Звезда любви

Так было и в этот вечер. Младшая, Катенька, давшая согласие Геннадию Ивановичу Невельскому стать его супругой, нынче воспринималась едва ли не как замужняя дама, а вот Сашенька по-прежнему была окружена сонмом поклонников. Весь цвет молодежи Иркутска был у ее ног. Окруженная толпой поклонников Александра обвела молодые веселые лица снисходительным взглядом и улыбнулась, полная сознания своей неотразимости и привлекательности, но услышав, что пожаловал еще кто-то из припозднившихся гостей, невольно перевела взгляд ко входу в гостиную. Едва только ее глаза встретились с взглядом молодого офицера, впервые пожаловавшего в их дом, как у девушки перехватило дыхание и отчаянно забилось сердце. Так вот каков, его сиятельство князь Шеховской! С трудом сглотнув ком в горле и справившись с волнением, Сашенька отвела глаза и продолжила начатый разговор. Краем глаза она успела заметить, как Невельской поспешил навстречу гостю с радостной улыбкой на лице. Заметив, что Геннадий Иванович вместе с ним направился к их тесному кружку, Александра отчаянно вцепилась в веер, чтобы не дрожали руки.

— Екатерина Ивановна, Александра Ивановна, позвольте представить Вам Павла Николаевича Шеховского, — обратился к ним Невельской.

— Очень приятно, сударыня, — улыбнулся Павел, поднося к губам затянутую в перчатку руку Кати, — весьма наслышан о Вас!

Катя опустила глаза и залилась очаровательным румянцем.

— Ах! Геннадий Иванович, — бросила она смущенный взгляд Невельскому, — право, мне неловко!

— Уверяю Вас, что слышал о Вас только хорошее, — усмехнулся Павел ее смущению.

Шеховской, привычный к салонному флирту, едва ли не скучая прошел весь церемониал знакомства, но когда его губы коснулись руки Александры, он ощутил, как вздрогнула девичья рука в его ладони. Подняв глаза, он удивлено взглянул в смущенно потупленные голубые глаза. Павел ничего не сказал, лишь поспешно отпустил руку Александры, и только едва заметная морщинка, пересекшая высокий лоб, выдала его растерянность. Он ведь не за этим пришел сюда, — нахмурился Шеховской, — ему вовсе не нужна любовь восторженной провинциальной девицы на выданье!

Веселье продолжалось, и только Шеховской был как бы в стороне от всего. Он о чем-то долго беседовал с Невельским и отвлекся от разговора только тогда, когда Катенька, поддавшись на уговоры молодых людей, села к роялю, и, взяв несколько аккордов, запела. Знакомые слова любимого романса Жюли ворвались в сознание: "Гори, гори моя звезда…". Князь переменился в лице, сердце стиснуло болью такой силы, что Павел, держась рукой за стену, медленно опустился на оказавшийся поблизости стул. Он снова словно бы перенесся в тот вечер в доме Радзинских, когда волнующий голос юной певицы совершенно заворожил его, а потом, обнимая тонкий стан, кружил ее в вальсе и тонул в омуте черных глаз.

— Красивый романс, не правда ли? — услышал он девичий голос у себя над ухом.

Повернув голову, Павел встретился глазами с незаметно подошедшей к нему Александрой.

— Да, — отозвался он. — Моей жене он тоже очень нравился.

— Ваша жена тоже поет? — с вымученной улыбкой поинтересовалась Александра.

— Пела, — ответил Шеховской. — Она умерла.

— О, простите, Бога ради! — смутилась Сашенька.

— Не стоит извинений, откуда вам было знать, — ответил Павел.

Саша не могла придумать, как продолжить разговор, а стоять рядом с князем и молчать было попросту неприлично, но сам Павел ничего не сделал, чтобы облегчить ей задачу. В эту минуту Шеховской мыслями был далек от Иркутска. Внезапно поднявшись со стула, князь разыскал Невельского глазами и направился к нему, оставив Александру в одиночестве. Переговорив с Геннадием Ивановичем, Шеховской торопливо простился с Владимиром Николаевичем и Варварой Григорьевной и покинул гостеприимный дом Зариных.

Наутро он принял решение без промедлений, пока держится зимник, отправляться в Якутск. С началом марта потеплело. Еще пару недель назад в Иркутске стояли сухие трескучие Сибирские морозы, а нынче, в преддверии близкой весны, с юга потянуло влажным ветром. Днем на солнце санный путь подтаивал, а ночью вновь покрывался тонкой коркой льда.

