есть голландские, да еще кофточка, закачаешься...
– Он накрыл ладонью Динину ладошку.
– Тебе Папашин разум ни к чему, ты же женщина, в конце концов, и красивая женщина. А я в долгу не останусь.

Дина растаяла от прикосновения этих больших и уверенных рук. Ей хотелось попросить еще куртку и сапоги, но Бертиков смотрел так выразительно, что Дина почему-то уверилась, что куртку и сапоги он подарит ей непременно. Просто так. После.

И Дина кивнула, соглашаясь. И потянулась простудными губами к полным ярко-красным губам Бертикова.

Ядвига уверенным жестом сдвинула пустые стаканы и тарелки, и Васятка водрузил на стол тяжелый баллон. Ядвига взяла плетенку из белых проводов, чем-то похожую на головную повязку, повертела.

– Я первая, - заявила Ядвига, и надела на голову паутинку из проводов.

Несколько секунд она сидела неподвижно, не решаясь повернуть ржавый тумблер на боковой приставке баллона.

– Подумай, Вигуся, прежде чем пить, - вкрадчиво заговорил Бертиков. Разум-то Папашин - мужской. Ну и кем ты станешь после этого?

Ядвига не ответила, резким движением повернула тумблер. Лицо ее секунду оставалось растерянным, а потом помертвело.

Ирочка налила себе полный стакан браги и осушила залпом.

– Ерунда. Я вообще ни во что не верю.

– А пить разум будешь?
– живо спросил Бертиков.

– Буду.
– Ирочка шагнула к печке и протянула ладони к огню.

– Это великая ошибка, делить разум на четыре части, - вновь вернулся к прежней теме Васятка. Его никто не слушал.

Бертиков, следивший за индикатором на баллоне, щелкнул тумблером и остановил перекачку.

Ядвига несколько секунд сидела неподвижно с закрытыми глазами, потом медленно стащила с головы белую паутину проводов.

– Ну, как?
– живо спросил Васятка.

Ядвига беззвучно пожевала губами, скорчила брезгливую гримасу и наконец выдохнула:

– Противно.

Следующая очередь была Дины, но Дина отрицательно мотнула головой, и тогда вперед выдвинулся Бертиков.

– Я вместо нее.

– Облапошил, значит, дурочку, - усмехнулась Ирина.

– Прошу не оскорблять!
– ринулась на защиту Бертикова Дина, и глаза ее сверкнули синими огоньками.
– У нас соглашение добровольное. И вообще женщине вся эта чушь ни к чему! Творческое начало всегда принадлежало мужчинам.

– Неужто думаешь, что Папаша тебе творческое начало оставил?
– Ядвига попыталась рассмеяться, но лицо ее перекосилось от боли.

А Бертиков уже присосался к баллону, и физиономия его под белой сеткой проводов выражала высшую степень блаженства. Ирочка подскочила к столу.

– Следи, чтобы он лишнее не сожрал!
– приказала она Ядвиге.
– Он такой, он все может слопать!

– Я слежу, - сообщил Васятка.
– Потому как моя теперь очередь пить.

– А я, значит, последняя, - Ирочка понимающе скривила губы.

– Тебе самое ценное достанется, - утешил ее брат.
– Создать образ воскрешения. Без этого ничего не получится.

– А Бертиков? Что получает он?
– встревожилась Ирочка.

– Саму перекачку, - отвечал Васятка, глядя на зеленый столбик индикатора.
– То есть технологию.

– Мы все - идиоты!
– заявила Ирочка.
– А Дина - самая большая кретинка во всех Огородах.

– Опять напали!
– вскрикнула Дина.
– Бертиков мне обещал...

– Заткнись!
– прошипела Ирочка.