Золотой дублон Брашера
Шрифт:
— Да, — сказал я. — Я понимаю, о чем вы говорите.
— Ладно. Этот Хенч ничего особенного собой не представляет, но он несчастный парень. Пьет, работы нет. Не платит за жилье, но у меня денег много. Поэтому я говорю: «Слушай, Хенч, признавайся. Ты больной человек, поболеешь две-три недели. Потом тебя отправят в суд, а я возьму тебе адвоката. И ты пошлешь свое признание к чертям. Скажешь, что был пьян и полиция навалилась. Судья тебя отпустит, ты вернешься сюда, и я о тебе позабочусь. Идет?» Хенч согласился и сделал признание. Вот и все.
— А через две-три недели, — сказал я, — этот плохой брат будет
— Так. — Он опять улыбнулся. Сверкающая улыбка, теплая, как поцелуй.
— Это все о Хенче, мистер Палермо, — сказал я. — Но это никак не поможет моему другу.
Он покачал головой и опять посмотрел на свои часы. Я поднялся. Тони тоже. Просто на всякий случай. Стоя легче двигаться.
— Вся беда с вами в том, — сказал я, — что в вашей организации делают черт-те что из ничего. У вас, прежде чем откушаешь хлеба, надо назвать пароль. Если я пойду в полицию и расскажу там все, что вы мне рассказали, они будут хохотать мне в лицо. И я вместе с ними.
— Тони мало смеется, — сказал Палермо.
— На земле полно людей, которые мало смеются, мистер Палермо, — сказал я. — Вы это должны знать. Вы многих отправили туда, где они лежат.
— Это моя работа, — сказал он, картинно пожав плечами.
— Я сдержу свое обещание, — сказал я. — Но если у вас возникнут на этот счет сомнения, не пытайтесь заработать на мне. Потому что там, где я живу, меня считают очень хорошим человеком, и если вместо меня вашим клиентом окажется Тони, то его похороны пойдут целиком за счет вашей фирмы.
Палермо засмеялся.
— Договорились, — сказал он. — Тони, одни похороны — за счет фирмы. Я согласен.
Он встал и протянул мне руку — хорошую, сильную, теплую руку.
25
В вестибюле, в единственном освещенном лифте на том же табурете сидело то же ископаемое с водянистыми глазами. Неподвижная фигура наводила на мысль о покинутых и заброшенных. Я вошел в лифт и сказал: «Шестой».
Лифт дернулся и стал карабкаться вверх. Я вышел на шестом, старик высунулся из лифта, сплюнул и сказал скучным голосом:
— Как там дела?
Я развернулся на месте и посмотрел на него.
Он сказал:
— Сегодня на вас серый костюм.
— Да, — сказал я.
— Неплохо выглядит, — сказал он. — Тот, синий, в котором вы были вчера, мне тоже понравился.
— Ну-ну, — сказал я. — Давайте дальше.
— Вчера вы поднимались на восьмой. Дважды. Второй раз поздно. И сели обратно на шестом. А скоро сюда ворвались эти ребята в синем.
— Они все еще там?
Он покачал головой. Лицо у него было как свободное место на стоянке.
— Я им ничего не сказал, — проговорил он. — Слишком поздно. Они б меня затаскали.
— Почему? — спросил я.
— Почему я не сказал? Да пошли б они к чертям. Вы вежливо со мной разговаривали. Чертовски мало кто говорит вежливо. Я же знаю, что вы не имеете отношение к убийству.
— Я вас не за того принял, — сказал я. — Совершенно не за того. — Я достал из кармана карточку и дал ему. Он вытащил пару очков в железной оправе, водрузил их на нос и, отставив руку на полметра и шевеля губами, прочел, что там было написано. Посмотрел на меня поверх очков
и отдал мне карточку.— Лучше оставьте у себя, — сказал он. — Могу потерять. Очень у вас, должно быть, интересная жизнь.
— И да, и нет. Простите, зовут вас?..
— Грэнди. Зовите просто Поп. Кто его убил?
— Не знаю. Вы не заметили, не поднимался ли кто-нибудь, кого вы не знаете или кто был некстати в этом доме?
— Я мало что замечаю, — сказал он. — Вас вот приметил.
— Высокая блондинка, например, или высокий худощавый человек, с баками, лег тридцати пяти?
— Нет.
— Все, кто поднимается в дом, должны ехать в вашем лифте.
Он кивнул головой:
— Если только не поднимаются по пожарной лестнице. Она начинается на втором этаже. Мог войти через парадное, а позади лифта есть маленькая лестница на второй этаж. Оттуда можно попасть на пожарную лестницу.
Я кивнул.
— Мистер Грэнди, не могли бы вы принять пять долларов — не в качестве взятки, боже сохрани, а в знак уважения от искреннею друга?
— Сынок, я мог бы принять пять долларов из одного уважения к тебе и Абе Линкольну.
Я дал ему пять долларов. Передавая банкноту, я взглянул на нее. На пятерке действительно напечатан Линкольн.
Он свернул ее в маленький комочек и засунул подальше в карман.
— Очень мило с твоей стороны, сынок, — сказал он. — Надеюсь, ты не думаешь, что я собирался сорвать с тебя монету.
Я покачал головой и пошел по коридору, читая таблички на дверях. «Доктор Е. Ф. Бласковиц, врач-хиропрактик», «Дальтон и Риз — Машинописное бюро», «Л. Придвью — Финансовый консультант». Четыре двери без надписей. «Мосс — Почтовая компания». Еще две чистые двери. «X. Р. Тигер — Зубопротезная лаборатория». Она находилась строго под конторой Моргенштерна, двумя этажами ниже, но внутри была разделена иначе. И в контору вела всего одна дверь.
Ручка не поворачивалась, поэтому я постучал. Никакого ответа. Я постучал громче — с тем же результатом. Я вернулся к лифту. Поп Грэнди смотрел на меня, словно видел первый раз в жизни.
— Вы знаете что-нибудь о X. Р. Тигере? — спросил я его.
Он подумал.
— Полненький, немолод, одет всегда плохо, грязные ногти, как у меня. Сдается мне, я его сегодня не видел.
— Как вы думаете, администратор даст мне заглянуть в его лабораторию?
— Любопытный он очень. Я б не советовал.
Он очень медленно повернул голову и посмотрел вверх. Над его головой висел большой ключ. Я понял, что это ключ-отмычка — подходит ко всем дверям в этом доме. Поп Грэнди вернул голову в обычное положение, встал со своего табурета и сказал:
— Сейчас я намерен отправиться в сортир.
Он ушел. Когда дверь за ним закрылась, я снял со стены ключ, вернулся к офису X. Р. Тигера, открыл дверь и вошел.
Я оказался в маленькой прихожей без окна. На обстановку здесь потратили массу денег: два стула, плевательница из универмага, торшер из вестибюля торгового центра, маленький столик со старыми журналами. Дверь за мной закрылась, в прихожей стало темно, только через матовое стекло перегородки проникало немного света. Я потянул висячий выключатель, зажег свет и прошел через комнатку к двери во внутренние помещения. На ней было написано «X. Р. Тигер. Личный кабинет». Дверь была не заперта.