«...И ад следовал за ним»

Войдя в лачугу, Сэм застал внутри старого моряка с выцветшими глазами и лицом, похожим на сморщенный чернослив.

— Добрый день, — поздоровался Сэм.

Ответом ему был лишь тупой взгляд.

— Я бы хотел нанять лодку, — помолчав, продолжил Сэм.

— Вы одеты не для рыбалки.

— Я и не собираюсь ловить рыбу.

— Просто хотите покататься? Полюбоваться здешними местами?

— Нет, сэр. Я хочу подняться вверх по реке до города, который называется Фивы.

— Фивы. Туда не ходит никто, кроме тюремного судна раз в неделю.

— Оно возьмет меня на борт? Я могу заплатить.

— Маловероятно. Тамошние ребята относятся к чужакам холодно. У них там все очень строго. А что у вас за дело в Фивах?

— Это конфиденциально.

— Не хотите говорить, да?

— Слушайте, я никому ничего не должен отвечать, правильно? Просто помогите мне найти лодку, которая отвезет меня вверх по реке. Это ведь ваша работа, так? Вы здесь хозяин? Вижу, у вас в Миссисипи принято вместо дела валяться на солнцепеке.

— Ого, вы уже начинаете ругаться, да? Судя по вашему говору, вы нездешний. Так вот, сэр, я могу предложить вам лодку и человека, чтобы подняться в протоки за большой зубаткой или окунем; я знаю людей, которые выведут вас далеко в залив, где резвятся пеламиды, и, может быть, вы подцепите одну из них на крючок и потом с гордостью повесите на стене своего дома. Быть может, вы просто хотите полежать на солнцепеке, потягивая ледяной коктейль и наслаждаясь тем, как солнце делает ваше бледное лицо чуть темнее. Но здесь никто не согласится вести вас протоками до реки Яксахатчи, а затем вверх по течению до Фив. Там нет никого, кроме черномазых ниггеров, которые сожрут вам печень, даже не отделив ее от селезенки, и при этом будут улыбаться и учтиво величать вас «сэром». А уж если хотя бы один черномазый вас куснет, до захода солнца вы будете трупом — это так же точно, как то, что у нас зимой не бывает снега.

— Я хорошо заплачу.

— Ни один здешний лодочник не повезет вас в Фивы, сэр. Даже не надейтесь.

— Проклятие, в этом чертовом городе никто не занимается тем, чем должен. Откуда в вас такое упрямство? Оно у вас врожденное или вас этому учат? Почему повсюду в Миссисипи я встречаю такую тупость?

— Сэр, я не потерплю, чтобы название нашего штата склоняли на все лады.

Вопреки своим убеждениям Сэм едва не взорвался, но старый хрыч упрямо таращился на него, уверенный в своей правоте, и Сэм в конце концов решил, что, накричав на беззубого старикашку, он не добьется ровным счетом ничего — даже простого удовольствия увидеть смущение старого дурака.

Молча развернувшись, Сэм направился назад к машине.

— Неудача, сэр?

— Абсолютная. Похоже, уроженцы Миссисипи — люди другой породы.

— Это точно. Должно быть, все дело в болотной воде, которую они пьют, и в кукурузном виски. От этого они становятся упрямыми и тупыми.

— Ладно, Эдди, поезжай вперед. Держись берега протоки. Быть может, я что-нибудь увижу.

Сверкающий хромом «кадиллак» медленно покатился мимо ютящихся вдоль берега реки лачуг, мимо остовов сгнивших лодок, качающихся в воде у подточенных непогодой причалов. В небе кружили и кувыркались чайки, немилосердно пекло раскаленное солнце. Сэм вскоре забыл о том, что находится в Америке. Казалось, он очутился в какой-то чужой стране, особенно когда цвет кожи всех встречных стал черным. Грязные, оборванные ребятишки бежали рядом с большим, медленно ползущим автомобилем, выпрашивая деньги. Сэм знал, что если даст им хотя бы один цент, они не отстанут от него до тех пор, пока он не отдаст им все, поэтому держал свой кошелек закрытым.

Затем кончились даже негры, и они с Эдди остались совсем одни. Растрескавшийся асфальт уступил место укатанной колее, река скрылась за тростниковыми зарослями, и все предприятие стало казаться бесполезным.

Эдди первым увидел дорогу.

— Готов поспорить, там кто-то живет, — сказал он. — Точно, кто-то живет.

— В таком случае сворачивай. Возможно, у этого человека есть лодка.

