Звезда на одну роль

— А вам кто нужен? — осведомился парень, обдавая Катю пивным духом, слегка приправленным ароматом резинки «Ригли'с перминт».

— Могиканин.

— Вторая дверь за углом. Через секции пройдете все время вперед и направо. По лестнице только не поднимайтесь. Там еще спросите.

— Спасибо, но...

— Там спросите. — Парень сиганул через лужу и скрылся за сараем.

— Сюда, кажется. — Мещерский уже открывал филенчатую дверь, располагавшуюся в левом крыле приземистого строения со стеклянной крышей — нечто среднее между гигантской теплицей и холерным бараком. На двери, намалеванная черной краской, змеилась цифра "З".

Они вошли внутрь и оказались в длинном узком коридоре, проложенном между дощатыми перегородками, достаточно высокими, но все равно не достигающими стеклянной крыши. Со всех сторон неслись самые разнообразные звуки, от неожиданности Катя даже прикрыла уши ладошками: справа что-то долбили, слева кто-то всхлипывал, где-то шумела вода, тявкала какая-то моська, сбоку фальшиво пиликали на скрипке, впереди ревели децибелы метал-рока.

— Сколько можно ждать? А? Петрович, ты что, мои нервы испытываешь, что ли? — выходил из себя чей-то бас.

— А я сказала тебе, что уйду, и уйду окончательно Уйду, чтоб никогда больше к тебе не возвращаться! — дребезжал женский фальцет.

Кто-то проиграл гамму на трубе и на верхнем «до» залихватски пустил петуха. Звенели черепки бившейся посуды. Пахло в коридоре краской, ацетоном, нагретым металлом, пылью, туалетом и совершенно неожиданно — пирогом с яблоками. Одна из коридорных дверей была распахнута настежь. Катя заглянула туда. В просторном зале ряд за рядом, словно пюпитры в оркестровой яме, выстроились деревянные мольберты. За ними работали молчаливые существа. Мужчины то были или женщины, Катя так и не определила — надетые на них холщовые балахоны, сатиновые подрясники и нелепые сине-зеленые фартуки скрывали все различия между полами.

В дальнем углу зала на высоком дощатом помосте под круглой лампой-прожектором застыла голая парочка: заросший шерстью мужик восседал на клеенчатом стуле, широко расставив узловатые ноги, на его коленях томно изогнулась перезрелая брюнетка, демонстрировавшая мольбертам жирную розовую спину и объемистый зад.

— Рубенсовские формы, — шепнул Мещерский на ухо Кате. — Это классический кружок какой-нибудь. Реалисты, или как там это у них называется.

В зале стояла гробовая тишина, изредка прерываемая сопением и покашливанием работающих. Катя так и не смогла нарушить эту священную творческую нирвану пустейшим вопросом: «Как пройти к Могиканину?» Ей было неприятно смотреть на голого натурщика. Хотя все его «прелести» деликатно заслонялись задом партнерши, даже сама мысль о том, что она может их случайно подглядеть, вызывала у Кати предчувствие обморока. «Старик стариком. А тоже — сидит, красуется. На бутылку, наверное, заколачивает. Плейбой!» Она потащила Князя дальше по коридору.

— Семеныч, я ж отдам, когда аванс получу! — Мимо них в противоположный конец коридора резко прошмыгнул испитой молодец в полосатых трусах и майке «рибок». — Семеныч, да будь же человеком! — вопил он, с ходу обрушивая на чью-то запертую дверь свой костлявый кулак. — Ну дай! Дай! Ну не будь нецивилизованным жлобом! Ко мне заказчик пришел! Перекрутиться надо!

За дверью кто-то ехидно захихикал. Молодец в трусах саданул по двери пяткой и потрусил мимо Кати дальше по коридору. Где-то хлопнула дверь. Потом утробно забулькала вода в унитазе.

