Звезда Ассирийского царя
Шрифт:
– Уезжаем, – приказал Ованесов своему шоферу. – Здесь нам делать нечего, едем обратно на работу…
Вернувшись в свой кабинет, он позвонил непосредственному начальнику и попросил того о немедленной встрече.
– В чем дело, Ашот Ованесович? – осведомился начальник, едва Ованесов вошел в его кабинет. – Что это на вас лица нет? Проблемы со здоровьем?
– Вы знаете, я должен был сегодня встретиться с человеком из Ченегды. Ну, с тем… по поводу земельного участка.
– Ну и что?
– Встреча не состоялась.
– Он что – не пришел?
– Хуже. Когда
– Так в чем же дело?
– В том, что там же была полиция.
– И что в этом такого? Наш человек, я думаю, был ни при чем?
– А вот мне так не показалось. Полицейские с ним довольно долго беседовали, проверяли документы. Потом, правда, его отпустили. Но еще двоих людей они увезли. Увезли в наручниках. И я этих людей прежде уже видел.
– Вот как? – Начальник снял очки, протер их кусочком замши. – И где же вы их видели?
– В Ченегде, когда я ездил туда на переговоры с тем, другим человеком. С Леденевым.
– Тс-с! – Начальник снова надел очки, опасливо огляделся. – Не нужно называть фамилии…
– Хорошо, не буду. Но, так или иначе, тех двоих увезли в наручниках, а я уехал. И вот еще что… – Ованесов замялся. – Вчера в мою машину сел вооруженный человек. Он задавал мне разные вопросы.
– Вопросы? Какие вопросы?
– О контракте в Ченегде. О том человеке… ну, о том, чью фамилию вы не хотите называть. О землеотводе.
– Я надеюсь, вы не сказали ему ничего лишнего?
– Я не знаю ничего лишнего. Но мне пришлось сказать о нашей сегодняшней встрече – и вот, когда я приехал, там уже была полиция.
– И что же вы хотите мне сказать? – Голос начальника посуровел.
– Я слышал, что у того человека… ну, у того, чью фамилию… у него криминальное прошлое.
– А у кого его нет?
– Но теперь мне кажется, что настоящее у него тоже криминальное. И иметь с ним дело может быть опасно.
– Да вы понимаете, – голос начальника зазвенел от внутреннего напряжения, – вы понимаете, какие огромные деньги стоят на кону? Вы понимаете, что значит этот контракт? Да ничего вы не понимаете – вы ведь только финансист! Вы занимаетесь только цифрами: норма прибыли, процентные ставки, сроки оборачиваемости средств. Все остальное вас совершенно не касается!
– Да, я только финансист! – с обидой в голосе ответил Ованесов. – Я занимаюсь цифрами и экономическими категориями, и среди них есть такое понятие, как риски! Риски бывают оправданные и чрезмерные, и я очень хорошо понимаю, что, когда на кону стоят такие большие деньги, чрезмерный риск недопустим. Это может плохо, очень плохо кончиться, в частности, и для нас с вами.
– И что же вы предлагаете? – сухо осведомился начальник. – Свернуть такой грандиозный проект после того, как в него уже вложили колоссальные средства?
– Не знаю. Я только думаю, что нужно сообщить обо всем Андрею Андреевичу.
Начальник пристально посмотрел на Ованесова и забарабанил пальцами по столу.
– Даже так? – проговорил он неожиданно севшим голосом. – Но вы же понимаете, беспокоить его…
– Я понимаю, что в противном случае именно нас с вами назначат
крайними.– Хорошо, может быть, вы и правы…
Ованесов покинул кабинет, а начальник немного посидел в тишине, собираясь с силами, а потом снял телефонную трубку и набрал номер, который прекрасно помнил, хотя пользовался им очень редко.
Когда Ледокол садился в поезд в Ченегде, он выглядел как высочайшая особа во время обхода почетного караула. Его провожал до купе начальник вокзала, проводник нес следом кейс из крокодиловой кожи, поезд задержали для него на четыре минуты, рискуя сбить расписание. Сам он хранил величественную невозмутимость, чтобы окружающая мелкота могла оценить разницу: кто такие они и кто – он.
В двухместном купе он расположился один, охранники заняли два соседних. Как только поезд тронулся, проводник заглянул и угодливо спросил, не желает ли Валентин Васильевич чего-нибудь – коньячку или перекусить?
Ледокол отослал проводника величественным жестом и погрузился в изучение финансового журнала. Он мало в этом разбирался по причине недостаточного образования, но пытался наверстать упущенное.
Однако, пока поезд мчался в направлении Санкт-Петербурга, с Ледоколом происходили странные изменения. Он как-то сникал, терял свою значительность и даже как будто становился меньше ростом.
Ведь это у себя в Ченегде он был царь и бог, а в Петербурге… ну, конечно, человек с деньгами и связями, но деньги не такие уж большие, а связи – на провинциальном уровне…
Поэтому, когда поезд прибыл на Московский вокзал Петербурга, из купе вышел на перрон не владетельный князь, а самый обыкновенный человек. Ну, почти обыкновенный. Допустим, как обеспеченный человек из провинции.
На площади перед вокзалом его ждала большая черная машина. Охрану Ледокола в эту машину не пустили, сам Ледокол сел на заднее сиденье. Теперь он еще больше сник, утратил остатки значительности и через полчаса вошел в просторный, строго обставленный кабинет испуганным просителем.
За столом сидел приземистый человек с внешностью обрюзгшего старого бульдога.
– Здрассте, Андрей Андреевич! – проговорил Ледокол со сдержанной почтительностью. – Приглашали?
– Не приглашал, – ответил тот, подчеркивая дистанцию. – Не приглашал, а вызывал.
– Ну, это как бы все равно…
– Тебе, может, и все равно, а мне – нет. Ты должен помнить разницу между нами…
– Я помню, Андрей Андреевич… – промямлил Ледокол, чувствуя, как в душе нарастает страх. – Разве я не помню…
– А вот я не уверен.
– Да в чем дело-то? Что не так?
– Что не так?! – Андрей Андреевич повысил голос. – Ты мне обещал, что все будет чисто, никаких этих твоих прежних штучек…
– Да, конечно… – Ледокол почувствовал, что у него по лбу стекает пот, но не решился достать платок и вытереть его.
– Конечно? А что там творится у тебя с землеотводом? Мне доложили, что у тебя проблемы, твои люди не справились, и сегодня их увезли в наручниках!
– Не волнуйтесь, Андрей Андреевич, я решу все проблемы… все урегулирую…