Золотой берег

— Конечно. Тебе же надо будет забрать свои сигары.

— Да. Как дела с твоими подоходными налогами?

— Мельцер, кажется, все улаживает. Спасибо.

— Не за что. Так уголовного дела не будет?

— Во всяком случае, он так сказал.

— Хорошо. Мне не хотелось бы, чтобы мой адвокат сел в тюрьму. Сколько берет с тебя Мельцер?

— Двадцать сразу и половину того, что он для меня сбережет.

— Неплохо. Если срочно понадобятся наличные, обращайся ко мне.

— Под какой процент даешь?

Улыбаясь, он вынул изо рта сигару.

— Для тебя процент будет таким же, как в банке.

— Спасибо, у меня пока с деньгами проблем нет.

— Твой сын сказал, что ты продаешь летний дом, чтобы рассчитаться с налогами.

Я ничего не ответил. Я не мог себе представить, что Эдвард мог об этом рассказывать.

— На этом рынке недвижимость не продают, ее покупают, — добавил Беллароза.

— Спасибо за совет. — Я поставил ногу на скамейку и стал смотреть на море. — Так о чем ты хотел со мной поговорить?

— Ах, да. О Большом жюри присяжных. Они собирались в прошлый понедельник.

— Я читал об этом.

— Да, этот чертов Феррагамо обожает общаться с прессой. Так вот, они предъявят мне обвинение в убийстве через две, максимум через три недели.

— Может быть, и не предъявят.

— Ну да. Может быть, и Папа Римский — еврей, — усмехнулся он.

— Но он носит крест.

— Не знаю, в курсе ли ты, как это все происходит. Значит, сначала генеральный прокурор получает обвинительное заключение от Большого жюри присяжных. Ему вручают его в запечатанном конверте, и обвинение оглашается только в момент его предъявления. Прокурор идет с этим обвинением и ордером на арест к федеральному судье, чтобы тот подписал этот ордер. Обычно эта процедура происходит по понедельникам, так что рано утром во вторник они присылают агентов ФБР, и те приходят за тобой в шесть-семь часов утра. Улавливаешь?

— Нет, я ведь занимаюсь налогами.

— Они приходят пораньше, чтобы застать человека дома и взять его еще тепленьким, знаешь, как в России. Capisce?

— Почему именно во вторник?

— Вторник это хороший день для больших новостей. Понимаешь? Понедельник — не то. Пятница — тоже. О выходных вообще речи нет. Ты думаешь, Феррагамо — дурак?

Я чуть не расхохотался.

— Ты серьезно?

— Да, это все серьезно, советник.

— Аресты по подозрению в убийстве вроде никак не связаны с выпусками новостей.

Теперь была его очередь смеяться. Ха-ха-ха.

— Тебе пора повзрослеть, — добавил он.

Это замечание меня немного задело, но я сдержался, так как мне было интересно его слушать.

— Но они могут арестовать тебя и в среду, и в четверг, это тоже хорошие дни для горячих новостей, — сказал я.

— Да, верно. Они могут. Но для крупной рыбы они всегда приберегают вторник. Таким образом, у них на раздувание шумихи в газетах есть среда и еще как минимум часть четверга. А если они придут за тобой в четверг, а тебя не окажется дома, тогда им остается только пятница. Они в дерьме и ни в какие новости не попадают.

— Да. Теперь понятно. Итак, они арестовывают тебя во вторник. Что дальше?

— Так вот. Они везут меня отсюда на Федерал-плаза, в штаб-квартиру ФБР, и мурыжат меня там какое-то время. Затем они отвозят меня на Фоли-сквер, там находится Федеральный суд. Понял? Туда меня доставляют уже в наручниках примерно в девять, в десять часов. К этому времени этот чертов Феррагамо собирает там чуть ли не половину журналистов со всего мира, все они суют мне в лицо микрофоны и все снимают своими камерами. Затем следует еще несколько процедур, и только после этого обвиняемому разрешается вызвать своего адвоката. — Он поглядел на меня. — Понимаешь?

— А что, если в тот момент адвокат находится, скажем, на Кубе?

— Он там быть не должен. Мне нет необходимости даже звонить ему, так как он приходит ко мне каждый вторник часов в пять утра выпить чашечку кофе. Каждый вторник, начиная со следующего.

— Понимаю.

— Вот. Поэтому когда заявляются ребята из ФБР, то мой адвокат следит, чтобы все было по закону. Потом мой адвокат садится в машину вместе с Ленни и едет вслед за мной на Федерал-плаза и на Фоли-сквер. Он не скрывается на Кубе, а постоянно находится рядом со своим клиентом. Capisce?

Я кивнул.

— Кроме того, мой адвокат носит с собой дипломат, в котором лежат наличные и документы, подтверждающие право собственности на недвижимость. Это будет необходимо, когда адвокату нужно будет освобождать своего клиента под залог. Мой адвокат получит в виде денег и документов четыре-пять миллионов.

— Тебя никто не освободит ни под какой залог, Фрэнк, если тебе предъявлено обвинение в убийстве со стороны федерального жюри присяжных.

