...И белые тени в лесу

– Не могли бы вы листать потише, сделайте одолжение!

Ну, это уж слишком! Я собралась и проговорила как можно жестче:

– Если вы так чувствительны, то я бы советовала вам перейти в другое купе. В поезде достаточно места.

– Возможно. Но мне удобно и здесь.

Я чуть не подавилась от злости, но взяла себя в руки и, заговорив вновь, с удовольствием отметила, что голос мой звучит очень холодно:

– Должна вас предупредить, что в этом купе я еду вместе с сестрой. Она больна и сейчас вышла. Но скоро моя сестра вернется. Мы будем разговаривать друг с другом, иными словами – шуметь, и тем самым нарушим ваш покой. Поэтому я советую вам перебраться в другое место. Для вашего же блага.

Я взяла тот же поучительный тон, в котором говорил молодой человек, и обращалась к нему как к ребенку, которого надо образумить. Но это не возымело действия.

– Не понимаю, почему я должен уходить из-за того, что ваша сестра скоро вернется.

– Ну так вы это поймете! У нее особый дар – объясняться с такими, как вы!

Он презрительно рассмеялся. Но меня это ничуть не задело. Пусть мне не удалось его выставить, но испугать меня он не смог. Я считала, что держалась достойно, и жалела, что Каролина меня не видит. Тогда бы она поняла, что я сделала все, что было возможно.

Я продолжала листать газету. Молодой человек начал барабанить указательным пальцем по обложке книги – быстро, словно дятел.

– Вы мешаете мне своим стуком! – сказала я.

– Но, милая фрекен…

Его голос возвысился до фальцета и стал скрипучим. От этого молодой человек, безусловно, несколько потерял в значительности, которая явно составляла предмет его особой заботы. Я незаметно улыбнулась: хозяйкой положения была я.

– Милая фрекен… кем вы, собственно, себя считаете? – проскрипел он.

– Об этом можете не беспокоиться! Проблем с идентичностью у меня нет.

Я гордилась своим ответом: он был достоин Каролины, – и я горячо желала, чтобы в эту минуту она была здесь.

– Ах, вот как. В таком случае, кем же вы считаете меня?

– А уж это, знаете ли, меня точно не беспокоит.

– Я это вижу! – воскликнул он своим жалобным голосом и тряхнул головой. – Но вы, может быть, отнесетесь ко мне с большим уважением, когда узнаете, что впереди меня ждет очень ответственное дело. Можно сказать, миссия. И сейчас я пытаюсь к ней приготовиться. Я чувствителен по натуре, и не моя вина, что я легко сбиваюсь, если мне мешают в то время, как я пытаюсь проникнуть в одно из величайших бессмертных философских сочинений… а вы сидите и нарочно шуршите своей газетенкой, лишь бы меня помучить.

При этих словах у меня под сердцем неприятно кольнуло. Меня охватило дурное предчувствие, и я не смогла ничего ответить. А он продолжал:

– Вы ничего не знаете… а между тем двое несчастных детей, живущих в одиноком замке и отрезанных от мира, жаждут встретить родную человеческую душу. И вот я призван, чтобы насытить их страждущие умы знаниями…

Я чувствовала, что бледнею. Какое страшное несчастье! Передо мной был не кто иной, как юноша, которого пригласили в замок вместе с нами. И хозяева, конечно, устроили так, чтобы мы приехали одним поездом и чтобы они могли забрать нас со станции вместе.

А как славно все начиналось… Меня охватила такая дрожь, что газета запрыгала у меня на коленях. И даже Каролины не было со мной рядом! Куда же она подевалась?

В эту минуту раздался громкий хохот.

Захватчик вскочил со своего места, сорвал очки и пластырь, тряхнул головой, разлохматив приглаженные волосы, и принялся скакать на одном месте.

Я смотрела на него и не могла пошевелиться.

Каролина! Это же Каролина!

Она словно помешалась от радости: обнимала и целовала меня в нос, в щеки, в лоб.

– Ты не узнала меня. Ты ничего не заподозрила! Я выдержала испытание! Все будет великолепно. