Зона затопления
Шрифт:
– Да-а, – вздох Александра Георгиевича, – сломали они нам хребет… Был бы я помоложе, да сил бы…
Жена снова перебила:
– Да перестань! Довоевались. Оба! Один вон весь… другого чикануло…
– В смысле? – не поняла Ольга.
– Ну, инсульт случился. Не сильный, говорят, но все равно… С Димой еще непонятно – может, и инвалидность придется оформлять. Тоже ведь… и внутренности поотбивали.
– Надеялся я на ребят с Чечни, – по-прежнему медленно, как понимала теперь Ольга, не вяло, а с усилием заговорил Александр Георгиевич, – думал, они поднимутся. Много их, и
Жена Людмила скривилась, покачала головой:
– И что бы было с ними? Объявили бы террористами и постреляли… Им только этого и надо, чтоб премии получать. А весь народ никогда не поднимется.
– Весь народ не поднимется, – повторил-согласился Александр Георгиевич.
Воспользовавшись паузой, Ольга спросила:
– А про сибирскую язву что у вас слышно? Я вчера в Канске была, хотела с Алексеем Брюхановым встретиться. По крайней мере, увидеть…
– Да что слышно… – сказала Людмила. – Ничего толком не слышно. Разве мы достойны, чтоб нам что-то объясняли?
– Хотела зайти к жене Брюханова – она не пустила. В домофон крикнула: «Ничего не знаю».
– Это продавщица которая?
– Наверное…
– Ну, ее помурыжили, говорят, не дай бог. И дочку их.
– А что такое? – Ольга незаметно включила диктофон.
– Да, говорят, всю квартиру чем-то опрыскали, одежду мужа сожгли. С них взяли подписку, что столько-то дней ни с кем общаться не будут. Ну, вроде карантина.
– М-м, – кивнула Ольга, – поэтому, видимо, она меня и не пустила.
– Может, и поэтому… В общем, как прокаженные они какие. Не знаю, как продукты покупают… И старших Брюхановых тоже на карантине держали. Но они хоть в доме, не в квартире этой тюремной. – Людмила, будто впервые здесь оказавшись, оглядела комнату. – И тут ведь все одно к одному. Слышали, Ткачук умер, Алексей Михайлович? Глава Пылёвского сельсовета. И так нехорошо умер…
– Почему ж нехорошо? – на этот раз перебил Александр Георгиевич. – Всем бы так…
– Ну вот вам всем только умереть теперь! Жить надо… дальше жить надо!
Про Ткачука Ольга читала в Интернете, но подробностей не знала. Слушала Людмилу.
– Поехал, в общем, с бригадой в Пылёве могилы раскапывать…
– Кадбище пееносить, – кое-как поправил Дмитрий.
– Ну молчи ты, нельзя тебе говорить! И так со следователем наговорился… И, в общем, на обратном пути его инфаркт свалил. Или инсульт, не знаю… Привезли уже неживого. С этими вместе… кого он выкапывал… А с ним и Брюханов был, Алексей. Он после приезда и заболел – температура, сознание стал терять, язвы появились… Переполох тут такой начался!.. Ткачука после похорон хотели выкапывать – вдруг и у него сибирка. Пока не стали, ждут, что с Брюхановым решится…
– Как там… – слабо улыбнулся Александр Георгиевич, – Шекспиру и не снилось.
– Это уж точно. Страсти такие, что… Ох, – Людмила встряхнулась, будто сбрасывая ношу плохого, – давайте хоть чаю попьем, а то… Как-то надо жить дальше. Пойду воду поставлю.
Возвращаясь в гостиницу, Ольга услышала слова,
которые добавили еще вопросов. Двое мужичков медленно проходили навстречу, и один говорил:– Да какая зарплата! За хреновую жратву работаем. На курево рыбалкой – в магазине меняем… Мне бы три тыщи, и на хрен отсюдова без оглядки.
– Чего, вообще не платят? – изумленно-испуганно спросил второй.
– Последние месяцы вообще ни копья.
– А мне шестьдесят кусков пообещали.
– А-а, на словах и сто обещают… И живем, как кильки в томате…
Ольга приостановилась, смотрела им вслед. Хотелось догнать, расспросить подробнее.
И как это будет выглядеть? Подбегает женщина к двум мужчинам на пустой улице. Представляется журналисткой, задает вопросы… С одной стороны, ничего особенного, удивительного, а с другой – мало ли на что это их спровоцирует… Незнакомых людей, особенно таких, Ольга побаивалась.
А может, этот, говорящий, как здесь плохо, таким образом отваживает возможного конкурента? Допустим, оба сварщики, и первый работает неважно, находится на грани увольнения, и вот приехал новый, собирается устраиваться. Первый его перехватил и пугает, надеясь, что он ужаснется условиям и сегодня же умчится.
«Завтра постараюсь выяснить насчет зарплаты, быта», – успокоила себя.
Вечером записала по памяти ту часть разговора с родителями Дмитрия, которая была до включения диктофона, услышанный разговор мужичков, сцену возле брюхановского подъезда… Позвонила домой, муж сказал: «У нас всё нормально». В голосе – откровенный упрек. Как дела у нее, спрашивать не стал…
На другой день пошла в ОВД. Благодаря удостоверению журналиста пустили к начальнику почти без проволочек. Но одного взгляда на него хватило Ольге, чтобы понять: ничего и здесь выяснить ей толком не удастся.
– Я по поводу произошедшего с Дмитрием Масляковым, – сказала.
– Да я догадываюсь, догадываюсь… Что ж, присаживайтесь, как говорится.
Начальник, полковник, был пожилой, грузный, явно нездоровый. Почему-то Ольга стала гадать, сколько раз он может подтянуться, пробежит ли три километра…
– Хочется прояснить ситуацию с Масляковым, – начала она. – Установлены ли те, кто избивал?
Полковник приподнял широкие плечи, и шея на секунду совсем исчезла.
– Идет доследственная проверка. Видимо, будет заведено уголовное дело…
– Видимо? Значит, еще не точно?
– Хм, дела не заводятся просто так… Заявление потерпевшего есть. Правда, обстоятельства не совсем ясны. Разговаривает он неважно, письменно излагает мысли еще хуже…
– Ну так челюсть сломана, сотрясение мозга…
– Данных, – с нажимом перебил начальник, – медицинской экспертизы пока я лично не видел. И вообще, пока я не имею никакого права распространяться.
Ольга изо всех сил уговаривала себя быть спокойной, уравновешенной, но все же загорячилась:
– Но людям нужно хоть что-то знать. А то создается ощущение полной безнаказанности. Человек избит жестоко, не исключено, что останется инвалидом, а те, кто бил, – на свободе. Тем более – осужденные. Вообще, получается, свободно разгуливают за пределами колонии…