Золотой век

— Я и не думаю говорить этого. Моя племянница достойна лучшей партии. Разве у нас мало богатой, родовитой молодежи? Можно выбрать более подходящую партию для княжны, но не навязывать ей старика, которого она терпеть не может!

— А этот старик, любезная сестрица, все же будет моим зятем. Да! да!

— Пожалуйста, князь Платон Алексеевич, не говорите со мной таким тоном!

— Простите, княжна, ваше сиятельство! — вскакивая с кресла и насмешливо кланяясь сестре, прохрипел старый князь.

— Вы имеете право над дочерью, это неоспоримо, но не забывайте и того, что у меня есть некоторые права на племянницу. Покойная княгиня-невестушка, ваша жена, умирая, препоручила моим заботам и попечениям свою малютку-дочь. Как теперь, помню ее предсмертные слова. Поднимая на меня свой угасающий взор, она заплетающимся языком проговорила мне: «сестрица! умоляю. Дочку мою, Наташеньку, не покинь! Хоть отчасти, голубушка, замени ей меня»… Страдалица скончалась. Ей, умирающей, дала я слово, и это слово, князь, мой братец любезный, я выполню: племяннице не дам погибнуть! Если надо будет, я поеду в Питер, все объясню императрице, слезно буду просить ее защиты для Наташи. Наша государыня правдива и милостива: она сумеет защитить от отцовской жестокости несчастную дочь! — твердым голосом проговорила княжна Ирина Алексеевна, направляясь к выходу из кабинета.

— Я не боюсь твоих угроз! Пока ты собираешься жаловаться на меня государыне, я успею выдать мою дочь за графа. Тебе меня не переломить, так ты и знай! — грозно послал ей вслед граф Полянский.

— Поди же, господин камердинер, доложи княжнам, что продавец пришел с заграничными кружевами. Будь добр, доложи. Рублевиком за это тебя поблагодарю! — обратился в людской к княжескому камердинеру Григорию Наумовичу какой-то «черномазый», не то цыган, не то грек, подавая ему серебряный рубль и низко кланяясь.

На нем был надет суконный казакин, подпоясанный широким красным кушаком, в руках небольшой деревянный ящик с товаром.

— Да не вовремя ты пришел, не вовремя, говорю, — мрачно ответил торговцу Григорий Наумович, однако, не отказываясь от рубля.

— Как не вовремя? Ведь слышал я, княжна-то ваша, молодая, замуж выходит? Приданое будут готовить, а на отделку кружева тут как тут. А какие кружева-то! Прямо из Брюсселя получил; искусной работы и не дорого продам, — расхваливая свой товар, проговорил торговец.

— А от кого ты слышал, что у нас в дому заводится свадьба?

— Слухом земля полнится, господин камердинер! Уж доложи, пожалуйста! Продам, — еще могарыч получишь.

— Ну, что с тобой делать! Подожди здесь, пойду доложу.

Спустя немного, продавца кружев потребовали на половину княжон.

Княжна Ирина Алексеевна, чтобы хоть немного развлечь и рассеять свою убитую горем племянницу, решилась подарить ей несколько кружев.

На самом деле, кружева у продавца были такой искусной, тонкой работы, что княжна Наталья невольно залюбовалась ими и выбрала себе куска три.

— Возьми, княжна, четвертый: кружева преотменные, благодарить будешь! — проговорил торговец, предлагая один кусок брюссельских кружев.

— Довольно и трех.

— Возьми, княжна, говорю: благодарить будешь! В кружевах письмецо от милого дружка. За ответом приду завтра, — улучив время, чуть слышно проговорил торговец.

Княжна вспыхнула и взяла предлагаемый сверток с кружевами.

— Сколько тебе за кружева? — спросила у торговца княжна Ирина Алексеевна.

— Завтра, княжна, с твоего дозволения, я принесу еще кружева; может, выберете, вместе и деньги заплатите.

— Разве, Наташа, тебе еще нужно кружев? — спросила у племянницы старая княжна.

— Да, тетя… Торговец говорит, что у него есть какие-то особые.

Торговец с кружевами давно ушел из княжеского дома, а бедная княжна Наташа, заливаясь слезами, долго еще перечитывала дорогие ей слова.

На следующий день утром торговец заграничными кружевами снова явился в дом князя Полянского.

На этот раз старик камердинер беспрепятственно допустил его на половину княжон.

Старая княжна выбрала еще для своей племянницы два куска дорогих кружев и заплатила деньги, а княжна Наташа незаметно сунула в руку торговца записку, аккуратно сложенную и запечатанную.

Это был ответ княжны Наташи своему возлюбленному, гвардейцу Серебрякову.

XXIV

Ответ княжны Наташи молодому гвардейскому офицеру Серебрякову был такого содержания: «постарайтесь быть сегодня вечером в нашем саду», и только.

Нечего говорить о той радости, с какою тысячи раз перечитывал эту короткую записку Сергей Серебряков.

Не менее рад был и Иван Зорич. Получив щедрую плату за свой «труд», он, переодевшись торговцем, передал княжне письмо Серебрякова.

— Ну, пан офицер, теперь дело наполовину сделано и богатую княжну вы можете считать своей…

— Если бы так было, Зорич.

— Так будет, только слушайте моего совета. Вы, пан офицер, пойдете на свидание и постарайтесь постепенно подготовить княжну к побегу с вами.

— Княжна на это никогда не решится, — возразил Зоричу Серебряков.

— Вы думаете?

— Я в том уверен.

— Ох, пан офицер, как вы еще неопытны в сердечных делах. Вы совсем не знаете влюбленных девиц. Знаете, пан, если ваша коханная в вас влюблена, то она пойдет за вами на край света: только ее поманите.

— Княжна не такова…

— Все девицы на один лад… повторяю, пан офицер, пользуйтесь случаем: рыбка сама идет в ваши руки. Не зевайте, иначе рыбка уплывет, и тогда уже ее вам не поймать… А куда жаль будет опустить такую рыбку, ведь не простая она, а золотая, — с гадкой усмешкой проговорил содержатель постоялого двора.

— Не болтайте глупостей, Зорич, вы лучше научите, посоветуйте, как мне пробраться в княжеский сад. Ведь в ворота мне нельзя войти, не пустят…

— Зачем, пане, в ворота!..

— А как же?

— Разве кроме ворот и дороги нет?

— Я не понимаю.

— Эх, пан офицер, все-то мне приходится вас учить! В ворота не пустят, так через садовую решетку перелезайте.

— Вы с ума сошли, Зорич. Разве я вор?

— Для своей коханной на все можно решиться. Ну, не хотите через забор, можно честь-честью в княжеские ворота войти: есть в кармане золото и везде есть доступ.