Зона затопления
Шрифт:
– А можно ли встретиться с Брюхановым?
– Зачем? – Главврач аж глаза округлила.
– Увидеть своими глазами, что у него все в порядке.
– Нет, это исключено. Он находится в боксе повышенной безопасности. Вход туда посторонним категорически воспрещен.
– Но ведь вы сами сказали, что у него, скорее всего, не сибирская…
– Не передергивайте, пожалуйста! Я сказала, что результатов пока у нас нет… В любом случае – у него не легочная форма и не кишечная, а возможно, самая легкая – кожная. Хотя, еще раз повторяю, все скажут результаты анализов. Это может быть и
Из больницы Ольга ушла почти ни с чем. В гостинице долго мучила свой мобильник, пытаясь дозвониться до краевого Роспотребнадзора. Наконец на звонок ответила пресс-секретарь по имени Ирина.
– Перестаньте нагнетать панику! – возмущенно потребовала она в ответ на вопросы Ольги. – Это уголовное наказание! Ясно?..
– Послушайте, послушайте, но ведь люди должны знать правду.
– Какую правду? Какую еще правду?!
– Есть ли в регионе угроза сибирской язвы…
– О господи, да нет никакой язвы!
– Значит, диагноз у Алексея Брюханова не подтвержден?
Пресс-секретарь на мгновение замялась. А потом завскрикивала с еще большей эмоциональностью:
– Конечно, не подтвержден! И не было никакого диагноза про язву. Навыдумывают, и давай разносить!
– А чем же болен Брюханов? Ведь он уже неделю в инфекционном отделении. Ведь есть же причина?
– Это служебная информация.
– Я-асно! Из-за этого народ и волнуется.
– Из-за чего еще волнуется?
– Из-за того, что от него всё скрывают.
– Никто ничего не скрывает! Когда ответственные лица посчитают нужным проинформировать общественность – она будет проинформирована… Всё, мне некогда толочь воду. До свиданья. – И пресс-секретарь отключилась.
Ольга посидела на кровати, покачивая в руке телефон.
– Отрицательный результат – тоже результат, – успокоила себя услышанной где-то поговоркой.
Да нет, результат был – два интервью, впечатления от больницы… Поднялась, стала собираться. Пора было ехать в Колпинск.
О своем приезде никому сообщать не стала. Снова устроившись в гостинице, походила по городу, прислушиваясь к разговорам людей, наблюдая за прохожими… Вроде бы все спокойно, нормально. И стали опутывать знакомые сомнения: действительно ли существуют здесь такие проблемы, о которых стоит писать, рассказывать тысячам читателей… Наверняка не все идеально, но где идеально?..
Было хуже, становится лучше и лучше. Проблемы решаются. Пусть медленно, со скрипом, и все же… А она вот лезет со своими вопросами, мешает постепенному движению вперед, раздувает из мухи слона.
«Да уж – муха! – возмутилась своим мыслям. – Один с непонятным диагнозом в боксе повышенной безопасности, другой избитый в больнице».
Нашла в записной книжке адрес Брюхановых – телефона жены Алексея у нее не было, а алексеевский все эти дни молчал, – пришла к дому, набрала номер квартиры на домофоне.
– Да? – после пиликанья испуганный женский голос. – Кто там?
Ольга назвалась.
– Я ничего не могу сказать. Ничего не знаю, – ответил голос.
– Послушайте, я хорошо знакома с Алексеем. Я хочу разобраться в ситуации. Помочь, – убеждала Ольга. – Я была в больнице, в Канске,
меня не пустили к нему… Пожалуйста, разрешите поговорить с вами.– Я ничего не знаю. – И уже сквозь слезы: – Извините!..
Минуту-другую Ольга подождала у двери. Надеялась, что жена Алексея одумается, выбежит, все расскажет.
Нет, не выбежала…
Ольга позвонила старшему Маслякову, договорилась о встрече. Жили они недалеко, на соседней улице.
– Проходите, проходите…
Александр Георгиевич и его жена Людмила показались Ольге совсем беспомощными, угасшими. В глазах – старческая просительность и тоскливая какая-то надежда.
– Где Дмитрий? – Ольге показалось, что его уже нет на свете. – Он в больнице? Да?
– Дома, – пробормотал Александр Георгиевич. – Вчера привезли.
– В больницей опасней, чем здесь, – добавила жена. – Там такое случилось…
Ольгу провели в комнату, где лежал Дмитрий.
Серое лицо с коричнево-сизыми пятнами синяков, багровые коросты на месте губ… Глаза заплывшие… Посмотрел на вошедшую, узнал Ольгу, замычал, дернулся подняться.
– Лежи ты! – досадливо вскрикнула мать. – Опять ребра съедут… – И, обращаясь к Ольге, объяснила: – Три ребра сломали, челюсть…
– Здравствуй, Дима, здравствуй, – кивая при каждом слове, сказала Ольга. – Лежи, конечно. Не надо… – Хотела спросить: «Как ты?» – но поняла, что нелепо спрашивать, и так все видно. Да и, судя по мычанию Дмитрия, ответить он вряд ли сможет.
– И скулами не шевели, – продолжала мать, – дай срастись хоть немного. А то всю жизнь потом болбокать будешь.
– Ольга Борисовна, – отец Дмитрия пододвинул стул, – садитесь вот.
Ольга присела. Смотрела и смотрела на Дмитрия. Не то чтобы синяки и царапины были страшны. Не это было страшно – ей приходилось видеть лица, измолоченные в фарш… Вспоминался Дмитрий другой – тот, на лесопилке. Молодой, крепкий, злой. Хозяин, у которого отнимают хозяйство. Но он был готов стоять до конца… И вот отняли.
– И ведь, – плача, рассказывала мать, – ведь самого поджигать заставили! Ведь это садизм самый настоящий… Лежи ты! – снова крикнула Дмитрию. – Потом сам все расскажешь. Пусть хоть срастется там маленько…
– А почему забрали из больницы? – спросила Ольга.
– Ну а как… – начал было Александр Георгиевич, но так вяло, что жена тут же перебила:
– Это вообще ни в какие ворота! За такое сразу надо садить… Дима, в общем, написал заявление, показания дал…
«Как? Письменно или устно? – захотелось уточнить Ольге, но сдержалась. – Позже».
– Сказал, что узнал одного – он в бригаде был, когда дома жгли. Из этих, из поселенцев… Начальник колонии сразу присылает бумагу: в ту ночь, мол, когда произошла драка – он, сволота, такое избиенье дракой назвал! – все находились на территории колонии, отлучек не зафиксировано. А через день начальники эти сами в больницу пожаловали. Дождались, когда Дима один в палате останется, и говорят: «Дал показания – думай о последствиях». Предложили забрать заявление, пока не поздно… Ну, тут мы и решили его увезти. Пусть здесь, чем там… Возьмут, действительно, вколют чего-нибудь – это ведь не только в фильмах бывает…