Золотая лихорадка
Шрифт:
Память гренландца не подводит; на площадке под вывеской "Vollkе's Wagens" ждут покупателей два таких же "илтиса", но без полицейского маячка и стандартного армейско-зеленого колеру, а на смотровой эстакаде механик копается в потрохах фольксвагеновского же "транспортера" второго, кажется, поколения – голубой "лупоглазый" микроавтобус вроде нынешних японских. Останавливаемся у ворот, навстречу нам выходит крепкая фрау лет этак за сорок, кирпичный загар на кирпичной же выразительности морде лица, да и фигура пропорциями от того кирпича не сильно отличается.
Госпожа Беата Фолльке в "автосалоне"
– Кстати, а железо ты продавать не собираешься? – уточняю я, когда мы проезжаем мимо явной оружейной лавочки. В витрине, правда, скорее охотничьи штуцера, чем пулеметы, но купить – наверняка купят.
– Хм, и верно. Знаешь, сам сомневаюсь, автоматы в принципе-то и у нас в Мидгарде найдется кому отдать...
– На твоем месте я оставил бы автоматы и несколько пистолетов, сам решай, сколько твоим там надо. Пулеметная спарка – самое оно в обороне периметра, думаю, лишней и в Мидгарде не будет. Хеклеровский "эм-пэ-пять" хорош для города, нужен ли у вас – тебе виднее. Трещотки – "мини-узи" с "ингремами" – точно лучше продать, если только ты не штурмовик. Ну а кому и зачем в здешних раскладах может пригодиться "бенелька", я вообще пас.
– Дробовик как раз штука полезная для охраны дома и для охоты, а вот с остальным ты прав. Давай тогда продавай все четыре трещотки, а пистолеты пока пусть полежат, кушать они всяко не просят.
Минус четыре ствола и плюс двадцать семь сотен, с учетом сданной вместе с "ингремами" россыпи патронов "девять-курц". Сумму продавец отсчитал наличными, в основном сотнями.
И уже в машине, сложив кучку банкнот в тот самый, "унаследованный" от Янеса чемоданчик, задумчиво говорю:
– Мы с тобой совсем забыли обсудить один момент.
– Который?
– У нас с испанского дела больше ста пятидесяти кусков добычи. Мадрид сказал, все наше, возвращать взносы за "Каса-Дорадо" не нужно. Как делить будем, по-братски или поровну?
– По справедливости, – спокойно ответствует гренландец. – Влад, бабки эти, как там у вас говорят, haliawa. Мне за труды заплатят в другом месте, тебе, думаю, тоже, а вот эти... мы же оба знаем, что ссориться из-за них – последнее дело.
– Согласен. И все-таки, кому сколько? Сорок штук я в валлийском банке уже положил на счет...
– Значит, твоих в общей куче еще шестьдесят, а остаток мне, включая оружие. Добро?
– Без проблем. – Отсчитываю шестьдесят тысяч экю "колодами" и россыпью, вполне уместилось в два автоматных подсумка, а чемоданчик с остатками передаю Ингольву. – Чек за "геленд" тоже твой.
– Ну да, сейчас и оформлю, с Рейнланд-банком наши часто ведут дела.
Для оформления, правда, гренландцу нужно выбраться из машины и доковылять хотя бы до банкетки в приемной, что он при моей поддержке и проделывает; операционистка, миниатюрная кореянка, а может, китаянка – на бэджике у нее прописано типичное
такое восточное имя "Адель" – выходит к раненому клиенту сама. Чек фрау Фолльке и солидную кучку "игральных карт" Ингольв вносит на расчетный счет, чем и довольствуется – мол, нет смысла таскать столько наличности.Вообще он прав; уточняю, кто у Рейнланд-банка числится в партнерах – отлично, Северный торговый есть, значит, в протекторате могу получить все сполна. Вываливаю в окошко с килограмм пластика, оставив на карманные расходы пару "колод", и та же операционистка выдает мне взамен всего одну карточку, раскрашенную серо-синими волнистыми полосами. Все, имеем счет и здесь, закрытый кодовым словом. Для сохранности, ага.
Территория Европейского Союза, окрестности г. Мидгард. Воскресенье, 39/03/22 07:15
Дороги как таковой тут нет, с самого утра медленно петляем между холмов, держа общее направление на северо-восток. Уже недалеко, обещает Ингольв, от силы сотня верст, а то и меньше; вчера на ночлег остановились только потому, что по темноте тут вообще передвигаться не стоит – и рельеф сложный, и северные соседи... непростые. Будь дело в более цивилизованных краях, прихватили бы пару-тройку часиков по темноте, но ночевали бы уже в городе.
Северную часть горизонта прикрывает обильно поросший лесом хребет Кам. Снежных вершин не наблюдается, изобилия голых скал – тоже, так что вряд ли сей хребет в здешних местах сильно выше трех километров, скорее даже меньше будет. Чем-то похож на крымские и карпатские склоны.
– Это здесь обитают ваши хунхузы?
– Где-то тут, но где именно, Локи их разберет, – ворчливо отвечает гренландец. – Парочку гнезд мы с помощью бундесовских горных стрелков вычистили, еще одно накрыли сами китайцы со стороны Шанхая. Но в лесах этих, сам видишь, три дивизии могут гулять и не встретиться...
– Три дивизии еще снарядить и кормить нужно.
– Поэтому они дивизиями и не бегают. Сотня, уже много.
Ну, сотня бойцов даже и без тяжелого оружия может натворить дел, если народ умелый. С другой стороны, китайцы никогда не числились великими бойцами, а хунхузы именно китайцы и есть, вернее, "бандитствующие группы китайского происхождения" на местном жаргоне. Впрочем, "исторические прототипы" их, которые из староземельного Приамурья девятнадцатого века, навряд ли имели принципиально иной этнический состав...
С третьей стороны, "Господь сотворил людей сильными и слабыми, но полковник Кольт уравнял их шансы" – в смысле, чтобы освоить на достойном уровне огнестрельное оружие, совершенно не обязательно быть великим воином, личным опытом готов поручиться. А с четвертой стороны, сам порох, как и первые в известной истории огнестрелы, изобрели именно китайцы, и если даже "катюши" Чжугэ Ляна [113] отнести к ведомству мифологии, то гаубицы Темучжина [114] совершенно точно реальны – вот только понадобился сам товарищ Темучжин и дальние рейды его туменов, чтобы об этих гаубицах услышали за пределами Китая...