Золото Неаполя: Рассказы

— Мама! — сказал я и побежал ей навстречу; и начался вечный день моего блаженства.

Из книги «Ученики солнца»

Жил-был Сатурн, который пожирал своих детей

Все, что я знаю из античной мифологии, услышал я в свое время от дона Федерико Сориче, в квартале Стелла или неподалеку, сидя на низкой каменной ограде или в тени деревьев, возле какого-нибудь источника в Серино или на тележке, неведомо чего ожидавшей, с торчащими кверху оглоблями; мы собирались в любой час погожего, часто праздничного дня, солнце воевало с облаками или с надвигающимися сумерками, а мы среди уличного шума и гама слушали бесконечные рассказы нашего старого друга об античных богах. Тридцать лет пробыл он служителем в лицее на площади Данте, пока не завел странную привычку подкрашивать разведенными чернилами выцветший рисунок на ткани ветхих пальто, которые оставляли в гардеробе преподаватели — эта непреодолимая страсть все приводить в порядок навлекла на дона Федерико праведный гнев потерпевших и послужила причиной его увольнения. Старость поработала не только над внешностью Сориче — он стал похож на вяленую треску, и при виде его во рту делалось солоно и появлялся какой-то особый деревянный привкус — главное, она коснулась его духа. Уж и не помню толком, как мы разговорились и как у нас завязалась дружба; только вот в одну из первых встреч мы обступили его возле какой-то калитки на улице Каньяцци, за оградой виднелся огород, бочки и куры, а рубашка, которая сохла на ручке метлы, положенной поперек балконных перил, приветственно махала нам рукавом; дон Федерико вздохнул и сказал:

— Даже голосу собственной крови нельзя доверять. Ведь сам, как его, Сатурн был, например, врагом своим родным детям.

— Господи помилуй… А кто он такой, этот синьор Сатурн? — сказал парикмахер Пальяруло и посмотрел на бывшего служителя лицея, но не только на него, потому что косил.

А дон Федерико:

— Кто он такой? Дети мои, это же верховный правитель, всемогущий властелин, греко-римский основатель, создавший наш мир в ту пору, когда никто об этом и не помышлял. Ясно я выражаюсь? Еще до Адама и Евы, еще до Магомета приходит Сатурн; приходит, смотрит, видит, что нет ни неба, ни земли, и говорит: «Не пойму, что это — склад или таможня?» А потом снимает пиджак, снимает жилет и берется за работу. И можете себе представить, за три дня сотворил Олимп, Фессалию и земной шар — все как в античной мифологии!

Тут дон Кателло Деббьязе, сапожник, донельзя обрадованный тем, что нашел у себя в берете полсигареты, воскликнул:

— Господи Иисусе, да что вы говорите! А если он, с позволения сказать, еще и рубашку снимал, так, наверное, и Неаполь, и Нью-Йорк тоже он сделал!

— Что хотел, приятель, то и сделал, — сказал торговец фруктами дон Сальваторе Кадамартори, наш гваппо и рогоносец, дрожа от болезненного любопытства.

Он был скор на расправу и даже сорванцы вроде меня его побаивались, мало кто осмеливался, не прибегая к аллегориям, сказать, что жена изменяет ему с ювелиром с улицы Кьяйя. Дон Сальваторе и впрямь готов был потягаться силами с любым, только почему-то не с тем самым ювелиром, да и поводов для драки у него было сколько угодно, только не этот. Так вот, он сжал челюсти, повернулся к Сориче и сказал:

— Продолжайте… Значит, Сатурн обзавелся хозяйством. Но постойте, а сам-то он что из себя представлял?

— Дорогой мой дон Сальваторе, это был очень видный мужчина, вам такого себе и не вообразить. Не человек, а семь чудес света: борода так борода, густая, длинная… плечи, живот — как у благородного синьора… и осанка соответствующая! Ладно, значит, Сатурн везде навел порядок: тут тебе Океан, а тут — Земля со всем, что полагается, но разве мог он дальше сидеть сложа руки? Он и подумал: «Не пора ли мне остепениться… возьму-ка я себе в жены Рею». Об этом браке до сих пор говорят, можете мне поверить.

Горбун дон Розарио Непета сказал:

— Минуточку, а Рея была блондинка или брюнетка?

— Она была блондинка, хотя в то же время и брюнетка, — ответил дон Федерико. — Сейчас я вам объясню… Рея была Земля… и потому у нее не было определенного цвета. Представьте себе… писаную красавицу. Что грудь, что руки — от такой голову потеряешь… в музеях ведь зря выставлять не будут!

— Дай бог здоровья дону Сатурну и дожить до ста лет! — закричал Винченцино Ауриспа; вот уже восемнадцать лет он разносил телеграммы и был такой вертлявый, что казалось, будто он подмигивает всем телом.

