Зона риска
Шрифт:
Андрею по журналистским делам часто приходилось бывать в комитетах комсомола — и заводских, и колхозных, и в больших многотысячных комсомольских организациях, и в маленьких, действующих в каком-нибудь затерявшемся в тайге зверосовхозе. И всегда он входил в комсомольские комитеты с волнением, светлым чувством. Это праздничное настроение возникло много лет назад, когда ему, совсем еще мальчишке, в скромном райкомовском кабинетике вручали комсомольский билет. Их семья жила тогда в небольшом поселке — отца, кадрового рабочего, направили в МТС.
Секретарь райкома подвел Андрея к знамени районной организации — знамя было «неуставным»:
— Ты отныне под этим знаменем, — строго сказал секретарь райкома, и Андрей снова кивнул: да, он отныне и навсегда под этим опаленным пороховым дымом, впитавшим в себя память об отважных знаменем.
Годы прошли, комсомол рекомендовал Андрея в партию, он получил партийный билет, но трепетное, волнующее воспоминание о самых первых шагах в комсомольской жизни осталось навсегда.
Андрей считал комитет комсомола чем-то вроде своего второго дома, куда можно прийти в любой момент и по любому делу.
Секретарь автозаводского комитета комсомола Коновалов оказался щупленьким, худеньким парнишкой. Он указал Андрею на стул, а сам продолжал азартно спорить с кем-то по телефону. «Ну, смотри, Жаворонков, — сказал он наконец невидимому собеседнику. — Если завтра твои орлы не дадут полновесные сто процентов нормы, ты у нас попляшешь». Секретарь положил трубку, объяснил Андрею словно давнему знакомому:
— Участок у Жаворонкова третий день лихорадит.
Кто такой Жаворонков, Андрей не знал, но, наверное, действительно дела на его участке шли не ахти, раз в комитете комсомола встревожены.
Коновалов поправил очки, вопросительно взглянул на Андрея:
— Из газеты? Тот Андрей Крылов, который все больше про международные дела пишет? Ты? Что это тебя занесло после Африки на наш завод? В порядке экзотики?
«Ты» в устах секретаря комитета комсомола звучало необидно, по-свойски. Коновалов иронически улыбался, будто хотел сказать: знаем мы вас, газетчиков, приедете на минуту, а потом такое напишете, что перед людьми стыдно.
— Угадал, — подтвердил Андрей. — Только насчет Африки ты напрасно. Там, как тебе должно быть известно, местами жарко.
— Ладно, не обижайся, это в порядке шутки. У нас тоже интересные места есть, например, моторный цех. В Африке насмотрелся, как пальмы растут, а тут увидишь, как моторы рождаются, можно сказать, сердце машины. В моторном отличные ребята работают. Познакомит их тебя с ними наш второй секретарь.
— Пригласите Тоню, — крикнул он в приемную.
Вошла девушка в строгом синем костюме, до хруста
накрахмаленной белой блузке. Волосы ее были гладко зачесаны назад, темные глаза смотрели внимательно и спокойно. «Синий чулок», — подумал Андрей, протягивая руку.— Антонина Привалова, — представилась девушка.
— Журналиста ты знаешь заочно — он личность известная в кругах читателей, — сказал Коновалов.
— Читала его очерки, — лаконично подтвердила Привалова. Разговаривала она строгим деловым тоном.
«Господи, — подумалось Андрею, — где они только выкапывают таких вот закованных в доспехи спокойствия девиц? Молодежь нынче шустрая, острая, любит раскованность и в одежде, и в мыслях, а такие вот только и умеют, что насупленно нависать над трибуной».
Он был несправедлив, нельзя судить о человеке по первому взгляду, но тихая неприязнь к чопорности, которая воспиталась у Андрея за годы кочевой журналистской жизни, перевешивала все здравые мысли.
— После знойной Африки Андрей Павлович решил пообщаться с нашей действительностью, — балагурил Коновалов, видно, не принимая всерьез визит журналиста. Андрей пока терпел его колкости. — Покажи, Тоня, нашему гостю комсомольско-молодежные бригады моторного, познакомь с ребятами, может, и возникнет сюжетец... Будем надеяться, товарищ Крылов напишет о нас так, что себя все-таки узнаем.
— Я писать о заводе не собираюсь, — перебил его Андрей.
— То есть как? Зачем тогда пришел? — удивился Коновалов, а Тоня впервые с интересом взглянула на Андрея.
— А вот так...
— Тогда, значит, личное дело, — сказал иронически Коновалов. — Машину отремонтировать или приобрести?
— У меня «Волга». Вы их не производите, как известно.
— Непонятно.
— Чего непонятного? О вашем знаменитом заводе уже только в этом году сто очерков опубликовано, стряпать сто первый у меня нет никакого желания. — Андрей решил все-таки чуть осадить Коновалова, так стремительно распланировавшего ему все — куда идти, о чем писать и что.
— Тогда объясни, пожалуйста. — Секретарь перешел наконец на серьезный тон.
— С этого надо было начинать...
Андрей подробно рассказал о том, как и почему он оказался в баре «Вечернем» и на «пятачке». Он говорил о молодых людях, которые убивают там время, о тине мелкой спекуляции, в которой ой как хорошо себя чувствуют пройдохи, мошенники и полууголовные личности. Он умел говорить ярко, а сейчас речь шла о том, что задевало, и рассказ у него получился образный, по нему можно было легко представить и атмосферу бара, и душный мирок «пятачка» в закоулках Оборонной.
— Ты-то сам в баре «Вечернем» бывал? — неожиданно спросил Андрей Коновалова,
— Нет...
— А твои члены комитета?
— Вряд ли, — сокрушенно признался секретарь.
— Но почему? — наседал Андрей. — Ведь это совсем рядом — несколько остановок троллейбусом. Вы производите для страны прекрасные машины — честь вам и слава. Спроси тебя, какая бригада на сколько процентов план вчера выполнила, — ты на память скажешь, не глядя в сводку. У вас здесь чудесный мир труда, новейшей техники. А в двух шагах островки гнилья... Мне случалось бывать в тайге — идешь по просторной поляне, глаз радуется солнечным бликам, красивым деревьям, траве... И вдруг проваливаешься в болотную грязь, едва прикрытую мхом, иногда даже с яркими цветами на кочках... И не знающему дорогу трудно выбраться из болота, пусть оно даже крохотных размеров...