Звездный Июль
Шрифт:
Глава 10. Этот концертный, концертный зал.
Грейс
Времени для обсуждения планов на неделю во время поездки оказалось предостаточно. Донован и Хогер успели два раза поругаться и помириться, споря о них и приоритетах, пока наши сани двигались вперёд со скоростью полудохлой клячи.
А я не спорила.
Во-первых, мне было всё равно.
А во-вторых, мужчины и сами неплохо справлялись.
Когда наконец сани затормозили окончательно, я осознала, что под «концертным залом» понималось здание
Опера – это да! Это уровень! Размах! С этим сложно спорить.
Я осознала всю глубину пропасти между мной и работодателем. Не факт, что у меня хватило бы напора врываться в комнату маэстро, если бы событиям предшествовала поездка сюда. Я даже мимо проходила с благоговением.
А внутри была лишь единожды, в студенчестве, когда мне оказывал знаки внимания один графский отпрыск. Ах, это было почти в другой жизни!
Я шла и глазела по сторонам, как самая натуральная провинциалка. Но как провинциалка бывалая, старалась не столь явно выражать восторг. Однако сдержаться, когда мы вошли в Большой Зал, было очень сложно.
Он был огромным!
Просто огромным!
Страшно подумать, сколько людей здесь помещается. Мои способности к арифметике забились в дальний угол черепной коробки от попытки умножить цену билетов на количество мест.
Конечно, из этой суммы нужно оплатить сам зал, работу наёмных работников, о налогах тоже не забыть… Но о налогах-то захочешь забыть – не дадут. Но даже если вычесть всё это, включая расходы на содержание дома, то всё равно останется на чулочки для целой дивизии блондинок.
На потолке в центре зала висела люстра, венец творения артефакторов прошлого столетия. Своей разработкой он опередили современников как минимум на полвека! Пусть теперь появились новые открытия, и в моду вошли немагические светильники, которые работали на непонятной новоизобретённой силе – электричестве. Но этой люстре почти двести лет, а она всё ещё светит, и вполне на уровне нынешних поделок.
Сейчас люстра горела на одну сотую своей мощности, просто чтобы мы не переломали ноги в темноте.
Занавес был открыт, обнажая тайны, обычно скрытые от рядовых зрителей. На сцене суетились единообразно одетые мужчины. Видимо, в их договорах тоже стоял пункт об униформе.
Только униформа была немного другой.
Работники деловито обходили начищенные до блеска металлические конструкции, напоминающие музыкальные инструменты. Мы как раз были на середине зала, когда одна из конструкций задудела, как трубач, решивший подшутить.
Я чуть не споткнулась от неожиданности.
Мужчина, который находился рядом с «дуделкой», отскочил, постукивая по уху. Товарищи неосторожного работника разразились смехом.
А могли бы и обругать.
Лично у меня возникло такое желание.
Но, видимо, в этой компании к ошибкам коллег относились беззлобно.
Другой мужчина заглянул под крышку инструмента, похожего на рояль, что-то там подкрутил, и устройство воспроизвело несложную мелодию. Запела струнная
штуковина, напоминавшая арфу – из поперечной перекладины будто вылезли паучьи лапки и дёргали струны. Инструменты подавали голоса, но пока это была жуткая какофония: кто в лес, кто по дрова. Хогер легко взбежал по лесенке сбоку от сцены и стал что-то обсуждать с сотрудниками.– А мне что делать? – поинтересовалась я у Донована, который, как и я, остался в зрительном зале.
– Не мешать, - отрезал тот и сел по другую сторону от прохода.
Не мешать я могла бы и в своей новой комнате. Я могла бы очень удобно не мешать, лёжа на в меру мягкой кровати и читать, например, интересную книгу. Особенно приятно не мешать, когда сосед (он же хозяин) в свою очередь не мешает мне всякими непотребствами. Ведь такое время удачное – пока его нет дома!
Это был бы просто идеальный вариант немешания!
К сожалению, идеал – это то, чего не существует в реальности, поэтому я просто села на ближайшее кресло. Кресло тоже оказалось комфортным. Не таким, как кровать, но сидеть было куда сподручней, чем стоять.
Я зевнула.
Тут Хогер подал сигнал своим работникам, отщёлкал пальцами ритм: «щёлк – щёлк – щёлк – щёлк», и инструменты заиграли одновременно. Слаженно и даже, можно сказать, красиво.
– Стоп-стоп-стоп! – замахал руками музыкант. – Где модулятор?! Почему не работает модулятор?!
Я помотала головой. Действительно. Почему не работает модулятор и что он такое?
Один из работников схватился за голову и убежал за сцену, лишив меня возможности познакомиться с хитрым «модулятором» воочию.
– Всё! – глухо крикнул он откуда-то из недр закулисья.
Хогер вновь стал отщелкивать ритм. Вновь зазвучала музыка, и…
…это было совсем по-другому! Не знаю, в чём дело, но мелодия неожиданно обрела объем и глубину. Она заполнила зал от края до края, и я даже оглянулась – не знаю, зачем. Может, чтобы проверить, не прячется ли там ещё один оркестр.
– Отлично! – постановил маэстро. – Проверяем освещение!
Что его проверять? Оно уже почти двести лет тут горит!
Однако работники скрылись за кулисами, и возле задника стала подниматься балка, за которой, как рыбацкая сеть, тянулись какие-то спутанные верёвки. После того как её закрепили, перед ней поползла вверх другая балка, за которой тянулось тёмное полотнище.
– Готово! – крикнули из глубины сцены.
– Врубайте! – гаркнул им Хогер.
И они врубили.
Не знаю, как это делалось, но сквозь занавесь огоньки просвечивали, как звезды в небе. Но они не просто просвечивали: они двигались!
– Прожекторы! – скомандовал маэстро.
И слепящие лучи высветили центр сцены, а потом медленно переползли на Криса.
– Порядок! – подвёл итог музыкант, и огни погасли. – Теперь линза!
Хвала Ливве, что такое линза, я знала. Но какая польза от неё на сцене и что через неё планировал разглядывать Хогер, у меня версий не было.
Однако откуда-то сверху в правом углу выползло большое тёмное стеклище в красивой кованой раме.
– Давай, Бобби. – В этот раз маэстро не кричал. Он словно уговаривал. Убеждал.