Звезда перед рассветом

– Адамчик, ничего не говори, не прыгай и не разевай рот, – прозвучал позади Адама тихий спокойный голос. – Я буду ждать тебя у лечебного корпуса, справа от входа, за водостоком.

Краем глаза Кауфман заметил ту самую солдатскую шинель и последовательно проделал все то, о чем его только что предупредили: воскликнул: «О Боже!», дернулся всем телом и раскрыл рот.

– Что с вами? – спросил прыщавый студент.

– Мне душно! Здесь совершенно нечем дышать! – с манерностью декадента заявил Адам. – Мне нужно выйти. Немедленно. Позвольте, позвольте!

– Адам Михайлович, вы не можете уйти! Вы же обещали сегодня мне разъяснить…! – полная женщина в очках цепко ухватила Кауфмана за рукав пиджака.

– Ой-вэй, мадам, не разрушайте мои нервные клетки! – с почти невыносимым еврейским акцентом воскликнул Адам. – В них живут мои нервные тигры!

Двух секунд общего замешательства ему хватило, чтобы прорвать круг и достичь выхода из аудитории.

– Как дела? Я вижу, ты популярен… Больше не прячешься в лабораториях?

– Аза ёр аф майне соним! («Такого года моим врагам!» – идиш, идиоматический ответ на вопрос «Как поживаешь?» – прим. авт.) – со слезами в голосе воскликнул Адам и изо всех сил толкнул Арабажина в плечо.

Тот, отшатнувшись, стукнулся об стену. Задетый водосток отозвался гулким стоном. Где-то наверху, в кроне липы, недовольно вскрикнула спросонья потревоженная галка.

– Сволочь, Аркаша, ты что, не мог дать знать?!!

– Да не мог! Истинно не мог! Без памяти валялся – сначала в русинской деревне, а потом в госпитале. А после меня жандарм в оборот взял…

Адам плотно, до боли зажмурился, постоял так, а потом притянул Аркадия к себе. Арабажин осторожно обнял приятеля с выражением некоторого недоумения на физиономии.

– Да, да, да, ты знаешь, что я не выношу чужих прикосновений! – пробубнил Адам, уткнувшись носом в грубое сукно, пахнущее мокрой псиной. – Ты помнишь, как в первом гимназическом классе наш милейший словесник, Тарас Игнатьевич Перепечко, желая утешить, приобнял меня за плечи, а я укусил его за палец… но я должен же почувствовать наконец, что ты – настоящий!

– Ничего, ничего… Конечно, Адамчик, я настоящий, – Арабажин отстранился, держа Кауфмана за плечи, заглянул ему в лицо и, поколебавшись долю секунды, жесткой ладонью стер выступившие сквозь зажмуренные веки друга слезинки.

Адам содрогнулся всем телом и отвернулся. Минута слабости миновала.

– Так ты что, сбежал от жандармов? – глухо спросил он. – На нелегальном положении? Что за личина? Агитатор в войсках?

– Не совсем так. Но светиться мне в любом случае не стоит.

– Едем ко мне в клинику. Там ко всему привыкли и никто не спросит. Скажу: с фронта на консультацию.

– Хорошо, едем.

* * *

– Воистину: встать напротив окна и выть на луну. Право каждого: валяться в канаве, – сказал поэт и писатель Арсений Троицкий старшей медсестре частной психиатрической клиники «Лунная вилла» Варваре Тарасовне.

Варвара Тарасовна молча кивнула. Ее трудно было чем-нибудь удивить, к тому же в ее вязании настало время поворачивать пятку, что требовало некоторой сосредоточенности.

– Как вы полагаете: огонь, который горел, может догореть… совсем? Или, если от него ничего, совсем ничего, ни малейшей искорки не осталось, значит – что-то было не так с самого начала? Но ведь я был талантлив… был, несомненно… Так Адам Михайлович, вы говорите, будет?

– Наверняка я вам не скажу, – Варвара Тарасовна закрыла последнюю петлю. – Но обыкновенно после лекции приезжает и еще часика два-три журналы читает или за бумагами сидит…

Ехали на извозчике. Сначала их сопровождали зеленые призрачные огни, бегущие по трамвайным проводам. Потом потянулись маленькие дома с окошками в крестовых переплетах.

– Да что ж это такое?! – Аркадий изумленно оглядел уютный холл с окном в наклоненной крыше, опустил руку в бассейн, из которого глупо таращились на него золотые рыбки, погладил лист склонившейся к бассейну пальмы. – С ума сойти – «Лунная вилла» – твоя воплощенная мечта!.. Адам, признавайся, ты ограбил банк?

– Нет, Аркадий. Я никого не грабил. Все произошло благодаря тебе.

– Благодаря мне?! Ты сошел с ума! Меня же не было, я погиб…

– Но прежде успел прислать ко мне за справкой Раису Овсову. Помнишь?

– Да, конечно. Возлюбленная бедного Луки. Он…?

– Скончался от ран, не доехав до Петербурга. Выяснить это удалось не сразу. Раиса Прокопьевна довольно долгое время провела в Петербурге. Мы, можно сказать, успели подружиться…

– Гм-м… Бедный Камарич… Бедная Соня…

– Аркаша, немедленно извинись!

– Прощу прощения, – склонил голову Арабажин. – Так вы подружились и…

– В числе прочего я, конечно, рассказывал Раисе Прокопьевне о своих планах по созданию клиники для лечения душевнобольных, построенной на самых передовых принципах, и одновременно пригодной для исследования природы человеческой психики… Каковы же были мои изумление и радость, когда буквально вскоре после отъезда Раисы Прокопьевны я получил от нее письмо с предложением открыть клинику на ее пожертвования и в честь ее покойного мужа…

– «Лунная вилла» имени купца Овсова… Изрядно! –

Аркадий от души рассмеялся. Адам смотрел почти с обидой. Луна с любопытством заглядывала в верхнее окно.

– Раиса Прокопьевна очень богатая и одновременно чрезвычайно душевная женщина…

– Я знаю, Лука рассказывал мне, – кивнул Аркадий. – Может быть, тебе будет интересно узнать, что ее муж был не только купцом, но и сектантом, а она сама – сектантская «богородица».

Адам растерянно молчал.

– Но какая, в сущности, разница! – продолжал Аркадий. – Главное, что сбылась твоя мечта…

– Да. Война изменила соотношение цен на недвижимость. Я задешево приобрел требующий ремонта особнячок на окраине вместе с большим запущенным садом и ты видишь, что…

– Адам Михайлович, как хорошо-то! А я уж думала, что напрасно человека обнадежила и вы не приедете вовсе – вас тут второй час дожидаются… – Варвара Тарасовна, чуть переваливаясь, спускалась по лестнице и буквально светилась улыбкой навстречу молодому врачу.

– Господи, как не вовремя! – поморщился Адам. – Наверняка какой-нибудь хронический неврастеник… Варвара Тарасовна, дорогая, я очень занят, у меня сложный случай… Нельзя ли теперь как-нибудь отослать его: сказать, что я не приехал, сломал ногу по дороге, меня растерзали на лекции, и пригласить хоть на завтра…