Звуки Азии

Обращение к Азии

День прикинулся дорогой –

той, на Азию похожей,

что трещит с утра сорокой

и шуршит змеиной кожей.

Где ты, синий и зелёный

отблеск Азии весенней?

Я пришёл к тебе с поклоном

золотой мираж рассеять.

Удивиться твоим рекам,

под землёй текущим к югу,

и влюблённым человеком

изучить песков науку.

Бессонница

В доме спать ложась, отстегнули

груз житейский – луны ходули.

Отнесли их на сеновал,

чтобы каждый ходуль поспал.

Только слышат – в печи потухшей

то ли мышь шуршит, то ли души

убиенных в Афганистане

на мосол-локоток привстали.

Жизнь ночная – что звёзд сиянье,

что отстёгнутый человек

от земли, от её камланья

в понедельник, среду, в четверг.

Не успели уснуть – ходули

тут как тут… Крестись на восток!

За окошком звезду раздули,

словно крошечный уголёк.

Азия

Когда тебе в Азию нужно

увидеть живую луну,

садись на скамейку и слушай

густую, как мёд, тишину.

Подъедет со скрипом телега,

возница поправит усы

и скажет: «Я сын того века,

что слушал рассказы грозы.

Садись. Казахстаном укройся,

Монгольскую степь притяни.

Уж больно обильные росы

нам выпали в летние дни!

Китай, если нужно, в дороге

связав в золотые снопы,

с молитвою чистой и строгой

сложи у звериной тропы.

Хотел ты на Азию сбрую

надежд человечьих надеть?

Тебе я возможность дарую,

как сыну степей, умереть.

С котомкой вчерашних отрепий

и с беркутом ярым в груди.

Вот Азия! В жёлтые степи

с поклоном сыновним войди».

Сгибая Сибирь половицей...

* * *

Сгибая Сибирь половицей,

скрипя на осеннем ветру,

раскроется книжица – птица –

в другую от нас высоту.

Медведь, человек и куница

прочтут золотой корешок,

а что в этой книге – приснится,

как нового зренья урок.

Одуванчики

Вот одуванчик, стеклодув Алтая,

задумавший шары на этот год,

с весенним солнцем о любви болтает

и льёт лучи на влажный огород.

К чему ведёт суровая учёба

у солнца, у поляны, у ручья

с тобой и мы узнаем, глаз укропа

направив на устои бытия.

Пусть этот сон стеклянный зеленеет

и создаёт прозрачные миры.

Полны движений, сотканных из лени,

к июню поседевшие шары.

Ответственная выпала задача

парашютистам общества «Заря»:

сутулых гор кафтан переиначить,

поставить облака на якоря.

И скинут одеяло трав, и лягут

алтайскою царевной, и во сне

болтают о запасах твёрдой влаги,

необходимой будущей весне.

Яблочные сны

Сентябрь – казак, Степашка Разин –

с утра победный сеет гам.

И – казни, казни, казни, казни

созревших яблок по садам!

Везут стеклянную посуду

и сахар, жизни эликсир,

и медный чан, и ложек груду…

Варенье – всякому кумир!

И на перронах станций дачных,

где остро пахнет шпал мазут,

звучит Огинский… Не иначе

в Москву Царь-яблоко везут!

И мы с тобою на Алтае,

зарывшись в сено на дворе,

живую повесть наболтаем

о жёлтой яблочной поре.

Из сундука достанем сбрую,

в свистульку дунем из сосны,

и – дай нам Бог! – перезимуем,

вкушая яблочные сны.

Горные соловьи

Послушать голоса ручьёв

вдруг захотел я –

весёлых горных соловьёв

с прозрачным телом.

Тут нужен посох и сума

и запах мяты,

и чтоб в извилинах ума

уснули даты.

Ручьи живут среди камней,

в кедровых рощах,

где шёпот утренних теней

услышать проще.

Понять нельзя, быть может, всё

из этих строчек,

тут нужен труженик Басё,

как переводчик.

Вот соловей в руках моих

поёт и бьётся

о том, что каждый Божий миг –

как дно колодца.

И жизнь в коленцах и венцах

вовсю клокочет,

и нет начала и конца

у дней и строчек.

Из жизни Киевской Руси

Тело длинное, вазелиновое,

словно след корабля на Волге.

На пяти телегах везли его

удалые стрельцы с Востока.

Алебардами звёзды множили,

речью зычной ворон пугали.

Тело длинное, под рогожею,

чьё оно – и сами не знали!

Говорили: «Свеча лучистая,

сундучок, наполненный утварью.

В мире тайна должна быть чистая,

украинским ветром продутая!»