Звезда и шар

– - Митя, -- услышал он вдруг знакомый голос, -- вы сапоги получили?

– - Получили, -- машинально ответил он, поднимая глаза на стоящего у кромки леса Максакова.

– - Не могли бы вы мне помочь?
– - спросил Максаков, переминаясь с ноги на ногу на краю пометного моря, окружающего коровник. Митя опустил глаза и заметил переливающиеся в говне голограммы максаковского голландского летающего диска.

– - Могли бы.

Он вышел за ворота и, хлюпая водолазным обмундированием, медленно направился в сторону голограмм.

78.

– - Ну что, -- жадно спросил Рубинштейн, -- удалось как-нибудь зарегистрировать вызов врача?

– - Конечно, -- ответил Саша, опускаясь на нары, -- с личной подписью Жоржа Помпиду. И королевы Маргреты Второй.

Кузнецов непрерывно курил, зажигая следующую сигарету от предыдущей. Краткие оранжевые светлячки затяжек постепенно становились мерилом времени. Время начало медленно терять структуру.

– - Ты-то чего сидишь?
– - спросил Кузнецов, -- как режимник, по секретности?

– - И да и нет, -- ответил Саша сквозь подступающее оцепенение.

– - Это каким же образом?

– - Загадка природы. Сижу по секретности, а секретности не имел.

– - Во дела!

– - Подождите, подождите, -- вдруг вмешался Лев Леопольдович, -- а как же вы тогда загранпаспорт получили?

– - Пошел и получил. Да ведь это только для Польши.

– - Нет, нет, режимников никуда не пускают. А вы в том же ОВИРе подавали?

– - Да.

– - Странно... Каким-то образом они вас зевнули. А имя там то же, что и в обычном паспорте?

– - Не совсем. В обычном я - Самуил Элевич. А в этом - как в приглашении записали: Александр Ильич.

– - Вот в чем все и дело!
– - вскричал Лев Леопольдович, -- вы у них теперь в двух папках сидите. Это же вам прямо карты в руки! Закажите вызов на Александра Ильича и подайте с этим паспортом.

– - Отловят, -- сказал Кузнецов.

– - У вас, молодой человек, -- обиделся Лев Леопольдович, -- прямо благоговейное к ним отношение какое-то, в самом деле. Вы думаете, у них там прямо информационный центр с базами данных. А это же просто бухгалтерия, свора учетчиков и больше ничего. Что же, по-вашему, они лица помнят? Да мы для них просто папки с бумагой!

79.

На дверях совхозного клуба висела кривовато исполненная афишка. Сверху было крупно написано: ЛЕКЦИЯ. Чуть пониже - помельче: К вопросу о сексуальной гигиене. Докладчик: доктор медицинских наук, профессор Сергей Матвеевич Коротков. После лекции - ТАНЦЫ.

– - Зайдем, что-ли, товарищ последователь?
– - Ложакин искоса глянул на Митю.

– - От чего ж не зайти, товарищ наставник, -- в тон ответил тот, -приобщимся к вершинам отечественной науки!

К началу лекции появилось несколько групп местных. Они степенно курили, сплевывая на кирзачи. Профессором оказался бригадир коровникостроевцев, чьи жигули они вчера вытаскивали из кювета.

– - Сергей Матвеич, а есть ли уверенность в необходимости темы для народа?
– - коварно вопросил Ложакин.

– - Вы знаете, уважаемый, вопрос о народе к делу отношения не имеет. Лекцию эту я читаю каждые две недели по просьбе членов нашей бригады -ответил тот просто.

Члены были здесь же, занимая первый ряд.

– - Не знаю, в курсе ли вы, но мы сейчас заканчиваем третий коровник, что означает два месяца безвылазного пребывания в здешних палестинах. Так что цель лекции - способствовать быстрейшему установлению взаимопонимания с новой сменой работниц обьединения "Светлана". Вот, кстати, и они подтягиваются...

Сквозь подступающую дрему Митя рассеянно слушал изложение. Профессор суетился возле черной ученической доски, стуча мелом. На доске постепенно появилось нечто, напоминающее продольное сечение дирижабля. Светлановки застенчиво ерзали на стульях, оглядываясь украдкой.

– - Мужской половой орган состоит из цилиндрической части и головки.
– хорошо поставленым голосом излагал доктор медицинских наук, -- Сперма образуется в яичниках, смешивается с секретом предстательной железы, подается вперед и выталкивается наружу через отверстие в головке, называемое наружним отверстием мочеиспускательного канала.

"Где-то я это уже слышал", - подумал Митя.

80.

Время постепенно теряло дискретность. Его острые грани, рельефно прочерченные миллиардами часовых механизмов наружнего мира, здесь оплывали в сизых аморфных струях табачного дыма. Рассечение времени на равные промежутки, так необходимое в напряженном ритме постиндустриального мироустройства, не имело больше смысла, даже если бы света от туманного комка духоты, жмущегося к дырам, пробитым в замуровавшей окно жести, хватило чтобы разглядеть циферблат.

Время тихонько зализывало раны, нанесенные армией часовых, минутных и секундных стрелок. Оно оплывало, как тающий в невесомости воск, округляясь и затекая в углы, как мед заполняет соты. Плавно покачиваясь, следуя изгибам пластов табачного дыма, Время баюкало завязнувших в его теле арестантов, молча бродящих вдоль стен или свернувшихся на нарах.

Настоящее медленно теряло остроту и переставало играть свою извечную роль тонкой, кристально ясной разделительной полосы между Прошлым и Будущим, оно растекалось и проникало назад и вперед, поглощаяя и растворяя границы света и тени, вещества и пустоты. Ни свет ни тьма не нарушали больше ровного спокойствия, на котором начал проступать серебристый силуэт звезды.

Звезда росла, медленно поворачиваясь и материализуясь все четче, отбрасывая блики и переливаясь. В какой-то момент он увидел, где должны пройти разрезы.

По ребрам звезды побежали трещины, вершины лучей сдвинулись и вот уже вся она стала распадаться на остроугольные части, обнажая рубиновые грани, скрытые доселе. Грани скользили, как дамасская сталь по бархату ножен. Части разошлись в пространстве, звезда распалась на шесть одинаковых обломков. Обломки начали медленно поворачиваться, как будто бы в поисках пути обратно.

Повернувшись, осколки звезды начали медленно сближаться, неуверенно покачиваясь, будто бы нащупывая путь, вот они уже коснулись друг друга, сдвинулись ближе, постепенно скрывая серебро когда-то наружней поверхности, становящейся недрами. Вершины сближались, отсвечивая рубином.

Стала видна уже новая форма рождающейся из самой себя рубиновой звезды, как вдруг движение со скрежетом прекратилось. Рубин косоугольных вершин натолкнулся на четырехгранные лучи...

звезда замерла в нерешительности.