Золушка для плохиша

– Видел тебя на празднике тети Яны. Вообще не пожалел, что пошел. Такое представление вы устроили.

– Ты там был?

– Конечно. А кто, по-твоему, съел все бутерброды с икрой? – удивленно спрашивает он. – Я постарался.

– Ясно.

М-да, теперь я хочу, чтобы Златка с Родионом поскорее вернулись.

Дожили.

Мне нужна сводная сестра.

Какой откат до глючных заводских настроек.

– Так, Джеки Чан в коротких шортах. Ты в курсе, что слова «ясно» и «понятно» - убийцы диалогов?

– Понятно.

Пусть меня еще таблице умножения поучит. Петрушка.

– Вот ты вредная. Но я бы все равно с тобой затусил.

– Краснов, напомни, чтобы я тебе потом по морде дал.

Мартынов! За моей спиной Демьян!

Что делать-то? Бежать от него или к нему?

На месте сидеть. – Подсказывает внутренний голос.

– Конечно, дружище. – Парень встает, и прихватывает свой стакан.
– Сначала почку свою предлагал, за полезную инфу, а сейчас хочешь в морду дать. Что ты за человек такой? Джеки Чан, что ты в нем нашла?

Да уйди ты уже.

– Петь!

– Ухожу, ухожу. Одна стены разглядывает, с видом умершей касатки, а другой рычит, будто ему на хвост наступили. Я должен был родиться во времена балов. Зажигал бы с Пушкиным, а не… Я ушел.

Секунда.

Вторая.

Демьян садится рядом, и когда я не сдвигаюсь с места, подхватывает на руки и сажает к себе на колени.

– Ты обалдела?

Он злой.

Что?

Какого черта он злится?

глава 42

Я секунд десять смотрю на его переносицу, пытаясь понять, успеет ли мой кулак долететь до него или же оперативный Мартынов сумеет увернуться?

– Не хочешь рассказать, какого черта ты здесь делаешь? – рявкает Демьян, дыша так, будто только что обогнал скоростной поезд на трехколесном велосипеде. – Я весь во внимании.

Вот дура.

Надо было бить не думая.

Он заслужил, но все равно продолжает нарываться.

А я ведь давала ему десять секунд на извинения. Проспал свой шанс встретить счастливую старость.

– Сейчас мне хочется тебе врезать, но еще больше хочется узнать, с чего ты решил, что можешь вот так появляться и орать на меня? Мама в курсе, что ты в клубе? Смотри, если узнает и про меня, то на цепь посадит.

Челюсть Демьяна сжимается, он закатывает глаза, и мне становится чуточку неуютно сидеть на нем.

– Все сказала?

– Могу и продолжить.

– Вперед.

Нет, он издевается надо мной.

Прикусываю нижнюю губу, не зная, что сказать.

– Ну давай. Продолжай. Мне «безумно» интересно послушать тебя.

С «безумно» он явно переборщил. Вон как зарычал, произнося это слово. А вообще, пусть рычит. Мне плевать будет, даже если он лаять начнет и перекусает здесь всех.

У меня иммунитет на бешенство.

– Отстань, – бурчу и пытаюсь слезть с него.

– Не-а. Здесь посидишь, – он качает головой, мол, фиг тебе, а не место на диване. Задница останется на моих коленках, потому что я так захотел. – И лучше не дергайся. Оливка, я серьезно, не зли еще больше.

Говнюк.

Мартынов – самый настоящий говнюк.

Пока он по сторонам смотрит, нервно задрав голову, я действительно пытаюсь слезть с него, но у меня даже приподняться не получается. Вцепился, как овчарка в свою косточку, и не отпускает.

– Отпусти. Или я…

– Что ты сделаешь? Позовешь на помощь того, с кем возле бара зажималась? Или другого, который не успевает за коктейли твои платить?

Я не реагирую и просто смотрю в сторону на Петрушку Краснова, который стоит недалеко от нас и улыбается.

Нет.

Он ржет, и я сквозь музыку слышу его смех морской свинки.

Ну, не идиот ли?

Теперь понятно, почему у Мартынова пар из ушей валит.

Только вот как он мог подумать, что я на такое способна? Как мог? Да у меня на лбу написано, что клубы – это зло, а телки, которые здесь задницами крутят, – неудовлетворенные жизнью мартышки.

Кстати, если я и поняла причину его наезда на меня, то это не значит, что я про нее забыла.

Перестаю брыкаться, расслабляясь, и скрещиваю руки на груди.

– Соображай, Мартынов. И делай это в темпе, пока твой феерично тупоголовый друг-весельчак не скрылся из виду.

– Краснов! А, тот гробовщик в галстуке, который около бара с кем-то разговаривает, – твой друг Зимин?

– Ага.

– Ты с ним пришла?

– Вау. Человек умнеет прямо на моих глазах, – хлопаю в ладоши, головой качая.
– Дарвин бы ногу свою отдал за возможность увидеть такое зрелище.

Демьян внимательно смотрит на друга, и в его глазах читается облегчение. Сидя на его коленках, я почувствовала, как он постепенно расслаблялся.

Он, но не я.

– Привет, – вдруг примирительно говорит он, целуя меня в волосы. – Какая ты красивая.

– Отелло недоделанный, ты что себе позволяешь?

– Ты не отвечаешь на звонки.

– На звонок! – срываюсь и уже ору, потому что последнюю нервную клетку убила, когда в такси ехала. – Ты позвонил один раз, а перед этим выгнал меня на глазах у своей матери. И после такого ты думаешь, что можно схватить меня и…

– Я же извинился.

– Когда? Чернявый, у меня нет проблем с памятью. Нет и никогда не было.

– Когда говорил, что ты не сможешь отказаться загорать со мной на пляже. Ты не сообразила, да?

– Нет! – Не сдерживаюсь и все-таки бью его по руке. По той, которая нагло гладит мое бедро. – Только идиот сможет расценить это как извинения. Стоп! Ты еще тогда знал, что выставишь меня?

– Я рассматривал все варианты.

Демьян пожимает плечами и утыкается головой мне в шею. Я готова завизжать от долгого молчания, но беру себя в руки. Черт, я реально дура. Зачем вообще собираюсь его выслушать? Что он мне расскажет? Как хотел выкрутиться перед матерью? Предложит видеться за ее спиной? Надо валить отсюда. Но он не отслоняется, так и продолжая дышать в мою ключицу.

– Я был уверен, что ты поймешь, – тихо говорит он.
– Я же понимал, что ты захочешь побыть с семьей в такой момент. Подумал…

– Ты показал мне на дверь.

– Если бы я этого не сделал, то стало бы только хуже. Моя мать еле держала себя в руках, желая вырвать, как можно больше волос у твоей мачехи. По моей вине. Это я попросил отца выйти с ведьмой. Я позволил матери увидеть, как ее подруга клеится к ее мужу. Что я должен был сделать? Отправить ее домой одну? Я не жалею о своем поступке, но все равно чувствую себя последним уродом на земле.