Звезда балета

Риппл почувствовала, что разговор, принявший столь неожиданный оборот после откровенной беседы, может и дальше быть таким же необычным. Нагнувшись над столом с ярко-синей, красной, оранжевой, янтарной стеклянной посудой, она сказала: – Мадам, позвольте задать вам вопрос. Что бы вы сделали на моем месте? Если бы вам пришлось выбирать между замужеством и сценой, что бы вы выбрали? Не чувствовали бы вы, что умрете, если придется оставить все, чем дорожите? Я не имею в виду вас с вашим завоеванным уже белым платьем, Я говорю; будь вы на моем месте. Если бы вы были только начинающей балериной. Вышли бы вы замуж и оставили бы сцену? – Затаив дыхание она ждала ответа.

– Риппл, не спрашивайте меня, – серьезно сказала русская балерина, этот маленький сфинкс, – спросите себя. Представьте себе все в образах, в картинах, если хотите. Представьте себе, что вы живете жизнью артистки, выступающей на сцене. Вы знаете эту жизнь и можете себе ее представить: каждый год одно и то же!

– Да.

– Затем представьте, что вы замужем. Муж, домашний очаг, дети протягивают к вам ручонки. Каждый год одно и то же. Эту жизнь вы тоже можете себе представить.

– Да…

– Постарайтесь все это себе представить и обдумать. Затем решайте. Это ваша драма, а не моя. Ни одна женщина не может советовать другой. В области чувств больше, чем в любой другой, каждая женщина должна жить собственной жизнью, а не искать примера в чужой. Не спрашивайте меня, как вы должны поступить! – Затем, быстро взглянув на Риппл, Мадам живо добавила: – Но раз уж вы меня спрашиваете, что я думаю, то вот что я вам скажу: вы должны идти навстречу своему счастью. Вы девушка одаренная и способная. Да, вы способная и одаренная девушка. Вы должны идти навстречу своему счастью, если это счастье идет к вам.

ГЛАВА IV ДЕНЬ КОЛЕБАНИЙ

I

После этого ужина вдвоем наступили трудные дни перед открытием сезона, которое должно было стать для Риппл знаменательным событием. Разве не впервые в жизни ее имя появилось на афишах Лондонского театра? Правда, напечатано оно было маленькими буквами («Риппл») вместе с именами Сильвии и Дороти, которые танцевали вместе с ней в «Греческой вазе». Но разве это не было только началом?

С каждым часом девушка все больше волновалась. Перед балериной Риппл стояла задача не только хорошо исполнить свою роль в день премьеры. Ей необходимо было еще и уладить свои любовные дела. Нет, речь шла не просто о любовных отношениях, но обо всей ее жизни, замужестве и тех переменах, которые с ним связаны. После представления Риппл должна будет увидеться с Виктором. Она уже знала, что именно тогда придется окончательно переговорить с ним и принять определенное решение.

II

Отец и мать Риппл не предполагали быть в театре на ее выступлении. Они находились в Ливерпуле с Ультимусом. Как раз в это время у мальчика случился приступ аппендицита и предстояла операция. Ее семья была при нем. Из всех пяти братьев Риппл один только Джеральд, восемнадцатилетний красавец-студент, должен был присутствовать на первом настоящем дебюте своей сестры. Джеральд заявил, что к первому представлению «Русалочки» постарается вырваться из Оксфорда. Он и еще несколько его университетских друзей сложились, чтобы купить ложу.

«Конечно, будет Виктор, – думала Риппл, – но он не родственник. Странно думать, что человек, за которого я собираюсь выйти замуж, не имеет никакого отношения к моей семье. Даже если бы он был моим мужем, то все-таки в одном отношении он не может быть мне так близок, как родной брат. Я имею в виду годы совместной жизни, в которой он никогда не принимал участия. Детские воспоминания и мелкие события, шутки и поговорки, которые лишены всякого смысла вне семейного крута. Разные общие переживания связывают меня с братьями. С возлюбленным все обстоит иначе, на его долю выпадают другие отношения, но только не эти».

В ее памяти всплыли забытые годы жизни в Уэльсе вместе с мальчиками. Тогда все мелочи не казались такими значительными. Странно, что Риппл, как раз в то время, когда у нее появилось столько новых интересов, упорно возвращалась к старым временам и цеплялась за воспоминания о них – о доме на холме, о старой детской, о чае в школе с приготовленными дома бутербродами, густо намазанными маслом и вареньем, о том, как мальчики собирались обратно в школу. Она вспомнила, как однажды, в первый вечер пасхальных каникул, в передней появился Джеральд, выросший из своего пальто, и поздоровался с матерью ломающимся, сначала пронзительным, а затем внезапно охрипшим голосом.

Миссис Мередит вскрикнула: – Дорогой мой мальчик, у тебя болит горло! – Джеральд молодым баритоном запротестовал: – Нет, я не болен, мама. Я всегда так теперь говорю.

При этом смешном и случайном воспоминании глаза Риппл наполнились слезами. Без всякой на то причины, без причины! Она находила странное облегчение в том, что Джеральд будет присутствовать на спектакле. Девятнадцатилетняя девушка думала: «Чем старше становишься, тем больше значит родная плоть и кровь. В сравнении с Джеральдом, даже Виктор – кто он мне? Чужой. Конечно, я никогда не скажу ему об этом. Но как я рада, что Джеральд, мой брат, будет здесь в субботу».

III

Наступила суббота, и с утра день был похож скорее на апрельский, чем на июньский; яркое солнце по временам закрывали тучи, и собирался дождь.

Риппл проснулась в тревоге.

Она испытывала хорошо знакомое ощущение, что в тот момент, когда она откроет глаза, что-то должно случиться. Что же именно? Она окинула взглядом желтые стены своей комнаты и фриз с черными пантерами, Глаза ее остановились на стоявшем на камине единственном украшении, которое она привезла из дому: это была старинная чаша из резного стекла, наполненная морскими раковинами, которые Риппл собирала на взморье в Уэльсе.

«А, – вспомнила она, – сегодня первое представление «Русалочки»!». За завтраком Риппл услышала знакомый стук в дверь. Она открыла. Показалась рука в перчатке и голова без шапки с поднятыми вверх, как венец, очками над лицом, тронутым легким загаром.

– Доброе утро, Риппл, – произнес веселый голос. – Сегодня великий вечер, а? Ну, желаю счастья и удачи! Я решил перед отъездом заглянуть к вам и пожелать всего наилучшего.

– О, Стив, благодарю вас. Посидите минуту, можете? Не хотите ли кофе? Тут его много, позвольте вам налить! – крикнула Риппл, вскочив, чтобы принести еще чашку.

Юноша сел и снял перчатки, «Опять новые», – отметила про себя она. Это было его единственным щегольством – почти каждый день менять перчатки. Обычно мотоциклисты отличаются неряшливыми руками и ногтями, но Стив весьма заботился о своих. Его тонкие руки были всегда чистыми и ухоженными, ногти – безупречны и изящно закруглены на концах. Риппл разглядела руки молодого человека, в остальном одетого довольно небрежно, пока он сидел, пил с ней кофе, принимал от нее розовое яблоко и засовывал его в карман затвердевшей от жира куртки.