Звезда на одну роль
Шрифт:
Экспертиза признала его не только вменяемым, но и абсолютно лишенным каких-либо психических отклонений человеком. Это чудовище было клинически здоровым.
Итак, если ТЫ из породы Гуськовых, думала Катя, если ты хочешь, жаждешь и не можешь, то значит.., значит... РАНА. Рана в брюшную полость. В чрево женщины, туда, где зарождается новая жизнь. Не есть ли это своеобразный акт твоего обладания женщиной? «Я пронзаю тебя — я беру тебя». Так, что ли? И тогда этот металлический штырь, жало, не что иное, как твой фетиш, фаллический символ. Ты носишь его постоянно с собой. Он — часть тебя.
Но если ты можешь все сам, если ты мужчина,
Слишком мало информации. Слишком мало. Впрочем, когда по таким делам ее было в избытке? Металлический штырь — неизвестное орудие убийства. Помещение, где ты забавляешься без помех... Ей вдруг вспомнились слова актера из «Рампы»: там крыша стеклянная, света много, места и мусорить можно безнаказанно. Мусорить... В мастерских, снятых Строгановкой в помещении бывшего консервного завода на Котельнической набережной, можно мусорить — никто не предъявит претензий, можно пачкать пол. Чем пачкать? Скульпторы ведь имеют дело с металлом, у них, кажется, есть масса всяких острых приспособлений — зубила, резцы...
Светка подрабатывала у скульптора, у этого МОГИКАНИНА, к которому они с Мещерским так никак и не соберутся в гости. Интересно, а не позировали ли ему и те девушки, приехавшие из Балашихи и из Волгограда? Натурщицы редко позируют одетыми, почти всегда в чем мама родила. А на той, самой первой жертве, найденной в Бутове, если только Колосов не ошибается, не было ничего. А это может означать, что... Она встала и в волнении заходила по комнате. «Ты всегда слишком торопишься, Катснька», — зазвучал голос Князя. Катя только пожала плечами. Она плохо воспринимала чужие советы, а замечания вообще старалась пропускать мимо ушей.
Глава 15
ПРАЗДНИКИ
Перед 8 Марта жизнь в главке била ключом: нарядные женщины, торжественно-парадные мужчины, важное, благосклонное начальство. Цветы, конфеты, подарки. «Мы поздравляем своих женщин в двенадцать». «А мы с утра уже поздравили», — сообщали друг другу в лифте, на лестнице.
В воздухе пахло мимозами и смесью духов, туалетной воды, дезодорантов и лосьонов после бритья. Каждый хотел выглядеть красивым и притягивать взоры противоположного пола.
Катя долго выбирала платье к празднику. Остановилась на коротком, простом, черном. Вздохнув, достала из коробки заветные туфли с девятисантиметровыми каблуками.
С утра ей на работу звонил Князь.
— Все остается в силе? В час?
— Да, конечно.
А Вадька не позвонил. Она тоже ему не звонила — обойдется, культурист.
Объевшись шоколадных конфет, она сидела у окна и смотрела на пышные тюльпаны в керамической вазе. Они напоминали красные бубенцы. Так и хотелось взять их в руку и позвонить: динь-дон, динь-дон...
— Катюш, к тебе гости. — В дверь заглянул Горелов. Очки его победно сверкали. Перед праздником он носился словно ошпаренный — помимо коллег по работе у него имелась масса приятельниц, которых он едва успевал поздравить. За его спиной Катя увидела Иру Гречко.
— Ой, вот молодец! Проходи, раздевайся! Ира вошла, поставила на стул увесистую сумку, села.
— Катька, я схожу с ума.
— Что
такое?— Я просто схожу с ума! — Ира медленно стянула с шеи шелковый шарфик, сделала из него петлю и посмотрела сквозь нее на подругу.
— Подожди, что случилось?
— Я еду за отсрочкой, — обреченно изрекла Ира.
— Сегодня? — Катя даже привстала от удивления. — Там сегодня же короткий день, и потом.., перед праздником...
— Перед праздником! — передразнила Гречко. — У кого праздник, а у кого... Эх!
— Да что случилось? Почему такая спешка?
— Да потому, что его надо срочно класть в тюремный госпиталь, а без продления срока содержания под стражей его туда не берут, а у него может начаться перитонит, а сегодня отсрочки в прокуратуре не подписывают, и я... — Она всхлипнула.
— Подожди, не реви. — Катя обняла ее за плечи. — Ты расскажи по порядку.
— Потом. — Ира вытащила носовой платок, высморкалась. — Сейчас куратору надо звонить, в ноги кланяться.
— Кто у вас куратор?
— Журавлев.
— Ну, мужчина же. Может, у него и не короткий день сегодня. И вообще с какой стати короткий? — встрепенулась Катя. — Отсрочка на каком основании?
— В связи с болезнью обвиняемого, внезапной, — всхлипнула Ира.
— Звони скорее! А то зампрокурора куда-нибудь под праздник ускачет, — засуетилась Катя. — Подпишет. Никуда не денется. У тебя там какой по делу срок ареста?
— Два месяца.
— Дадут до шести.
— До шести! — фыркнула Ира. — Тут на год теперь надо брать, а то и на два.
Она вытерла слезы и подсела к телефону, Катя деликатно выскользнула из кабинета. Если Ире суждено унижаться перед высоким прокурорским начальством, пусть это произойдет без свидетелей. Вернулась она минут через десять. Ира пудрилась у зеркала. Лицо ее было грустным, но спокойным.
— Ну что?
— Ничего.
— Что сказали в прокуратуре?
— Велели подъехать в половине третьего. Они там женщин своих поздравляют, сейчас не до меня.
— Подпишет? Зампрокурора подпишет?
— Вроде да. Поздравит своих дам, секретарш, подарит им цветы, духи, а я.., а мне... — Она махнула рукой.
— Пойдем, — решительно сказала Катя.
— Куда?
— В буфет. До половины третьего еще куча времени. Самое милое дело — обедать и пить кофе. И потом, я по тебе так соскучилась, Ирочка, как здорово, что ты приехала! Мы сейчас посидим, поедим, потом я тебя провожу в прокуратуру, а потом поедем ко мне. Праздник сегодня или не праздник?
В главковском буфете она усадила Иру за угловой столик, а сама отправилась за снедью. В буфете было шумно и людно. У стойки выстроился длинный хвост очереди. Однако Катя успела заметить в самом ее начале Стасика Перепелкина со товарищи — автотранспортный отдел. Они галантно пропустили ее вперед.
Катя хищно загребла как можно больше сладкого и вкусного: пирожные-корзиночки, пирожные-трубочки, два молочных коктейля, два ванильных мороженых и бутылку пепси.
— Куда столько? Лопнем, — осудила ее Ира.
— Надо подсластить жизнь, Андревна. — Катя сгрузила добычу на стол. — Ты сама ругала меня за посты. Забыла?
Они пили газировку, уплетали пирожные. Крем в них, на Катин искушенный вкус, был слишком приторным и жирным.
— Так что все-таки произошло, Ира?
— Мне везет, как всегда, — вздохнула Гречко, синие глаза ее подернулись влагой. — То Голоруков издевался, а теперь вот Удоденко.