...А что будем делать после обеда? (сатирические рассказы о маленькой стране)

Протечку — нет. Только место.

Оконная рама намертво прикреплена к стене, перемычка закрывает раму, как отец спящего ребенка, не найти ни единой крошечной щелочки, однако, где-то на головокружительной высоте собираются толстые капли и каждые четыре секунды — хлюп! — капают на картошку, которая уже прорастает свежими зелеными ростками. Невозможно установить, откуда просачиваются эти капли, они совершенно внезапно образуются на перемычке. Наша дочь Ренана высказывает мнение, что вода просачивается сквозь поры оконного стекла.

— Закрой свой фонтан, — прикрикиваю я на нее, — а то я его заткну.

Метод 4. Заткнуть.

Но чем? У нас дома нет никакого подходящего материала. Впрочем, стоп — наша артистическая, высокоодаренная дочь охотно лепит всевозможные симпатичные фигурки из омерзительного пластилина. Мы воруем у нее эту бурую массу, открываем окно, и неожиданно сильный, как из ведра, порыв дождя жестоко обрушивается на нас, но мы замазываем всю оконную раму пластилином.

Как матросы на мачте фрегата, мы висим между бушующим морем и безжалостным небом, и лишь яркие молнии освещают нас. А-хой! После сделанной работы мы довольны и подхватываем ангину. Но вода опять просачивается.

Хлюп!

Ничего, ничего, теперь-то нам ясно, что пластилин мог быть только промежуточным решением. Уже через десять минут его остатки валяются на улице. Следующим утром мы идем в магазин "Сделай сам" и покупаем профессиональный набор для ремонта окон и шпатель. Мы используем два часа, в которые дождь слегка переводит дыхание, и все обмазываем клеющей массой, которую на своей обуви заодно разносим по всем отдаленным углам квартиры.

При возобновлении мерзкой погоды у нас возникло впечатление, что вода стала проникать еще лучше. Мы обратились к расширяющемуся цементу, этакому научно апробированному материалу, водостойкому и абсолютно непромокаемому, особенно подходящему для герметически закрытых балконов. Его вмазывают между окном и рамой, между окном и стеклом, между рамой и стеной, между дверью и петлями и вообще везде. Мы намазали его двумя толстыми слоями и только тогда увидели, что вода больше не просачивается. Но это оттого, что кончился дождь.

Метод 5. Капитуляция.

О, нет, никакой капитуляции в обычном смысле слова. Просто победа здорового образа мышления. Зачем воевать против сил природы? Если воде хочется просачиваться — пожалуйста, пусть себе.

Мы начали ставить тазик под капли и тем не только обуздали поток, но и собрали столь благодатный для нашей земли дождь. Маленький балкон более не затапливался, правда, тазик переполнялся и переливался. Но мы просто поставили тазик в еще больший тазик и таким хитрым способом обеспечили, чтобы вода лилась из маленького в большой тазик, а не на заплесневелую люстру.

Единственная заковыка в системе: большой тазик тоже когда-нибудь наполнится. Но тут уж ничего не поделаешь.

Метод 6. После нас хоть потоп.

Обычно проходит не менее двух недель, прежде чем находится идеальное решение: дверь между балконом и кухней. Эта дверь, собственно, должна быть закрыта. И тогда невозможно определить, что происходит за ней. Благодатный ливень может проникать внутрь или оставаться снаружи, как ему хочется. Мы внутри, джунгли снаружи, контакт с балконом отсутствует. Теперь уже коробка, чемодан и картошка должны сами о себе позаботится.

И тогда, только тогда балкон действительно и на самом деле будет герметически закрытым балконом.

Незаконченный город

Как-то, с полвека тому назад, увязли два еврея в необитаемой песчаной пустыне, и первый из них установил, что здесь не сможет выжить ни одно живое существо. Второй же заключил, что везде, где есть воля, будет и выход, и они поспорили. Так был основан Тель-Авив.

Кто из них выиграл, до сих пор неизвестно.

Когда Тель-Авив насчитывал 1500 душ, шум стал таким сильным, что все 5000 жителей сильно от него страдали. К тому же планировка оставалась весьма хаотичной. Улицы, рассчитанные на 10000 пешеходов, были слишком тесны, чтобы хоть наполовину обеспечить движение транспорта для 50000 человек, так что даже самые большие оптимисты не верили в будущее Тель-Авива. И действительно, пыльный, некрасивый город из-за недостатка освежающих зеленых насаждений действовал угнетающе на 100000 своих обитателей. Если вспомнить вдобавок, что он располагал допотопной канализацией, станет понятно, почему в нем было только 150000 жителей. Тель-Авив, должны мы добавить, к сожалению, действительно непривлекателен. Сколько евреев может жить в одной совершенно перенаселенной куче домов при совершенно катастрофических санитарных условиях? Так сколько? 650000? Хорошо, но это уже слишком.

Огненный шторм

Когда в Израиле жарко, то понимаешь, что такое настоящая жара. Это обеспечит наш сухой, огненно-горячий пустынный ветер, этакая разновидность "супер-широкко" [11] , ощущения от которого имеют только один аналог: внутренности танка, на экипаже которого силы сопротивления проверяют действие огнемета.

Этот ветер называется по-арабски "хамсин", что значит "пятьдесят", поскольку согласно инструкции он дует на протяжении именно 50 дней. И когда он дует, человеку не хватает воздуха, он едва держится на ногах и буквально ощущает, как пересыхают его нервы.

11

Широкко — горячий ветер, дующий из пустынь Северной Африки в направлении Южной Европы.

Бывалый обитатель преисподней откладывает свои преступления на сезон хамсина, ибо, хотя хамсин и невыносим, но как смягчающее обстоятельство наиболее для него удобен.

Пот земли

— Жена, — сказал я, — десять минут назад я уронил авторучку.

Самая лучшая из всех жен лежала на диване, с трудом моргая под ледяным компрессом.

— Ну, так подними ее, — проворчала она. — Авторучку-то.

— Невозможно. Слишком жарко.

Я не знаю, на каком градусе широты расположена наша крошечная квартирка. Должно быть, совсем недалеко от экватора. В спальне 42 градуса, на северной стене нашей затененной кухни — 48 градусов. И это в полночь.

Хамсин.

С самого утра я лежу здесь кверху пузом, раскинув все свои члены, как издыхающий зверь. Только перед издыхающим зверем не лежит стопка белой бумаги, на которой он что-то должен написать. А вот я, к сожалению, должен.

Но как это сделать? Чтобы поднять авторучку, я должен наклониться под углом 45 (сорок пять!) градусов, при этом пакет со льдом с моего затылка упадет на пол, и мне придет конец.

Я осторожно подвигал своей левой ногой, чтобы ухватить ручку ее пальцами. Бесполезно.

Мое отчаяние усиливалось. Сегодня уже пятый день, как я гипнотизирую белую бумагу, но это принесло мне лишь одно предложение: "Боже, какая жара!".

Одно лишь понятие "жара" не дает полного ощущения. Никогда. Помнится, в один из дней в 1936 году было так же жарко, но не так влажно. В 1957-м был отмечен один по-настоящему влажный денек, но не было так жарко. Только один единственный раз, в 1977-м, было так же жарко и так же влажно. Но это где-то в Африке.

Африка. Какое удивительное слово. Мой язык попытался его выговорить, но это было чрезвычайно трудно. Аф-ри-ка. Ну, как? А-ф-р-и-к-а.