Мещерский наугад толкнул дверь, откуда пела милая сердцу старушка «АББА»: «Лав ми о лив ми...»

— Вы не скажете, как пройти к Павлу Могиканину, девушка? — вякнул он с достоинством.

Вопрос адресовался существу, сидевшему на шпагате посреди комнаты, устланной циновками-татами и совершенно лишенной мебели. Катя успела заметить только ноги в черном трико да длинный белобрысый хвост, стянутый на затылке резинкой.

— Какая я тебе девушка, дядя? — гаркнул адресат, оборачивая к Мещерскому красное от напряжения лицо, украшенное усами и бакенбардами. — Ты что, ослеп?

— Простите, простите, ради Бога, тут света мало, — забормотал Князь. — Мы ищем...

— Сандро? Он в магазин отошел. Вы из цирка, со сметой? — обрадовался вдруг «шпагатник».

— Нет-нет, мы не со сметой! — пискнула Катя, давясь за спиной Князя смехом: «Из цирка! Прямо в яблочко». — Нам Могиканин нужен, где он?

— Прямо по коридору. Он в гальванике, кажется. Короче, час назад был там. — «Шпагатник» вдруг лег на одну из своих ног, а затем свернулся калачиком, подобно садовой улитке.

— Господи, куда мы попали? — зашептал Мещерский. — Что за берлога?

— "Улей", сказано же тебе — богемная общага на бывшем консервном заводе, — хихикнула Катя. — А гальваника — это что такое?

— Не знаю.., ничего я не знаю здесь. Ты погоди, не отрывайся от меня. — Мещерский шагнул вперед. — Я лучше первым пойду.

Его невысокая фигурка храбро заслонила Катю от грядущих напастей.

Затаив дыхание, они крались дальше, словно два следопыта в дебрях девственного леса. «А-А-О-О-У-УА-А», — пело за одной из дверей низкое контральто.

— Растворитель неси скорее! Быстрее, говорю! За смертью, что ли, посылать! — яростно орали за другой.

— Да Ласкер против Алехина был травой, старик, так же как Шорт против Каспарова! — спорили за третьей.

За четвертой дверью долбили чем-то тяжелым по железяке, за пятой — Катя прислушалась, не веря самой себе, — квохтали какие-то неизвестно откуда взявшиеся куры, за шестой, у лестницы, ведущей под стеклянный фабричный потолок, ссорились женские голоса.

Седьмая дверь оказалась последней, приоткрытой. Из нее выбивалась полоска яркого света и несло тем же самым, что так напомнило Кате гараж Кравченко.

— Это, скорее всего, здесь, — сказал Мещерский. Они вошли.

— Ой! — Катя едва не споткнулась. — Что это? Помещение, куда они попали, никак не напоминало мастерскую скульптора, как воображала ее себе Катя. Никаких глыб необработанного мрамора, никакой гипсовой крошки, глины — даже пластилина не было видно.

Середину комнаты занимало белое корыто, наполненное чем-то бурым, отвратительным на вид. Справа от двери находился небольшой распределительный щит со скамейкой перед ним. От него к корыту и стоящему рядом с ним ящику, где были аккуратно уложены медные загогулины, тянулись провода.

— Люсик, поставь на табуретку или прямо на пол! — крикнул мужской голос из дальнего угла комнаты.

Катя дернула плечом. «Люсик, имечко тоже!»

— Простите, пожалуйста, это мастерская Павла Могиканина? — крикнула она как можно звонче.

Что-то загремело, затем кто-то чертыхнулся, снова что-то загремело.

В углу открылась еще одна дверь. На свет выскочил удивительного вида коротышка — розовый, толстый, бритый, в пестрой майке с номером «10» на груди и «18» на спине, закатанных до колен тренировочных и шнурованных башмаках на толстой подошве. Кате он тут же напомнил Кролика Роджера, которого так талантливо «подставили» в фильме Стивена Спилберга.