— Ошибаешься. Слушай внимательно. Мой адвокат должен будет убедить судью, что Фрэнк Беллароза — ответственный человек, он имеет многочисленные связи в обществе, в котором он живет, он владеет шестнадцатью предприятиями, за которыми требуется каждодневный присмотр, у него, наконец, есть жена и дети. Мой адвокат расскажет судье, что его подзащитный никогда прежде не обвинялся в совершении преступлений, связанных с насилием, он знал заранее о визите агентов ФБР, не предпринимал попыток к бегству и последовал добровольно за представителями закона. Мой адвокат был тому свидетелем. Мой адвокат скажет судье, что знает мистера Белларозу лично, как друга, он знаком также с миссис Белларозой, он является соседом супругов Беллароза и может лично гарантировать, что его подзащитный не скроется от правосудия. Понимаешь?

Еще бы я не понимал.

— О'кей. Таким образом, судья, вроде бы и не помышлявший об освобождении под залог, вынужден теперь серьезно отнестись к заявлению адвоката. К тому моменту Феррагамо уже поставлен в известность о том, что Фрэнк Беллароза был готов к аресту, что у него наготове залог и имеется высококвалифицированный адвокат Поэтому Феррагамо мчится в суд и начинает давить на судью. «Ваша честь, это очень серьезное обвинение, та-та-та. Ваша честь, это опасный человек, он убийца, та-та-та». Тут мой адвокат вступает в схватку с федеральным прокурором и говорит о том, что освобождение под залог вполне обосновано, что обвинение построено на песке, та-та-та. У нас вот здесь в дипломате имеется пять миллионов, и я даю личную гарантию, ваша честь. Джон Саттер, адвокат с Уолл-стрит, готов поручиться своей репутацией. Так? Феррагамо не готов к такому повороту событий, теперь получается, что его самого взяли тепленьким. Он из кожи вон лезет, только бы запрятать этого Белларозу за решетку, к «баклажанам». Если это удастся, у него в семье будет праздник, он будет со своими друзьями смотреть новости и упиваться победой, а я в это время буду сидеть на нарах и отбиваться от педиков-негров. Понимаешь, о чем я говорю?

У Фрэнка была своеобразная манера выражать свои мысли.

— Понимаю, — тем не менее сказал я.

— Так. И ты понимаешь, что этого нельзя допустить, советник. Ты не должен этого допустить.

— Я припоминаю, ты мне говорил, что Феррагамо заинтересован в том, чтобы ты после предъявления обвинения оказался на свободе. С тем чтобы твои друзья или твои враги смогли прикончить тебя еще до суда.

— Да. Верно, я это говорил. Объясняю, в чем дело. Феррагамо знает, что если он засадит меня в тюрьму, то я направлю протест по поводу отказа в освобождении под залог. Верно? Но это затянется на несколько недель. И когда меня во второй раз привезут к судье, Феррагамо заявит, что на этот раз он не имеет ничего против освобождения под залог. Он подмигивает судье и что-то шепчет ему на ухо. Мол, теперь ФБР будет присматривать за мистером Белларозой. Но все это чепуха, у него на уме совсем другое. ФБР и так следит за мной уже двадцать лет, и мне от этого ни жарко ни холодно. Но судья тоже подмигивает Феррагамо и отпускает меня. Но учти, перед этим я две-три недели провел в тюрьме. Понимаешь? Поэтому Феррагамо пускает слух, что я начал колоться, что я начал сдавать своих друзей одного за другим только для того, чтобы мне скостили срок. Поэтому к моменту выхода из тюрьмы я уже мертвец. Так вот, советник, именно поэтому так важно, чтобы я вышел на свободу именно из здания суда в тот же день. Тогда у меня будет возможность контролировать все, что происходит. Понимаешь?

— Да. — Теперь я прекрасно понимал, почему именно я, а не Джек Вейнштейн должен был защищать в суде мистера Фрэнка Белларозу. Это должен быть обязательно Джон Уитмен Саттер, потомок знаменитого Уолта Уитмена, сын знаменитого Джозефа Саттера — легенды Уолл-стрит, муж Сюзанны Стенхоп (фамилия входит в число четырехсот богатейших семей Нью-Йорка). Кроме того, он — старший партнер известной фирмы «Перкинс, Перкинс, Саттер и Рейнольдс», член престижнейших клубов «Крик» и «Сиуанака Коринф», не говоря уже о том, что он — уважаемый член общины епископальной церкви, выпускник Йельского университета, обладатель диплома Гарварда, друг Рузвельтов, Асторов и Вандербильтов. Совершенно случайно он также оказался другом обвиняемого. Так вот, этот самый знаменитый Джон Саттер лично гарантирует в открытом судебном заседании, что его подзащитный мистер Фрэнк Беллароза не нарушит условий освобождения под залог. И судья не сможет не прислушаться к этому заявлению, ему будут внимать многочисленные журналисты, находящиеся в зале. Они разнесут эту новость по всем телеканалам трех штатов, а возможно, и всей страны. Этот негодяй — гений! Но когда он успел продумать все это? Неужели еще тогда, когда окликнул меня в питомнике Хикса? Еще тогда? Мистер Саттер! Вы ведь мистер Саттер, не так ли?