Звонок на рассвете

Дьяков спокойно пожимает плечами.

— Мы для встреч находили места потеплей и поуютней.

— Кафе «Пингвин», например? Но в субботу вы, кажется, сделали исключение? Где вы были в тот день с двадцати трех до двадцати четырех?

— Дома...

— Не лгите, Дьяков, там вас не было!

— А вы дослушайте! Я был дома у одной хорошей знакомой, провел у нее всю ночь...

Дьяков категорически отрицает свою причастность к краже. Лямин перебросил шерсть через забор? Ну и что же? А при чем тут он, Дьяков?

— Лямин-то что думал? Переброшу шерсть, потом перелезу сам, весь товар мой, и делиться ни с кем не надо. Перебросил, а тут идут мимо случайные прохожие. Видят — падает добро с неба, почему не воспользоваться. Подхватили — и драпака! Вот теперь их и ищите!

— Почему вы думаете, что прохожих было несколько? Вам что, известно, сколько шерсти похищено?

Валет снова закуривает, выигрывая время для ответа.

— Это я так, предположительно. Не такой человек Витька Лямин, чтоб мараться по мелочам. Любить — гак королеву, красть — так на миллион!..

— Красиво сочиняете, Дьяков, даже завидно.

Ухмыляется нагло, глумливо: «Да, сочиняю, а вы попробуйте опровергнуть». И нечего, нечего противопоставить этому беспардонному вранью. Слишком мало знает Бурцев пока, и Дьяков, уйдя в глухую защиту, легко парирует его атаки. Ну что ж, попробуем зайти с другого бока.

— Скажите, Дьяков, вы знаете девушку с длинными черными волосами, распущенными по плечам?

Во все продолжение допроса Дьяков демонстративно меня не замечал, но сейчас вынужден ко мне повернуться.

— Заманчиво расписываете, гражданин инспектор. С такой кысочкой не отказался бы поиметь знакомство.

— Не спешите, Валерий, постарайтесь припомнить. Ваша хозяйка намного старше вас, но память у нее...

Дьяков тянется к сигаретам.

— Ах, вон что, растрепалась бабуся. Ну ладно, ходила она ко мне, дальше что?

— Вспомните, где живет эта девушка.

Валет сердито хмыкает:

— Она меня в гости не звала!

— И где работает, не знаете?

— А зачем ей ишачить? У нее мамаша состоятельная — прохарчит.

— А кем работает мамаша?

— Меня в основном интересовала дочка.

Не очень изобретательно защищается Дьяков, но зато упорно. Девчонку его надо разыскать обязательно, она должна подтвердить, что именно Дьяков скандалил с ней на Гончарной. Если только это действительно был он... Кроме того, она может заинтересовать и Бурцева. Я перекидываю ему через стол показания Ольги Павловны — хозяйки Валета.

— Валерий, а как зовут вашу знакомую, вы, надеюсь, не забыли?

Валет пускает к потолку два четко очерченных кольца дыма.

— Граждане начальнички, ну зачем вам закапываться в мою глубоко интимную личную жизнь? В чем виноват — судите, а ее оставьте в покое. Могу я хоть в этом остаться джентльменом?

— Дьяков, мы с коллегой готовы прослезиться — нечасто встретишь в этих стенах такой высокий образец благородства. Но ведь все обстоит гораздо прозаичней. Передо мной показания вашей квартирной хозяйки. Дважды она видела, как ваша знакомая выходила от вас с довольно объемистыми свертками. Нас интересует, что было в этих пакетах и для кого они предназначались?

Валет покаянно склоняет голову.

— Ну что, вижу — вам все известно, прошу отметить в протоколе чистосердечное признание. Сами понимаете, девчонка — первый класс, красотка, а я на морду малость подкачал. Вот и приходилось покупать ее любовь подарками. То коробку конфет в пакет завернешь, то вафельный торт за рубль двадцать. Грошовые, конечно, подарки, но где взять денег на дорогие? Не воровать же идти!

У Бурцева гневно запульсировала жилка на шее.

— Больше вам нечего сказать, Дьяков? Учтите, таким упорным запирательством вы только усугубляете свою вину...

Валет молча покуривает.

— Если вы не причастны к хищению шерсти, почему пытались скрыться? — спрашиваю я.

Валет лениво поворачивается в мою сторону.

— Сам не пойму, начальник. Вроде бы ни в чем не виноват, но раз бегут за тобой, надо делать ноги-ноги. Условный рефлекс! Согласно Павлову!..

Мне хочется хоть на минуту согнать с его лица выражение спокойного превосходства, кроме того, мне необходимо проследить за его реакцией.

— Не паясничайте, Дьяков! У вас была очень веская причина для бегства.

— Ну-ну, любопытно послушать. — Он снисходительно улыбается.

— В субботу, в двадцать три часа, вы нанесли тяжкое ножевое ранение таксисту Михаилу Носкову. Сейчас он в больнице, и неизвестно, выживет ли...

Мои слова производят совершенно потрясающий эффект. Валет рвет на себе рубашку, скатывается на пол и, судорожно суча ногами, заходится в надсадном пронзительном крике:

— А-а-а!.. Все, все на меня вали, начальник! И собаку, и шерсть, и таксиста! Вали на Серого, Серый все свезет! Беру, все беру на себя, что было, чего не было! Сидеть так сидеть!..

Вбежавшие конвоиры с трудом утихомиривают разбушевавшегося парня, о продолжении допроса не может быть и речи. Бурцев выходит распорядиться насчет отправки Дьякова в изолятор временного содержания, я иду за советом к Бундулису.

— Шатки и зыбки твои построения, Дим Димыч, — сказал Бундулис, выслушав мой рассказ. — Да и факты, которыми ты оперируешь, прямо скажем, скудны и недостоверны. Без доказательной базы все ваши обвинения против Валета рассыплются на суде как песочный замок. Я не только тебя имею в виду, это и к Бурцеву относится. Если он не найдет похищенную шерсть, Дьяков проскользнет у него меж пальцев — версия случайных прохожих придумана очень ловко... Но вернемся к ранению таксиста. В котором часу вышел Дьяков из дому?

— В пол-одиннадцатого. Хозяйка слышала, как дверь хлопнула. В это время она досматривала по телевизору «Шире круг».

. — А ты проверил?.. Вижу, что нет! Сколько раз, тебе повторять: ничего на веру, ни одной малости. А тут такая деталь!..

Бундулис развернул телепрограмму и стал ее просматривать.

— Вот, полюбуйся, — передача закончилась в двадцать два пятьдесят. Мог Валет за десять минут дойти до Гончарной?

— Сомнительно, — промямлил я, не зная, куда деть глаза.

— То-то! К бабке-свидетельнице у меня претензий нет, она могла добросовестно заблуждаться. Но с каких это пор мы стали на непроверенных показаниях бабок строить свои фантастические версии?..