Золотая гора

– Значит, вы поделили Папашин разум на четыре части, - сказал Одд. Но зачем?

– Так было завещано, - отвечала Ядвига.
– И мы все исполнили, как он приказал. Мне достался сад, Бетрею - вместо Дины - Мена, Ирочке - образ воскрешения, а Васятке - наставление жмыхам.

Генрих расхохотался.

– Что с тобой?
– Ядвига обидчиво выпятила губы.

– Ничего. Я вдруг подумал: а что если Папаша не умел рисовать? Что тогда? Какой образ воскрешения можно создать?

Глава 20. БЕТРЕЙ ИДЕТ НА ШТУРМ

Четыре аэро с золотыми эмблемами мены опустились на довольно обширную площадку там, где хребты Больших помоек плавно спускались к черной ленте Траншеи. Впереди зеленел Сад, а к Саду вел лишь один узкий мосток. Из первого аэрокара выпрыгнул господин Бетрей, из остальных - копатели. Большинство осталось на площадке, а двое последовали за главным менаменом.

Бетрей подошел к мосту через Траншею и остановился. Не потому что не решался идти дальше, в Сад, а потому что не мог двинуться с места - он как будто уперся в невидимую стену - лицом, грудью, коленями. От непереносимого сопротивления нос и губы его расплющило - как будто он прижался лицом к стеклу.

Копатели за его спиной остановились, ожидая.

Что за черт? Вернее, что за шуточки Ядвиги? Прежде Бетрей мог беспрепятственно заходить в Сад и проводить с собой, кого захочет. Правда, не более двух - каждого надлежало держать за руку. Но тут невидимая стена почему-то не пускала лично его. Его - наследника Папаши!

– В чем дело?!
– крикнул Бетрей.
– Ядвига, стерва! Пусти!

– Нельзя ли узнать сначала, зачем ты пожаловал?
– отвечала хозяйка Сада, появляясь на другой стороне моста.
– Годовщину, насколько я помню, праздновать еще рано.

– Я пришел за этим придурочным бизером.
– Бетрей отступил и принялся растирать ладонями лицо.
– Папаша велел его забрать...

– Представь, и мне Папаша велел его забрать, - насмешливо отвечала Ядвига.

– Быть такого не может!
– взъярился Бетрей.

– Это почему же? Думаешь, твоя часть Папашиного разума глупее моей? Не думаю... Особенно если учесть, что тебе досталось Динино наследство, съехидничала Ядвига.

Бетрей стиснул зубы.

– Пусти меня, и спокойно поговорим.

– Ни за что! Мистера Одда ты не получишь. Так что и говорить не о чем.

Он повернулась и исчезла за деревьями. Бетрей яростно навалился на невидимую стену, но не проломил.

Вот сука! Он повернулся и, оттолкнув копателя, что стоял на дороге, зашагал к своему аэрокару с эмблемой мены. Он уже ничего не понимал. Зачем Папаше этот мистер Одд, если Папаша его так боится. Во всяком случае, та часть, что досталась Бетрею, боится безмерно.

"Ты можешь что-нибудь объяснить, дерьмоед?
– обратился господин Бетрей к подселенцу.
– Или ты и сам ни хрена не понимаешь?!"

Но четвертушка Папашиного разума не отозвалась. Никакой подсказки. Растерянность. Полный коллапс. Ну и что теперь делать прикажете?!

Глава 21. ПЕТЛЯ ТРАНШЕИ.

Зачем он рассказал все это Ядвиге? Зачем? Он испытывал к этой женщине влечение, но отнюдь не доверие, и все же... что-то притягивало в ней, как магнитом. Стремление прикоснуться и тут же отдернуть руку. Ощущение нереальности, подделки. Она не та, за кого себя выдает. Она любит и ненавидит одновременно. Она его союзник, но на время. И он рассказал ей самое потаенное. Будто раскрыл карты перед игрою. А что было потом? Она поцеловала его. Или нет? Он ответил на поцелуй. Была близость. Или нет? Или он вообще ей ничего не рассказывал? Просто поднялся утром и вышел в Сад?

Генрих поднял голову. Деревья протянули над ним свои белые ветви одревесневшие руки жмыхов, выпростанные из земли. Генрих шагнул к ближайшему дереву и коснулся пальцами гладкого ствола. Прикрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. Сердце сжалось. Страшно захотелось жить. Он ощутил свою молодость, краткость прошлого и бесконечность дней впереди, которые наступят уже без него. И тело содрогнулась от страха в предчувствии холода, который наполнит руки, ноги, грудную клетку, и доберется до самого сердца. Наконец доберется.

– Я знал, что ты их почувствуешь, - раздался за спиной знакомый голос.

Генрих оглянулся. Леонардо стоял рядом и смотрел на него снизу вверх, как на икону. Генриху стало не по себе от этого взгляда.

– Я видел, как ты поднял жмыхов из траншеи. Я знаю, для чего ты пришел. Ты явился исполнить обещанное и воскресить всех. Мы тебя ждали. Очень долго. Ты будешь нашим богом и дашь нам новую жизнь, я знаю. Это главное занятие огородника - сидеть и ждать бога. И видеть его в каждом, кто намекает, что за спиной у него не рюкзак с овощами, а белые крылья. Но в этот раз я не ошибся. Ты - он!

От этих слов Генрих почувствовал тепло внутри, а на губах сладость, и горячая капля потекла вином, согревая растревоженную душу и пьяня. Предчувствие великого, сплавленного со смертельной опасностью охватило его. Будто завтра битва, а сегодня накануне. Он едва не закричал: "О Боже, не попомни мне грехи!.." И какое-то подобье трона, а следом и венца с зубьями в виде земляничных листьев замаячили в прозрачном воздухе Сада. Он уже хотел сказать: "да", и губы шевельнулись, но тут в мозгу всплыло: "Что ты такое, величья идол?.. В чем смысл и сущность твоего обожествленья?" И этот самый идол вдруг сделался почти осязаем - огромный золоченый истукан с гнилым запахом Клеток. И Генрих вспомнил Клетки, вопль безумной толпы, грязь, безделье и жажду немедленного чуда, вспомнил капризную требовательность и недолговечную истерическую любовь этих людей, и едва не задохнулся от отвращения.

– Нет, Лео, я не спаситель. Ты ошибся.

– Если ты откажешься, они просто сгниют. Ты же видел: они гниют в земле. Нельзя ждать так долго! Это выше всяких сил. Ты только подумай: бизеры называют их трашами. То есть дерьмо, мусор. Стать трашем... Разве такое можно пережить?

Генрих вздрогнул от боли, но все равно отрицательно покачал головой:

– Я художник и бизер. И только. Я не умею воскрешать. Я не знаю, как это делать.

– Ты не бизер, ты наш бог, - повторил Леонардо убежденно.
– Хочешь, я тебя нарисую? Хочешь, я молиться тебе буду каждый день? Хочешь?

Генрих хотел возразить, и не смог. Что-то застряло у него в горле, и слова не пошли. В самом деле, зачем он здесь?

Ищет того, второго?

Но не только.

Пришел, чтобы изменить огороды?

Опять не так.

Спасти огороды?

Зачем?

Верно одно: он пришел в огороды.

Но кто он?

Черный квадрат за спиною тянул к себе, как черная бездна. Генрих ощущал, как затылок наливается свинцовой тяжестью. Генрих запрокинул голову. Нигде не видел он деревьев такой высоты.