— Так вот, — сказал дон Федерико. — Не успели они пожениться, как у них пошли дети… от такой парочки только этого и жди. Нарожали они видимо-невидимо детей, да таких, что страшнее не придумаешь. Сначала родились гигантские циклопы, настоящие чудища. Ростом с Везувий, сторукие и с одним-единственным глазом во лбу…

— Нелегко, наверное, когда на тебя со всех сторон глазеют… — заметил дон Альфредо Тешоне, угольщик, нащупывая в кармане очки с толстыми стеклами. Из-за сильной близорукости у него был взгляд несчастного ребенка, а увиденное им столько раз заставало его врасплох и обрушивалось на него, что теперь он был готов к любым неожиданностям.

— А дальше что? — поинтересовался дон Антонио Пальяруло.

— Рея родила двенадцать гигантских циклопов сыновей и двенадцать дочерей. И ни слова, дон Розарио! Я знаю, вы хотите спросить, какого размера были эти существа при рождении… но ведь это же миф… какая тут может быть логика!

— Дон Федерико, да кто с вами спорит? У меня и в мыслях не было.

— Ну и хорошо. Значит, как было дело, вы поняли. Сатурн, всемогущий правитель и владыка, обзаводится потомством, и у него на глазах вырастают двадцать четыре великана, каждый ростом с гору. Он и говорит: «Хоть дети и плоть от плоти моей, но они мне весь вид заслоняют, а по сто рук на каждого — это, если не ошибаюсь, две тысячи четыреста возможностей того, что в одно прекрасное утро я проснусь без своих владений. Нечего, — говорит он, — брать пример с тех монахов из Санта-Кьяры, которых сперва ограбили, а потом они ворота поставили. В общем, — заключает он, — пора о себе подумать, главное — опередить детей, а уж победителя не судят». И вот он зовет их и под видом прогулки заводит в Тартар и запирает на ключ.

— А что такое этот Тартар?

— Глубокое такое подземелье.

— Ад, что ли?

— Похоже, только без огня; что-то вроде погреба или пещеры. Посадил он их под замок, а сам и думает: «Неужто наконец все в порядке и я могу жить спокойно?» Но Рея ведь и знать не знает, что он с детьми свел счеты, и на другой же день, не успел он и глаза протереть, говорит ему радостно: «Твое величество, смотри-ка, у нас прибавление…» Послушайте, не сойти мне с этого места, если у них не родился двадцать пятый! Это и подкосило Сатурна. С тех пор у него сделалась мания преследования и ему все время стало мерещиться, что в один прекрасный день детки провозгласят республику…

— А как же голос крови… — сказал дон Розарио Непета. — Ведь они и вправду были его дети?

— До чего ужасно невежество, — ответил дон Федерико. — Раз тогда существовали только Сатурн и Рея, так на кого же еще думать? Ладно, что делать Сатурну? «Ну-ка, покажи, — говорит он. — Какой хорошенький мальчонка, на кого он похож?» И так он приговаривал, приговаривал…

— Да не тяните, ради бога!

— Прямо в дрожь бросает, честное слово! Взял да и съел его! В истории ясно сказано: проглотил бедняжку, право слово, проглотил! С тех пор вошло в поговорку, что Сатурн пожирал своих детей… Как только они рождались, он — раз, два и готово, глотал точно салат-латук. Проклятый убийца, вот до чего доводит неуемная жажда власти… и все это на глазах у несчастной матери! Что же получается, я тебе во всем повинуюсь, дарю свою молодость и любовь, и не моя вина, если у нас каждый раз дело кончается ребенком, я ведь женщина здоровая, а потом девять месяцев мучаюсь, чтобы произвести его на свет, а ты его тут же безжалостно съедаешь! Тебе не приходит в голову, что ты уже пятерых сожрал, а к октябрю мы ждем шестого?

— Дон Федерико, неужели царица ничего не могла придумать?

— Не так-то это было просто. Но на шестой раз она в лепешку разбилась, чтобы все удалось как надо. Ребенок вот-вот должен был родиться, и Сатурн то и дело заходил в комнату и спрашивал: «Ну, как там наши дела?» Жена отвечала: «Потерпи немного», — а сама тем временем кое-что затевала. В двух словах вот что: она прячет ребенка, а мужу протягивает большой камень, завернув его в свои юбки. «Сначала дадим ему имя, — говорит Сатурн. — Как ты его хочешь назвать?» «Юпитер», — отвечает она робко. «Сказано — сделано. Прощай, Юпитер», — заключает Сатурн и широко разевает рот. Секунда — и ни камня, ни оборочек; любой фокусник проканителился бы дольше. «И шестого!» — вскричала жена, притворяясь, что теряет сознание.

— Дон Федерико, а как же камень? Что потом делал Сатурн с такой тяжестью в желудке?

— Что делал? Да возьмите вы в толк, что мы говорим о мифологическом существе. Он сам себе скажет: «Пора переваривать», — и моментально все переварит. У мифологических особый организм, ясно? Они даже умереть не могли. И никакой вам регистрации. Вот, например, пятеро детей, которых проглотил Сатурн… как вы считаете, они были мертвыми, извините за выражение, или живыми? Опять-таки это особые мифологические существа, пусть они пока сидят в животе у отца, но они надеются, что Юпитер вырастет и вспомнит о них… будет и на их улице праздник! Дорогой Пальяруло, мы еще поговорим об этом, а сейчас я, пожалуй, пойду… у вас не найдется пол-лиры?