Зомби по имени Джон
Шрифт:
И хотя он понимает, что это – еще один спокойный день в череде спокойных дней – ничего бы не изменило, что он не начал бы верить Рамси из-за чего-то такого, но ему нравится думать, что он мог бы поверить. Что он мог бы ощутить это облегчение – когда ты зря боялся все это время, и парень рядом с тобой действительно не выкинет ничего дерьмового.
Но Джон не сможет. Джону нужно, чтобы что-то произошло, потому что он никогда не сможет поверить ни одному слову Рамси.
Джон не знает, сколько сил у него осталось после всех этих дней ожидания.
Они уходят из школы, когда местные уже начинают возвращаться в спортзал, но успевают до того, как туда набьется целая толпа, в которой кто-нибудь обязательно начал бы задаваться вопросами. А так только морщинистая
Джон не верит ему даже в этом, сталкиваясь в дверях с веснушчатой девицей в огромной серой шапке, свешивающейся ей почти на плечи – от нее пахнет псиной, и почему-то вспоминается Робб, – но и не слишком об этом беспокоится. Его вообще плохо тревожит хоть что-либо сейчас, и он просто плавно покачивается от столкновения, дернув краем рта в машинальной улыбке, и неспешно продолжает идти.
Негромкий прерывистый лай уже на улице тоже не вырывает Джона из тупого ступора. Он только как-то сонно думает о Призраке, о том, что Рамси отдал его за патроны и три банки сладкой газировки, и лениво смотрит, как вдалеке бойкий ретривер, чья шерсть в белом зимнем свете слегка отливает золотом, задирает голову и льнет к руке своего хозяина. Тот даже отсюда выглядит утомленным, но все равно ласково поглаживает собаку между ушами, и Джону вдруг нестерпимо хочется зарыться носом в теплую шерсть Призрака. И проснуться наконец от этого отупляющего сна.
– У меня тоже было такое золотко, – вдруг говорит Рамси, и Джон понимает, что они оба остановились. – Ива. Наверное, я по ней больше других скучаю. Хотя это и не то чтобы хорошо, – Джон скашивает глаза и замечает, что Рамси, надев перчатку только на одну руку, тоже смотрит вдаль и покусывает ноготь большого пальца.
– Ива… – повторяет он. – А после Зимы ты бы, верно, завел себе еще одного и назвал его Джоном? – это выходит грубо, хотя и честно, но Рамси прохладно качает головой.
– Не. Я не держу кобелей.
– Думаю, это что-то говорит о тебе, – так же прохладно реагирует Джон, возвращая взгляд к собаке и ее хозяину. Та теперь кажется более обеспокоенной: немного нервно виляет хвостом, вертит головой, как будто высматривая что-то, и раздраженно уклоняется от поглаживающей руки. Джону это не нравится. Он знает, как Призрак и другие животные реагируют на упырей, как они начинают беспокоиться задолго до человека, и его ноющие плечи невольно напрягаются.
– Да, например, то, что я работал только с Джейн Доу, – беспечно тем временем отвечает Рамси. – Не с Джонами.
Джон слышит, но не отвечает, внимательно наблюдая за собакой. Хозяин, явно устав успокаивать ее, пытается прихватить за шерсть на холке, но собака, вдруг оскалившись и рыкнув, уворачивается, и быстро, неровно шагает вперед, продолжая нюхать воздух.
– Слушай, тебе не кажется, что это как-то… – начинает Джон, на секунду забыв обо всех разногласиях, когда ретривер срывается с места и переходит на бег. Он стремительно сокращает расстояние между ними, почти летящее золотое пятно, едва сбивающее снег когтями и капающее слюной из темно-розовой распахнутой пасти, и Джон оборачивается, рефлекторно пытаясь нащупать винтовку на груди, но видит позади только здание школы и несколько устало бредущих людей с понуро опущенными плечами. А через секунду, за которую Джон понимает, что ему придется защищаться от этой сумасшедшей собаки голыми кулаками – главное, не дать ей уронить себя – ретривер одним безупречным прыжком врезается передними лапами в плечи Рамси, проигнорировав его выставленные руки, и всем весом роняет в снег.
Джон понимает, что руки были выставлены вовсе не для защиты, а собака не рвет Рамси лицо, только уже занося кулак
для мощного удара в шею под черепом. Но Рамси вместо сопротивления сдавленно смеется, возя ладонями по мохнатой шее и позволяя слюняво вылизывать свои рот, глаза и все, что попадается под широкий и мокрый собачий язык, и Джон неловко опускает руку – пальцы разжимаются с трудом, как-то нервно, но он не успевает об этом подумать, – как раз тогда, когда запыхавшийся хозяин ретривера подбегает к ним. Между капюшоном армейской парки и толстым выцветшим зеленым шарфом, укутывающим нижнюю половину лица, Джон видит его взволнованные темно-карие глаза.– Семеро, а я уж подумал, что она взаправду на вас напасть решила, – выдыхает он, сразу, с одного взгляда понимая произошедшее, и Джону это нравится. – Чуть мне пальцы на второй руке не отхватила, – он тихо и приятно посмеивается, и Джон замечает, что у его шерстяной перчатки на левой руке на одну фалангу подшиты четыре пальца. Это кажется ему невыносимо знакомым, но у него ужасно болит голова, ему хочется есть, и он очень устал.
– Нет, нет, эта девочка никогда бы не выдумала сделать мне больно, – а Рамси продолжает ласкаться с собакой, обняв ее руками за шею, как любовницу, и целуя ее мохнатые щеки и высунутый язык. – Ну что ты, моя славная, все хорошо теперь. Папочка теперь с тобой, – он смеется и нежничает, а тот, кто минуту назад был хозяином собаки, вопросительно поднимает едва видные под капюшоном брови:
– Так это что?..
– Это Ива, – Рамси наконец отрывается от успокоившейся собаки и не без труда садится, ухватив ее за густую шерсть на холке. Теперь она не сопротивляется, только жмется и переступает лапами, тяжело дыша и пытаясь положить голову ему на плечо. – И она моя.
А вот это злое собственничество больше похоже на него, думает Джон, но человек в зеленом шарфе, кажется, ничего особенного не замечает и таким же теплым, посмеивающимся голосом соглашается:
– Да уж, такое расскажешь кому – не поверят. Но я верю. Я ее такой ласковой ни разу не видел, а мы с ней давненько уже знакомы, – он машинально приподнимает руку к груди, как будто к звезде или семигранному кристаллу, но сразу опускает. – Ну, теперь хоть мальчика успокою: он все переживал из-за того, что хозяин ее уже не найдется. Я его и так успокаивал, и эдак, конечно, сказки какие-то выдумывал, но он, наверное, нутром понимал, что я сам-то в них не верил. Ну да и кто бы поверил… Однако ж. И на нашу долю грешную чудеса выпадают.
Джон слышит, что он улыбается под шарфом, и видит по морщинкам, собравшимся у его глубоких век. Ему опять что-то кажется нестерпимо знакомым, но Рамси, как всегда, сбивает его с мысли.
– А остальные? Ты видел других? Стаю? – цепко и нетерпеливо спрашивает он, даже не подумав о благодарности.
– Да, – кивает человек в зеленом шарфе. – Но другие были… не такими дружелюбными. Окружили и заперли нас в одном из домов неподелку от лабораторий “Дредфорта”. Нам пришлось провести там несколько дней, пока они не ушли. Все, кроме нее, – он кивает на Иву, но та уже не проявляет к нему никакого интереса, устроившись в руках так и сидящего в снегу Рамси. – Я пытался заговаривать с ними, подкормить, чем было – стрелять не хотелось, упыри тогда еще не все ушли, а патронов мне бы хватило либо на них, либо на стаю, – но они, видно, все хорошо слишком были выученные для таких трюков. Одна… Ива, так ведь?.. то ли оголодала больше других, то ли по человеческому теплу затосковала, но как-то вышло, что мы с ней по-своему поладили.
– Да, она всегда была, как это, чутка в стороне от других девочек. Это моя вина тоже, я часто уделял ей больше внимания, и они это чувствовали, – задумчиво замечает Рамси, больно сжимая ухо Ивы, отчего та тихо взвизгивает. – Но, хотя тебе все равно и следовало бы задать хорошую трепку за то, что брала еду у незнакомцев, так или иначе, ты теперь со мной, – он все треплет и выкручивает ухо Ивы, но успевает отпустить его и поцеловать ее в мокрый нос до того, как Джон, испытывая раздражение, с силой ударил бы его по руке. Но, может быть, время на той койке немного подуспокоило их обоих.