Золото Серебряной горы

Бумажкин со всех ног бросился к зданию вокзала: хоть там отогреться, что ли! Но его ожидало жестокое разочарование: вокзал не отапливался. И температура воздуха там была не намного выше, чем на улице. Разве что ветра не было.

А между тем до отхода рейсового автобуса оставалось почти полтора часа. «Если еще и там не топят, — подумал Бумажкин, — то пока я доберусь до дяди Миши, совсем превращусь в ледышку». В этот момент его охватила жгучая, как порыв приаргунского ветра, обида на родственника. Ну почему, почему он не встретил Петьку? Вот тебе и благородная забайкальская натура, как любил повторять папик.

Бумажкин оглядел зал и увидел возле окна огромную батарею. Чуть ли не бегом он устремился к ней в надежде, что хоть там теплится жизнь. Бесполезно! Батарея была холоднющая, как впрочем, и все в этом зале.

Чья-то рука дернула Петьку за рукав. Он обернулся.

— Ну точно! С Московского рейса, с приаргунскоого поезда! — обрадовался стоящий перед ним мужчина. — Я давно за тобой наблюдаю, все думаю, ты — не ты. А потом решил, что если даже и не ты, все равно подойду. Видно же, как человек мучается.

Что же касается Петьки, то он без труда узнал, кто перед ним. Лицо его, правда, было неприметным, невыразительным, но куртка-то, куртка-аляска синего цвета! Именно по ней, по Петькиному предположению, и запомнился этот человек, если бы был террористом и пытался бы скрыться в толпе. Петька тот час же вспомнил все эти свои глупые мысли и ему стало неловко. И даже больше. Стыдно стало.

А между тем предполагаемый террорист уже увлекал Петьку к ближайшей скамейке, а достигнув ее, быстро скинул с себя аляску и протянул ее Бумажкину:

— Надевай быстро. А свою мне давай.

Петька так промерз, что предложение это не вызвало у него ни малейшего сопротивления.

— Так… — попутчик взглянул на Петькины ноги, обутые в кроссовки. — Н-да… — Размер-то какой носишь?

— Сорок первый.

— Идет.

Он опустился на сиденье, и не успел Петька ничего сообразить, уже снимал с себя теплые меховые ботинки.

— Ну что стоишь, меняйся, меняйся! С непривычки-то можно и воспаление легких подхватить. Небось москвич?

— Угу… — ответил Бумажкин, с удовольствием натягивая ботинок. Ноги от холода онемели и стали будто чужими, но в теплой обуви пальцы тот час же закололи сотни невидных иголок. Хорошо!

— Куда едешь-то? — спросил Петькин спасатель, когда тот немного пришел в себя и уже явно начал отогреваться.

— В Благодатный.

— О! И я туда же! Я-то там живу, а тебя какая нелегкая понесла? Да еще посредине учебного года? Да еще в такую холодрыгу?

Петька вкратце рассказал об отце, о дяде Мише, опустив тот момент, что была дана телеграмма, а его не встретили. Как-то неловко было представлять своего, правда, еще незнакомого родственника, перед посторонним в невыгодном свете.

— Михаила Дмитриевича я хорошо знаю, — сказал Петькин попутчик. — И правильно сделали, что решили о нем написать. О таких людях побольше нужно рассказывать. Он мне здорово помог, когда я сюда приехал.

— Так вы не местный?

— О, я ведь тоже москвич. А вот закончил педуниверситет и решил вдруг изменить свою жизнь. Выбрал на карте самую крайнюю точку страны, списался с директором школы и поехал.

Петька во все глаза смотрел на своего спасителя. Это ж надо, добровольно поменять Москву, столицу, на какую-то дыру! Пусть даже там распрекрасно и освещение поярче, чем в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе, но все равно ведь не Москва, а какой-то там Благодатный.

— Вот, преподаю химию, историю, увлекся. Да, а зовут меня Геннадий Борисович…

— А фамилия? — спросил Петька, поскольку придавал этому огромное значение.

— А фамилия моя Ильин. Геннадий Борисович Ильин.

«Ильин. А что, неплохо, — подумал Петька, — хотя у такого человека, как он, она должна быть более звучной».

Чем больше общался Бумажкин с новым знакомым, тем больше удивлялся тому, что поначалу он показался ему безликим и незапоминающимся. Запоминающийся, еще какой запоминающийся! Серые лукавые глаза, ямочка на подбородке, на кого же из артистов или популярных телеведущих он так похож?

— В этом году меня отправили на конкурс «Учитель года», — продолжал Геннадий Борисович.

— И что?

— Первое место, — скромно и как-то уж слишком буднично сказал Ильин.

— Как? Выходит, вы — самый лучший учитель в стране?

— Ну да, — ответил Геннадий Борисович так, будто речь шла о выигрыше в домино или лото. — Правда, только этого года.

— Елки-палки! — воскликнул Петька и хотел добавить о своих, пусть шутливых, но подозрениях, но не стал и невольно покраснел.

— Да, а что-нибудь об истории этих мест ты знаешь? — сменил тему учитель.

Петька покачал головой. Ведь из-за желания везде успеть он так и не смог выкроить времени, чтобы найти и прочитать раздел о Забайкалье хотя бы в Большой энциклопедии.

— О, это интереснейшие места! — воскликнул Геннадий Борисович и начал так увлеченно рассказывать, что Петька на время забыл о ноющем зубе.

Глава 3. Прошлое и настоящее этих мест

Как понял Петька со слов Геннадия Борисовича, в XVII веке в этих местах были обнаружены небывалые запасы серебряных руд. И это решало для России многие проблемы. Ведь прежде ей приходилось приобретать драгоценный металл в обмен на пушнину из-за границы, и это было не очень-то выгодно. Теперь появилось свое серебро. Правда, добыча и выплавка его были очень трудоемкими, и местные жители отказывались этим заниматься. Тогда сюда стали отправлять арестантов. Даже некоторые декабристы отбывали здесь свой срок. Так Забайкалье превратилось в главную каторгу страны.

Петька слушал, слушал и вдруг в середине этой мини-лекции вспомнил про одну вещь. Ведь он же опять про диктофон забыл! Сейчас бы записать все, о чем говорит Геннадий Борисович, так нет же, похоже, поезд ушел.

Вдруг Бумажкину захотелось тоже чем-нибудь поразить своего попутчика. Пусть тот — лучший учитель страны и хорошо знает историю этих мест, но он-то, Петька, тоже не лыком шит! Почему бы ему не показать «любимое детище» отца, журнал «Просторы», который он сейчас представляет.

— Ну, отогрелся немного? — неожиданно, безо всякого перехода, обратился Ильин.