В конце концов дорога действительно привела к убогому домишке, кое-как слепленному из выброшенных или выловленных из реки материалов. Крыша крыта рваным рубероидом, повсюду старые покрышки. На кирпичах стоял без колес остов седана «нэшвилл» образца тридцатых годов. Все вокруг было, словно щебнем, усыпано сотнями тысяч ракушек. В целом здесь царили нищета и грязь, однако в нескольких футах от берега на бурой воде покачивалась лодка.

— Добрый день! — окликнул Сэм. — Есть здесь кто живой?

Через какое-то время из домика выглянула старуха. Окинув взглядом мужчину в костюме, сидящего в большом черном «кадиллаке», она исторгла из легких комок липкой слизи и выплюнула его из беззубого рта через растянутые в гротескной гримасе зубы. Пролетев подобно снаряду из 105-миллиметровой гаубицы Сэма, плевок оставил маленькую воронку на пыльной земле, усыпанной ракушками.

— Что вам нужно? — проворчала старуха.

В ее голосе чувствовался французский акцент, точнее, креольская разновидность французского акцента.

— Я хочу поговорить с лодочником.

— Вы ошиблись адресом, мистер. Кто направил вас сюда?

— Мадам, уверяю вас, никто меня сюда не направлял. Я вижу лодку. Следовательно, здесь должен быть лодочник. Если вы ничего не имеете против, я хотел бы с ним поговорить.

— Вы из налоговой?

— Разумеется, нет.

— По-о-лиция? Вы из по-о-лиции?

— Нет, мадам. Я не из ФБР и вообще не представляю государственную власть в любых ее проявлениях.

— Ждите здесь.

Дверь захлопнулась.

— Ну, это хоть что-то, — заметил Сэм, обращаясь к Эдди. — Первое впечатление не слишком благоприятное, но как знать?

Прошло несколько минут. В доме послышался шум, и наконец из него вышел старик. Бронзовый от загара, он был в холщовых штанах и старой, рваной, болтающейся на плечах нижней рубашке. На ногах у него были туфли без шнурков, много лет назад предназначавшиеся для игры в теннис. Между верхом и оторванной подошвой одной туфли торчали босые пальцы ноги. Плечи старика украшала грубая татуировка. Всклокоченные седые волосы торчали в разные стороны, а во рту уцелели почти все зубы. Лицо было покрыто густой сетью морщин и складок, оставленных долгими годами пребывания на ярком солнце.

— Что вам нужно? — оскалившись, спросил старик.

— Лодочник. Вы лодочник?

— Нет, я не лодочник. Так что разворачивайтесь и уезжайте отсюда. Здесь нет никаких лодочников.

— А мне кажется, что вы лодочник.

— Ха. Что вам нужно?

— Лазарь, — окликнула его из дома старуха, — поговори с этим господином, ты меня слышишь? У него есть деньги.

Прищурившись, старик оглядел Сэма с ног до головы.

— Мне нужно подняться вверх по реке. По протокам, вверх по Паскагуле, затем по Яксахатчи. В сосновые заросли. До города, который называется Фивы.

— Ха! Сэр, в Фивы никто не ездит. Там нет никого, кроме ниггеров и собак. О-хо-хо, если вы не попадете к ниггерам, от собак вам не убежать. Собаки живо с вами расправятся. Собаки начнут, ниггеры подчистят до конца.

— Насколько мне известно, это город, в котором живут негры, а рядом находится тюрьма. У меня есть дело в Фивах. Я хочу нанять лодку.

— Вы уже везде побывали. Никто не согласился. Поэтому вы в конце концов пришли к старому Лазарю?

— Где я уже был — не имеет никакого значения. Мне нужно, чтобы вы отвезли меня вверх по течению, подождали там час или день, после чего вернули назад, только и всего. За это я готов заплатить столько, сколько вы берете по обычным расценкам, и даже немного больше.

— Миллион долларов. Вы заплатите старому Лазарю миллион долларов?

— Разумеется, нет. Сколько вы обычно получаете за день? Я заплачу вдвое больше.

— Сэр, — шепнул Сэму Эдди, — я бы сначала предложил ему какую-то сумму, а потом поторговался, исходя из нее.

Но Лазарь, опередив его, быстро сказал:

— Проводником в болотах я получаю сто долларов в день.

— Сомневаюсь, чтобы он за всю свою жизнь видел сто долларов, — пробормотал Эдди.

— В таком случае двести долларов. Двести долларов за дорогу туда и обратно.