Звезда победы

И все же ему было горько, что жизнь Степана пошла где-то в другом месте и по другому пути. Не вырастил Семен Семенович из Степана доменщика.

3

С того времени, как уехал в институт Степан, обиженный отцом, в характере Клемёнова произошли перемены. Он стал больше присматриваться к подраставшим дочери Зине и сыну Владимиру.

Особенно заботился о Зине. К праздникам требовал, чтобы мать покупала Зине новые платья, туфли. Зимой в день рождения подарил ей меховую шубу.

И так же, как когда-то Степан, Зина за обедом объявила о своем желании пойти в музыкальное училище, и что ей нужен рояль. Семен Семенович удивился этому желанию: никогда не слышал он, что Зина любит музыку, занимается ей. Однако покупка рояля показалась ему делом пустым.

— Жили без музыки, проживем и дальше.

Но Зина подсела к отцу и, ласкаясь, начала уговаривать, упрашивать.

— Да и денег таких у нас нет, — сказал он, наконец, сдаваясь.

— Займи, продадим что-нибудь. Например, мою шубу, еще что-нибудь. Ну, папочка, милый.

На семейном совете решили купить рояль.

С весны Семен Семенович начал капитальный ремонт дома и денег на такую покупку действительно не было. Директор завода, после телеграммы Серго Орджоникидзе, несколько раз спрашивал Клемёнова, в чем он сейчас нуждается, не нужна ли ему какая-нибудь помощь, Семен Семенович отмалчивался, но тут решился.

Он пришел к директору и сказал, что хочет просить в заводе кредит на покупку рояля для дочери. Директор в кредите отказал, но обещал рояль в подарок от завода.

Однако мастер уперся: такой дорогой вещи он не примет в подарок. Зарабатывает он достаточно, хватит и своих денег. Как ни уговаривали его, он решительно продолжал стоять на своем. Ему казалось, что он словно выпросил себе такой подарок. Пошли на соглашение: рояль вскоре привезли из Москвы с условием, что Клемёнов уплатит за него в течение года.

С той зимы в доме Клемёнова зазвучала музыка. С появлением большого инструмента в доме стало теснее и шумнее. Когда бы Семен Семенович не приходил домой — поздно вечером, утром, днем, он всегда заставал подруг Зины по музыкальному училищу. Весь день кто-нибудь упражнялся на рояле, разыгрывая бесконечные гаммы. Зина десятки раз играла одно и то же. Семен Семенович подсаживался к дочери, и она рассказывала ему о значении нотных линеек и всех бесконечных значков. Потом она начинала играть и говорила: «Вот это место мне еще не удается. Тут должен быть внезапный переход, а у меня левая рука отстает». Семен Семенович поражался настойчивости дочери. «Не баловство это у нее», — думал он.

Уже значительное время спустя после того, как Зина начала заниматься музыкой, Клемёнов сидел на праздничном вечере в заводском клубе в ряду почетных людей и слушал концерт. Он был одни, жена прихворнула и осталась дома.

Вдруг объявили выступление Зинаиды Семеновны Клемёновой, и соседи начали толкать его со всех сторон. Семен Семенович покраснел и нахмурился в предчувствии позора, который может сейчас обрушиться на его голову. «Зачем это она выступает, — неодобрительно подумал он. — Одно дело — дома, а другое — на сцене».

Рабочие сцены выдвинули из-за кулис рояль и подкатили его к самой рампе.

Появилась Зина в строгом черном платье, с открытыми руками, и Семен Семенович с удивлением подумал, что дочь-то, кажется, красавица. В зале пронесся шопот. Уверенно подошла Зина к инструменту, открыла крышку, укрепила ее, но долго усаживалась на стуле, и Семен Семенович со страхом ждал, что вот-вот начнется эта неприятность.

Зина играла пьесу Чайковского. Клемёнов слышал ее дома бесконечное количество раз. Мастер следил за движениями быстрых пальцев по клавишам и ждал, что она вот-вот собьется. Вот тут трудное место, она всегда по нескольку раз переигрывала его. Нет, прошла… Но вот сейчас будет еще одно такое. Прошла и его! Потом Клемёнов вдруг забыл обо всем, забыл, что играет его дочь. Ему казалось, что он еще никогда не слышал такой музыки. Нет, это вовсе не то, что Зина играла дома. Торжественно и сильно звучала мелодия в просторном зале. Было удивительно, что эти маленькие руки могут обладать такой силой.

Аплодисменты заставили очнуться Семена Семеновича. Зина сыграла еще одну пьесу и еще одну «на бис» и все с тем же успехом. Тогда Клемёнов окончательно поверил, что Зина может играть, выпрямил плечи и смело посмотрел на соседей.

Потом Зина дважды еще выходила на сцену, чтобы аккомпанировать заводским певцам. Лицо у нее было счастливое, на сцене она держалась спокойно и просто. Семен Семенович окончательно уверовал, что музыка у Зины — не баловство, не девичья причуда, как он думал порой про себя, а серьезное занятие, и преисполнился гордостью за дочь.

Вернувшись с концерта домой, он коротко сказал жене:

— Зина сегодня в клубе играла. Хлопали ей сильно. Хорошо играет.

Однако тревожные мысли о детях не оставляли его. Старший сын Степан был на отлете, и Семен Семенович хотел верить, что все у него хорошо. Мастер плохо знал жизнь вне своего завода, вне своей профессии и боялся, как бы сын, выбрав свой путь, не сбился с него. Будь Степан на заводе, он всегда бы смог помочь ему.

Теперь вот дочь ничего, кроме музыки, и знать не желает. Раньше он заставал ее за рукоделием или на кухне с матерью. Теперь же целыми днями она, как привороженная, могла сидеть у рояля, на кухне появляется только в праздники, когда готовятся обязательные пироги к чаю и пышный обед. На этажерке возле рояля росла и росла кипа нот. У Зины иногда бывали такие глаза, как будто она никого не видит и ничего не слышит. Разве можно так? Что же это такое? Другие девушки их улицы ходят гулять в парк, посещают танцевальную площадку. А у нее только музыка на уме.

Как пойдут дети в жизни? Оправдают ли они большие надежды? И будут ли среди Клемёновых новые доменщики? Неужели он будет последним?

Старший сын не оправдал этого отцовского желания. Оставался еще младший — Владимир, но он еще был мал.

4

Неожиданно для себя Семен Семенович стал частенько прихварывать. Недомогания бывали и раньше, но Клемёнов редко обращался к врачам, памятуя слова деда, что коли человек здоров, то и до ста лет без чужой помощи проживет, а коли болен — никакие врачи здоровья не прибавят, и побеждал свои хворости домашними средствами: простуду лечил стаканом водки с перцем, ломоту — горячей баней. Но теперь испытанные средства не помогали. Тревожили Клемёнова не столько сами болезни, как неизбежное и неумолимое приближение срока, когда надо будет оставить завод.

А уж это время придвигалось к нему.

В дни болезни Семен Семенович бродил неслышно по дому, пожелтевший, осунувшийся, скучая и тревожась за дела в доменном цехе. Теперь у него в доме стоял телефон, и он несколько раз в день звонил на завод, узнавал, как идут печи. Пристрастился он в эти дни вынужденного безделия к книгам. Особенно ему нравилось читать книги по истории революционного движения. Они словно возвращали его к дням молодости, к забастовкам, маевкам, листовкам. Он и сейчас живо помнил речь «товарища Андрея», которую ему довелось слышать на маевке в лесу.

С нетерпением ожидал он возвращения детей. Они приносили с собой рассказы о новой жизни, новых интересах.

И в эти дни вынужденного пребывания дома, Клемёнов обнаружил, что выросшая незаметно дочь, отделилась и живет своей особенной жизнью.

Окончив музыкальное училище, Зина продолжала заниматься у какого-то профессора, поселившегося в городе. Дочь теперь и сама преподавала музыку, ученики и ученицы навещали ее дома. Часто уезжала она на несколько дней с концертами в другие города. Ничего почти не сохранилось в ней от той девочки, с большими любопытными глазами, с двумя тонкими косичками и большими руками, которую он так любил ласкать. Теперь это была высокая девушка, сосредоточенная, строгая, всегда занятая какими-то думами. Семен Семенович замечал, как она часами сидит за роялем, опустив безвольно руки, и о чем-то напряженно думает. И если спросить ее о чем-либо в это время, она вздрогнет, словно очнувшись.