Звезды должны подождать

— Где ты родилась, адмирал? — спросил я.

Она махнула рукой.

— Там, конечно, — отрезала она тоном, в котором слышалось недоверие к хитрым незнакомцам.

— Что означает “там” в данном контексте? — Я надавил на нее.

— Поселение, — проворчала она. — Вряд ли я могла родиться где-то еще. Там находится приют.

— Я не знал.

— Ты многого не знаешь, — проворчала она. — Не могу тебя понять, Незнакомец. Не убил старину Уолта и Хики и даже не Пика. Забавно. Меня тоже не убил, — пришло ей в голову. — Чего ты ждешь от меня? Тебе не нужно мое тело, — признала она, оценивающе оглядывая себя. — Никогда не была хорошенькой. Теперь я старая, и даже не торгую товарами. Зачем ты хочешь сохранить мне жизнь?

— Ты говоришь так, словно хочешь, чтобы я тебя пристрелил, — предположил я.

— Черт возьми, нет, Незнакомец. Во мне еще много жизни. И знаю я тоже много. Я нужна тебе, парень, вот почему ты меня еще не прикончил. — Она посмотрела на меня, как мне показалось, с надеждой.

Я улыбнулся ей совершенно спонтанно. На мгновение она улыбнулась в ответ, но затем улыбка исчезла.

— Гримасничанье ничего не изменит, — резко отчитала она меня.

— А что изменит? — хотел я знать. — Ты прокралась сюда, чтобы убить меня, согласно твоей собственной истории, — заметил я. — Я не дал тебе шанса, и мы поговорили. Что мы будем делать дальше? Куда пойдем?

Она выглядела озадаченной и почесала зад, словно в подтверждение своих слов, затем на мгновение задумалась.

— Насчет этих полосок: куда все эти люди ехали, а? — Теперь она казалась самодовольной, как будто заработала очко.

— На работу, — сказал я, — домой, в отпуск, в гости, развозить товары, а иногда просто подышать свежим воздухом.

Она сомневалась.

— Дома полно работы. Что это за “опук”, о котором ты говорил?

— Отпуск. Каникулы. Это время, когда ты отрываешься от своей обычной работы, чтобы сменить обстановку, заняться чем-нибудь интересным.

— Зачем кого-то убивать только для того, чтобы сменить обстановку, как ты сказал? — тут же спросила она меня. — И что это за “интересное”?

Я попытался ей объяснить.

— Это все, что тебе нравится, от чего ты получаешь удовольствие; что-то, что тебе нравится делать ради самого себя.

— Ох... — Она кивнула. — Все равно что застрелить вон тех старину Уолта и Пошляка из огнестрельного оружия.

— Я такого не говорил, — повторил я. — Иди посмотри, Уолт не умер, а размозжил голову Пошляку.

Она поднялась.

— Ладно, Незнакомец, — устало произнесла она. — Думаю, ты это имел в виду. Но я могу это сделать, если ты не сможешь.

— Что сделать? — спросил я без необходимости.

— Убить мать. — Она констатировала очевидное.

— Зачем?

— Из-за того “веселья”, о котором ты говорил, — нетерпеливо сказала она мне.

— Нет, — сказал я.

Она удивленно посмотрела на меня.

— Послушай, парень, я не собираюсь, чтобы старина Уолт вернулся и набросился на меня в темноте. Если он не умер, то слышал все, что я тебе говорила.

— Почему ты, а не я?

— Теперь, когда они знают, что ты слишком напуган, чтобы сделать это, им, так или иначе, будет на тебя наплевать, — серьезно сообщила она мне.

— Сколько людей живет там? — спросил я, указывая на огни Поселения, видневшиеся в полумиле.

Она неопределенно качнула головой.

— О, у Банни, наверное, вот столько солдат, — заявила она, подняв обе руки с растопыренными пальцами.

— Всего десять? — пробормотал я.

— То есть, солдат, — повторила она. — И вот еще, — она дважды раскрыла и закрыла ладони, — рабов. Конечно, еще есть женщины и несколько их детенышей.

— Он не любит детей?

— А кто любит? Судя по крикам, которые я слышу, заводить их адски больно. А потом от них одни неприятности. Грязь с одного конца и шум с другого. Заставляют маму все время работать, готовить вкусную еду и ничего не делают.

— Значит, Банни не любит, когда они рядом.

— В основном, скармливает их свиньям, — фыркнула она. — Свиньи их обожают. Это то, что он называет мешком с мухами для Бассера-Сумбиша — Свиного бога. Она помолчала, а затем добавила: — И помои тоже экономит. Другие остаются в укрытии, — добавила она, между прочим.

— А как насчет будущего? Кто будет управлять городом, когда ты, Банни, его солдаты и рабы умрут?

— Кого это волнует? — Она снова бросила на меня удивленный взгляд. — Покойнику какая разница?

— Полагаю, это одна из точек зрения, — согласился я.

Она сказала:

— Черт возьми! Ты хочешь сказать, что тебя интересует, что произойдет после твоей смерти?

— Да, это так.

— Почему? — был ее следующий вопрос.

Я подумал об этом.

— Я действительно не знаю, — вынужден был признать я. — Но полагаю, отчасти это связано с беспокойством о мире, в котором будут жить мои дети.

Она повернулась и одарила меня жгучим взглядом.

– Ты утверждаешь, что ты сделал некоторых из этих личинок? — огрызнулась она. — Черт, даже если бы ты это сделал, как бы ты его узнал? Я имею в виду, от кого?

— Когда я рос, все было по-другому, — сказала я ей. — А как насчет тебя? Ты сама когда-то была личинкой.

Она сплюнула.

— У тебя нет права говорить гадости, — сказала она мне. — Я была хорошей, не так ли?

— Ты еще не дала мне прямого ответа, — заметил я.

— Ты тоже не сказал, откуда ты, Незнакомец, — парировала она. — Ты не человек Барона. Я уже видел их раньше. Сначала изобьют, а потом буду говорить.

— Я родом из странного места под названием Соединенные Штаты, о защите которого никто не заботился. В любом случае, это было не идеальное место, — признал я, — но мы могли бы его усовершенствовать.

— Я слышала об этом “Прекрасном дне”, — сказала она мне. — еще “Оз”, и “Волшебная страна”. Таких мест нет. Людей, которые все время ходят и делают что-то друг для друга, не существует. Никогда не могла себе такого представить. — Она подняла ногу, обутую в армейский ботинок. — Мне нравятся вот эти ботинки, — продолжила она. — Нашла целый магазин, где их полно - на все размеры. Итак, кто пошел и собрал всю эту обувь? Никто не мог носить одежду больше, чем на один размер. И еда, в этих маленьких квадратных зданиях, похожих на пещеры. Почему тот, кто ее туда положил, не съел ее сам? Все что угодно. Пришлось потрудиться, чтобы обработать шкуры и сшить обувь. Зачем?

— Это называлось “общество”, — сказал я. — Нашим предкам потребовалось пятьдесят тысяч лет, чтобы развить его, мучительно делая шаг за шагом. Потом мы от него отказались.

— Теперь я понимаю, что ты меня дурачишь. Никто ничего не знает о том, что происходило пятьдесят тысяч лет назад, даже за тысячу. Это очень много, я это точно знаю.

— Лично никто не помнит, адмирал, — объяснил я. — Но в Шумере есть письменные свидетельства, датируемые семью тысячами лет назад, и археологи многое узнали о еще более ранних временах, вплоть до зарождения человечества.