Золото Неаполя: Рассказы
Шрифт:
В ответ на просьбу парикмахер нашел монетку и протянул ему: помню, как на мгновение мелькнула сверкающая капля; на улице Каньяцци внезапно зажглись фонари, и она будто зажмурилась, чтобы привыкнуть к новому освещению. По пыльной улице Нуова Каподимонте мимо нас пронесся трамвай, и невидимая рука припудрила все вокруг; доброй ночи, дон Кателло, доброй ночи, дон Федерико, доброй ночи всем.
Не успел родиться, а уже воровал
Торговец фруктами Кадамартори сказал:
— Дон Федерико, дорогой, вы тут рассказывали об этом самом Меркурии, который самого Джолитти [40] вокруг пальца обведет, он еще, если не ошибаюсь, отрубил голову Аргусу. Что-то от вас больше ни слова не слышно о его божественной
А бывший служитель лицея в ответ:
— Это я-то не в курсе дела? К вашему сведению, я знаю дона Меркурия как облупленного. Если не возражаете, я займусь этим огурцом и тем временем поговорим о нем обстоятельно… согласны?
40
Джолитти Джованни (1842–1928) — итальянский политический деятель.
— Угощайтесь, дон Федерико… По совести говоря, огурец я и покойнику не предложу, держу их единственно для ассортимента, да еще если вдруг у какой-нибудь беременной прихоть возникнет… это овощ неполноценный, ублюдочный, и кончик у него как желчь горький… неудачная попытка Всевышнего, когда он создавал тыкву и кабачок.
Стоял сентябрь. Мы сидели, поджав под себя ноги, как восточные божки, на перевернутых упругих корзинах; вся витрина Кадамартори была у нас под рукой, словно поднос на ночном столике, и кто что хотел, то и брал; мягкий предзакатный свет заливал переулок, и он вспыхивал золотом, будто проходившая здесь праздничная процессия побросала балдахины, знамена, опахала, подсвечники и все поспешно отправились спать. Бывают такие дни и часы, когда Неаполь преображается; его очертания становятся размытыми, он теряет глубину, а вернее, перенимает воображаемую глубину и отстраненность у картин… если вам понадобились балкончики, которые кажутся нарисованными на шелковом платке, или черепица, выступающая из розовой дымки, — вот они; ну а на огурцы дон Сальваторе возводил поклеп — они капризны, упрямы, прихотливы, но зато от них исходит влажная невинная свежесть первого поцелуя, и я не знаю семян, в масле которых лучше бы растворялась печаль уходящего лета или наступающей осени. Ловко очищая огурец, дон Федерико Сориче заявил:
— Меркурий, говорите? Так ведь он, извините за выражение, не успел родиться, а уже воровал!
Вмешался угольщик Тешоне:
— Серьезно? Как акционерное общество?
— Сейчас я вам объясню… Дело было так: Майя, [41] его мать, — отцом был, конечно, как всегда, Юпитер — родила его глубокой ночью в пещере; повитуха обмыла и запеленала младенца по всем правилам искусства, положила в люльку и говорит ему: «Ах ты, потаскун проклятый, как подумаю о тех бедняжечках, что через двадцать лет повстречаются тебе в этих краях!» Поцеловала роженицу и вышла. Меркурий — ни звука: он уже задумал встать на рассвете для великого дебюта в роли мошенника.
41
Майя — в античной мифологии горная нимфа, родившая от Зевса (Юпитера) сына Гермеса (Меркурия).
Тут не выдержал парикмахер Пальяруло:
— Вы что, нас разыгрываете, дон Федерико? Меркурий был пухленький беззубый малыш и весил четыре килограмма, так или не так?
Бывший служитель лицея ответил:
— Так-то оно так, а все-таки вы мне поверьте. Ведь, во-первых, он родился на Востоке, а во-вторых — был богом торговцев и воров. Дорогие дон Сальваторе и дон Альфредо, неважно, чем вы торгуете, сливами или антрацитом… если бы вам не покровительствовал Меркурий, если бы он не научил вас, как обрызгивать уголь и освежать виноград, а главное, как обращаться с весами, прощай и торговля, и прибыль, и вся ваша спесь!
Откликнулся торговец фруктами Кадамартори:
— Очень может быть. Откровенность за откровенность, в моем ремесле главное — быстро взвесить. Посудите сами, должен я брать в расчет мух и червей?