Ямщик спешил, то и дело подгоняя резвую тройку, что как птица летела по укатанному тракту. Шеховский зябко кутался в меховую полость, пряча лицо от обжигающего ветра в воротник бобровой шубы. Прохор, сидевший рядом, с утра приложился к дорожной фляге со спиртом и теперь клевал носом.

Наверное, зря он решил ехать в Сибирь, — усмехнулся Павел. На Кавказе в эту пору куда теплее, а там глядишь, и кончились бы мои мучения… Нужно было в Нижегородский полк переводится, — нахмурился он. Уж чего-чего, а морозов Поль не любил, куда милее сердцу была поздняя весна, когда все вокруг утопало в яркой молодой зелени, благоухали цветением сады вкруг усадьбы. Но и с этой порой теперь были связаны самые горькие воспоминания. Очнувшись от горестных дум, Павел заметил впереди одну из столь редких здесь почтовую станцию. Сани замедлили ход и остановились во дворе. От разгоряченных быстрой ездой лошадей валил пар, и подбежавшие конюхи споро выпрягали их и уводили в конюшню.

— Ваш благородие, — обратился ямщик к Шеховскому, — темняет уж, мож, здесь заночуем, а поутру снова в путь?

Выбравшись из саней, Павел повел плечами, разминая затекшие мышцы.

— Можно и здесь, — поглядывая на розовеющий вечерней зарей небосвод, виднеющегося над темным сосновым бором, согласился он. По ночам дороги в этих краях были не безопасны: путники вполне могли стать добычей голодной волчьей стаи или других хищников, куда более страшных, чем четвероногие. Много в сибирских лесах было беглых каторжан, что не брезговали промышлять грабежом и разбоем на здешних дорогах.

К концу марта, cчастливо избежав всех опасностей в пути, добрались до Якутска. Сам город Павлу не понравился. Практически все строения представляли собой черные бревенчатые срубы. Начавший таять снег превратил улицы в жидкое месиво из грязи и подтаявшего снега. Человека от Муравьева в Якутске не ждали, и потому встретили Шеховского хотя и радушно, поселив в лучшей гостинице, но не без настороженности. Поль чувствовал, что местное начальство чего-то ждет от него, очевидно, подумав, что он прибыл от Муравьева с целью учинить проверку; когда же князь сообщил, что в Якутске он проездом, и конечная цель его путешествия Петропавловск, местные чиновники вздохнули с облегчением и тотчас вызвались найти ему проводника. Показали и гордость Якутска — самый большой рынок пушнины, на котором заключались многомиллионные сделки на десятилетия вперед. Однако же, как Шеховской ни спешил, ему пришлось задержаться в этом городке.

Проводник и в самом деле нашелся довольно быстро. Уже на второй день в комнаты, которые занимал Шеховской в сопровождении местного чиновника пришел низкорослый якут, возраст которого было совершенно невозможно определить. Широкое плоское лицо, покрытое тонкой сеткой морщин, по своему виду напоминало печеное яблоко, одет он тоже был весьма своеобразно: охотничья куртка и штаны из оленьей кожи, мягкие сапоги да небольшой кожаный мешок за плечами, с которым он, по всей видимости, никогда не расставался. Неоспоримым достоинством проводника было то, что он прекрасно понимал русскую речь и сам довольно сносно говорил по-русски. Звали его Буотур, он внимательно выслушал Шеховского, но выезжать в ближайшее время категорически отказался.

— Плохой нынче тайга, сырой, голодный, — спокойно и даже где-то с сознанием собственного достоинства и значимости произнес он. — Ехать можно, когда дорога высохнет. Сейчас никак нельзя. Плохо.

— И когда же она высохнет? — сложив руки на груди, раздраженно поинтересовался князь.

— Когда ыам придет, — пояснил Якут.

— Май по-нашему, — объяснил молодой человек, приведший проводника.

— Это что же, мне придется здесь до мая месяца прохлаждаться? — возмутился Павел.

— Раньше он не пойдет, потому как считает, что сейчас не подходящее время для перехода, а сами Вы не доберетесь, — пожал плечами молодой чиновник. — Если бы Вы по Аянскому поехали… Он намного лучше Охотского, да только по нему до Петропавловска недели на две дольше добираться.