Звонок другу

Опять тишина.

— Толя, ты меня слышишь?

— Да, конечно, — осторожно ответил Скотников.

— Нужно что-то делать!

— Безусловно. А ты уже начала?

— Так а что я могу одна? Нужно пойти в милицию, и чем больше народу пойдет, тем лучше! Нужно позвонить Голушко и «ухо-горло-носу», нужно всем все объяснить! И написать заявления. Они же нас зомбировали! Это все нечестно! Я бы и одна пошла, но куда идти-то? Нужно же выяснить, кто этим занимается. МУР, или ГУВД, или ФСБ?.. — тараторила Филиппова, все возясь со своими очками.

— Ага. Ты еще забыла ООН и ЮНЕСКО, — не выдержал Скотников, но тут же сбавил тон: — Ладно, Зоинька, очень хорошо, что ты позвонила. Ты просто раскрыла мне глаза. Я потрясен. Ты пока никуда не ходи и не звони. Дай мне подумать. Я тебе перезвоню, хорошо? Помни, в отсутствие Лавруши за тебя отвечаю я. Она поручила тебя мне. Так что сиди и жди звонка.

— Ага, — согласилась Филиппова. Положив трубку, она действительно села на стул. Тут же на колени ей впрыгнул Мотя и заурчал, глядя в возбужденное лицо хозяйки. Так они и сидели оба и ждали.

Скотников тем временем связался с Третьяковой. Доложил ситуацию.

— Вы хорошо знаете эту женщину? — спросила Ольга.

— Я ее совсем не знаю. Это кандидатура госпожи Лавровой.

— А я таких дамочек знаю прекрасно. По тому, как легко она отдала вчера последние свои деньги, можно сделать вывод, что с такой же легкостью она сделает любой другой сумасбродный и необдуманный шаг. Стоит лишь ей поверить, что этот шаг нужно сделать. Госпо-ди, что за клиентов приводите вы к нам, Скотников! То Нережко, психопат пьяный, то эта Филиппова, гормональная истеричка!

— Я вам и Лаврову привел, — обиженно произнес Скотников.

— Лаврова — человек перспективный, — согласилась Третьякова. — Но где она, ваша Лаврова?

— Вы же знаете, она уехала в Прагу.

— В таком случае, за эту Филиппову именно вы головой отвечаете, понятно?

Это было сказано таким тоном, что у Скотникова подкосились ноги.

— А что же мне с ней делать?

— Во-первых, немедленно позвоните ей, во всем с ней соглашайтесь и убедите ее, что в одиночку действовать опасно. Поезжайте к ней, пасите ее до самого бала. Наплетите что хотите, но чтобы на балу она была! Я сообщу вам, что делать дальше. Понятно?

— Понятно… А скажите, госпожа Третьякова, этот журналист… его что…

— Чушь собачья! — отрезала Ольга. — Он алкоголик, этот Митькин. Вы что, не знали? Запойный алкоголик. Конченый человек. За бутылку водки напишет гадость про родную мать. Вот, видно, и пошел пьяный в булочную. И полез под колеса.

— Ну да, ну да, — обрадовался Скотников.

— Туда ему и дорога, — злорадно добавила Третьякова — Нечего пакостничать!

Скотников захлопнул рот. Аж зубы клацнули.

— Все, конец связи. И учтите, если Филиппова что-нибудь выкинет, я с вас спрошу. Поняли?

…Через час в квартиру Зои Филипповой нагрянули Скотниковы вместе с врачом-отоларингологом Ярославом Головлевым. Они привезли кучу продуктов, бутылку водки и какое-то французское вино. Пока Гуся и доктор разгружали на кухне сумки, Анатолий уединился с хозяйкой в комнате.

— Зоя, ты совершенно во всем права! — начал Анатолий. — Как хорошо, что тебе эта статья попалась! Ты всем нам просто глаза открыла! Но! Мы должны действовать осторожно и обдуманно…

— Я считаю, завтра утром нужно идти в милицию!

— Куда именно?

— Да хоть в районное отделение!

— Это неправильно, — покачал головой Скотников. — Милиция сама продажна и тупа. Вот ты пришла, подала заявление. А они, небось, сами статейку Мить-кина уже прочли, в районном отделении своем. И нужно им связываться с депутатом Госдумы?

— Но там, в статье, написано, что мы должны все вместе, сообща…

— Вот именно! — перебил ее Скотников. — Все вместе!А не в одиночку! В среду на ежегодном балу будут присутствовать все члены Фонда. В том числе вновь принятые. Вот там у тебя будет прекрасная возможность во всеуслышание сказать все, что ты хочешь!

— Да? Это здорово! — загорелась Зойка, поправляя очки. — А как?

— Каждая структура будет выступать с капустником. На сцене, с микрофоном. Вот мы сейчас будем писать сценарий капустника. Я и Головлева для этого взял. У него стихотворный талант.

— У ухо-горло-носа?

— Ну да. Мы сейчас посидим, выпьем, сочиним все как положено. А на сцене, после капустника, ты скажешь все, что думаешь. Прямо со сцены в микрофон!

— Ух ты! Здорово!

…Когда они вернулись на кухню, стол был накрыт. Блюдо с отборными помидорами, мелкими, пупырчатыми огурчиками, желтым, глянцевым болгарским перцем, порезанным кольцами, кучей зелени занимало середину стола. Рядом блестела жирная, посыпанная лучком селедка, овощи по-вьетнамски, нарезка карбоната, маслины. Над закуской возвышалась запотевшая бутылка водки.

Возле плиты, стоя в Зойкином фартуке, Ярослав Головлев жарил мясо. Рядом кипела кастрюлька с картошкой. Гуся расставляла тарелки.

— Ничего, что я в шкафчик за посудой залезла? — Она кинула быстрый, внимательный взгляд на Зойку.

— Ничего, конечно! Боже, когда это вы все успели? — ахнула Зойка.

— Это все Ярослав. У него просто золотые руки! И все так быстро, так споро. Толик, нарежь хлеб.

Скотников взялся за буханку и, нарезая хлеб, оповестил присутствующих о состоявшемся только что разговоре с Зоей. Присутствующие слушали, кивали головами.

— Надо же! Кто бы мог подумать, что это лохо-трон! — сокрушалась Гуся.

— И я даже не предполагал, — вступил в разговор Ярослав.

— Ладно, друзья, давайте за стол! Посидим, обсудим что да как. Мы с Зоей уже выработали план действий.

Зойка ловила на себе восхищенные взгляды Головлева и чувствовала себя Жанной Д'Арк.

Вечер пролетел незаметно. После бокала вина мужчины уговорили дам выпить немного водочки. Под селедку и горячую картошечку с укропом. Дамы не особенно возражали. Скотников опять вспомнил о капустнике, который непременно нужно было сочинить для отвода глаз. Принялись сочинять и даже как-то незаметно развеселились. Потом Зойка вдруг захотела спать. Очень сильно. Скотниковы увели ее в комнату.