— Ну еще бы… Да ради бога! А вот подумаем-ка лучше, кто будет строить себе дворец из камней, которые дон Альфредо подкладывает в свой товар… отправитель или получатель?
— Да, я подкладываю камни! — горестно воскликнул вдовец, снял и отдал мне очки (у него была просто мания — он боялся, что они
от всего разобьются, даже от вранья). — А иначе как же быть с отходами, с углем, который на глазах превращается в пыль?Бывший служитель лицея возразил:
— А как быть с пылью, которая постепенно превращается в уголь? Попались, дон Альфредо? Ладно, не будем больше об этом… вернемся лучше к нашему дону Меркурию: едва взошло солнце, а мать еще спала, постанывая, потому что ей снились схватки — сладостное воспоминание о муках, которое вознаграждает женщин за роды, — он вылез из люльки и был таков. Ах, как ему понравился этот мир… тут можно было столько узнать, столько украсть! И чтобы как-то излить свою радость, он спросил у проползавшей мимо черепахи: «Бабушка, а ты знаешь такой мотив… тата– тата– тата– татата– татата… припев песенки „Фуникули-фуникула“?» [42] — «Я о нем и слыхом не слыхивала… — ответила она. — Я всего-навсего черепаха, за кого ты меня принимаешь?» А он ей: «Боже правый, какая врунья!» И с этими словами убил ее, снял панцирь, натянул семь струн, и вышла у него лира, стариннейший музыкальный инструмент, который до сих пор чтут в музеях и университетах!
42
«Фуникули-фуникула» — известная неаполитанская песня.
— Постойте, а что это была за лира?
— Да вроде лютни… плохонькая, кое-как настроенная мандолина, одна из первых… Меркурию было всего несколько часов от роду, но ему так нравилось жить на свете!.. Он смастерил себе лиру и играл на ней, потому что у него не хватало слов, чтобы рассказать земле, как он ее любит. Ах вы, мои деревья и небо, дороги и лужи, скалы и реки, хлеба и мельницы, изгороди и стада, я вас всех обнимаю и благодарю этой музыкой! Но дела есть дела, и он тут же придумал хитроумный способ завладеть волами Феба-Аполлона.
— Какого Аполлона, дон Федерико, этого неотесанного мужика из наших местных?
— Дон Розарио, похоже, у вас в голове одни опилки! Не я ли вам сообщал, что это была одна из главных персон на Олимпе, бог солнца и искусств, покровитель гадалок и гимнастики, праздника Пьедигротты и консерватории.
— Да, что-то припоминаю… но как же такой знатный синьор держал волов?
— Другие были времена, дон Розарио… тогда боги, короли и сельская знать не окружали себя роскошью и великолепием, как сегодня. Каждый в своей области и по своему призванию трудился, сражался с чудищами, карал и воздавал почести. Богам пришлось засучить рукава и все создать самим: жару, холод, свет, тьму, изобилие, голод, войну, мир, похоть, страдание, утешение, вино! Так вот, Меркурий выбрал пятьдесят лучших волов Феба и устроил такую проделку: срезал у каждого все четыре копыта и перевернул их задом наперед, чтобы следы повели Аполлона в противоположную сторону… а себе парнишка обвязал ноги травой… он все учел до мелочей, прямо американец Форд, уверяю вас, он изучил организацию труда в утробе у матери!
В разговор вступил дон Антонио Пальяруло:
— Господи Иисусе! Если хотите знать, я тоже украл с подоконника в переулке Фигурелла в Монтекальварио половину курицы и, чтобы избежать кривотолков, съел ее сырой… но примите во внимание, что я был голоден и что мне тогда было два с половиной года.
Почтальон Винченцино Ауриспа на это сказал:
— И я только ходить научился, уже лазал через заборы за рябиной и арбузами… безумства молодости, дорогой дон Федерико… но послушаем, что случилось, когда Аполлон узнал, что у него не хватает ни много ни мало пятидесяти волов.
— Настоящее светопреставление началось… Трагедия! Скандал! Аполлон — стыдно сказать! — чуть от злости не лопнул, стал взывать к тучам и скалам, жаловался, сыпал проклятьями, в конце концов упал без чувств, полежал-полежал да и понял, что валяет дурака. Тогда и говорит: «Где же моя хваленая сила? Кто тут бог предчувствий и колдовства, волшебников и прорицательниц? Раз я хочу знать, что за тварь украла у меня волов и где она прячется, мне надо просто это угадать!»
Сапожник Деббьязе воскликнул: