Звездный эльф. Том 2

* * *

Республика действительно свернула куда-то не туда, в этом Падме Амидала убеждалась после каждой победной реляции. Как можно восторгаться страданиям миллионов, сотен миллионов разумных, живых существ? Каждый из акторов, будто бы получал нескончаемое удовольствие от того, скольких они убили. Вести о Зайгеррии и Талассии поразили её. Джедаи опустились до того, что позволили провести такой приказ. Четырнадцать адских часов, сотни миллионов загубленных разумных. И всё это во имя мифической цели — победе рабства… Которое не было побеждено после этой атаки! То есть они сожгли столько разумных просто в пустую. Ради устрашения… И Зайгеррианцы, вместе с Талассианцами — прониклись.

Однако — в чём ценность отказа от рабства таким способом? Разве они что-то осознали? Разве они сознательно пришли к такому выводу? Кровавые мясники из Фракции Милитаристов приведут Республику лишь к краху… Они не хотят безопасности, как декларируют. Они лишь хотят власти чисто для себя. Это даже не вопрос Флаингстара… Его скорее всего использует, как актив — Юларен и Грант, опираясь на репутацию Магистра. Это именно вопрос того, в какую диктатуру скатится Республика, если она не помешает. Но многие не прислушиваются к их предупреждениям. Даже Энакин… Падме потрогала живот… Если тест подтвердится, он будет рад узнать тому чуду, что недавно произошло. Хах… чуду…

Её давняя подруга, которая училась на ксенобиолога как-то во всех подробностях ей описала, как зарождается жизнь. И всё же, Падме, как и многие другие женщины — предпочитали не думать… именно в таком ключе. Её дети… жизнь, что даст она — это чудо, с какой стороны не посмотри. Но пока что ей надо проверить все данные. Энакин же… Её супруг сейчас медитировал. Мужчина раслабленно сидел на диване в странной позе и прикрыл глаза.

— Я чувствую, что ты волнуешься, Падме, — Энакин посмотрел на неё, — что-то случилось?

— Нет… пока что нет, — она села рядом с мужем. Рядом с ним она чувствовала себя, как за стеной. Крепкая и надёжная защита, в которой она… всё-таки нуждалась. — Я просто слегка задумалась…

— Обо мне? — ухмыльнулся супруг. — Если обо мне, то не надо волноваться.

— Ты же знаешь, что это невозможно, Эни, — ответила ему Падме. — Я люблю тебя и оттого переживаю… Ты там, вдалеке, у далёких планет и звёзд, постоянно подвергаешь себя опасности.

— Опасности нет, любимая, есть лишь работа, которую я исполняю, — ответил он. — Долг, что пред Республикой велик. И я его исполняю…

— Долг… да? — тихо спросила она. — Как на Зайгеррии?

— А что на Зайгеррии? И ты действительно хочешь в минуты нашего единения поговорить о ней?

— Просто, Энакин… ты же там был… Неужто долг требовал вырезать почти всё население?

— Мы боролись там с рабством, Падме… Ты бы видела их столицу. Женщины, девушки — уходили с молотка, как какой-то товар… как вещь… Как будто мы пошли, помнишь, тогда, в торговый центр. И ты покупала себе платье два часа? — задал вопрос Скайуокер. — Так вот… Представь, что там выбирают себе так же придирчиво не платья, но рабов. Не еду, но рабов. Не одежду, но рабов. Не технику, но рабов… Их продают, как вещи. Разве достойны разумные такого обращения?

— А соизмерим же ответ, Энакин? — спросила Падме. — Скольких вы убили?

— На мой взгляд — недостаточно, — Энакин сжал кулаки. — Те, кто торгуют живым товаром. Не важно — Хатты это, Пайки, Зайгеррианцы, или прочие синдикаты — достойны смерти. И я не понимаю, почему ты этого понять не способна, Падме… Ты же видела… знаешь кем я был.

— Но Энакин, — возразила Падме, приложив ладонь к его щеке. — То, кем ты был, не должно определять то, кем ты стал. Неужели ты согласен уничтожить каждого рабовладельца, каждого работорговца и их сородичей, только потому что ты мстишь за своё рабство.

— Это не месть, Падме… Теперь не месть… Это справедливое воздаяние… Всё согласно закону… Мы лишь привели его в исполнение.

— И кто дал тебе право так трактовать законы?

— Ты… Сенат… Республика, — Энакин обратил внимание на потолок. — Столько тысячелетий никто и ничего не делал, Падме. Понимаешь? Миллиарды, десятки миллиардов, целые сектора, системы, планеты — страдали. Многие стояли и смотрели, либо выпускали бесполезные воззвания… Но теперь у нас появилась сила — навести порядок в Галактике. Я так считаю… И рабовладельцы с работорговцами будут первыми, с кого мы начнём после войны.

— Ты так уверенно говоришь, однако… Это всё геноцид, Энакин. Джедаи так не поступают. Ты помнишь, что мне сказал тогда? Я Джедай, я должен быть выше этого. Не судить эмоциями и чувствами, а судить разумом.

— Намекаешь на то, что я не сужу их разумом? — резко спросил Энакин встав с дивана.

— Нет, но я…

— Но… что, Падме? — он склонился и заглянул в её глаза. — Я ещё раз повторяю — мы поступили правильно. Знаешь… мне всё равно на нытьё всяких моралистов и гуманистов с пацифистами… Есть кое-что поважнее пафосных речей и правильных поступков. Галактика важнее, жизни разумных — важнее. И те, кто не в состоянии обуздать свою природу должны быть готовы к тому… что мы используем все доступные нам средства, дабы обуздать их природу. Зайгеррианцы не захотели меняться, — он отвернулся и устремил свой взгляд в окно, на вечерний Корусант. — Они не смогли обуздать себя, не смогли понять, что плевать в общество и на общепринятые условия — опасно, ведь если общество плюнет в них — их сметёт. Они слушали, да не слышали… И вот он результат. Я видел это всё… Вспышки турболазеров, что попадались по планете — были видны из космоса… Почва обратилась в шлак, атмосфера неизбежно изменена. Восемьдесят процентов зайгеррианцев и шестьдесят процентов талассианцев — заплатили за глупость своих неизменных традиций. Заплатили за то, что ставили себя выше других. И по мне так — плата вполне пристойна.

— Ты говоришь ужасающие вещи, Энакин… Эта проклятая война слишком повлияла на тебя…

— Знаешь… я больше не хочу возвращаться к этому разговору, — внезапно произнёс он. — Пожалуйста, Падме… Следуй своему же правилу — никогда о работе дома…

Видимо, вразумить супруга у неё не выйдет. А жаль, в Ордене его очень уважают. Другие представители Ордена не сообщили ей ничего ценного, а Мейс Винду и вовсе заявил, что Лайта Флаингстара, главного виновника той ужасающей трагедии, вскоре восстановят в звании Магистра и вообще его отстранили по другому поводу… Это несправедливо… Нет, она исчерпала всевозможные ресурсы. Республика, как бы она не старалась, погружается во тьму. Надо попробовать что-то иное. Что-то… что могло бы дать ей поддержку… А ведь раньше всё было куда проще… стоп… Раньше. Ну точно же! Если так подумать — найдётся множество Сенаторов, особенно среди Лоялистов, кто не доволен закручиванием гаек. А что если ей обратиться к тому, кто всем нравился и по кому начали даже скучать… К Финису Валоруму…

Спустя два дня, бывший Канцлер, в свержении которого она поучаствовала, о чём сейчас жалела, встретился с ней в своей резиденции. Финис Валорум подпадал под закон о защите, который предписывал защищать бывших Канцлеров. Помимо того, что Финис был против политики Палпатина в целом, бывший Канцлер был обеспокоен так называемым «законом о безопасности», который ещё больше ограничивал права граждан и отдавал часть полномочий Сената непосредственно Канцлеру. Дебаты вокруг него вспыхнули довольно серьёзные, потому как — фракция Милитаристов, не в полном составе, но внушительное её количество — высказалось против. Тот самый редкий момент, когда она работала с тем человеком, которого презирала — с Августом Грантом.

Старик был крайне опытным, политическим оппонентом, харизматичным и внушительным. И теперь он участвовал на её стороне, хотя Милитаристы не требовали отмены Закона, а лишь его редактуры в сторону смягчения. Если принять за истину то, что они фактически кормятся с рук Сея Учи и Флаингстара, то получается — это они повлияли на требования Гранта.

— Я понимаю Ваши опасения и разделяю их, — Падме и Финис беседовали в креслах, что стояли по бокам от круглого столика, в его кабинете. На столике можно было обнаружить ёмкость с кафом. — Полагаю, мисс Амидала, вы понимаете теперь поспешность тех решений? — спросил он у неё.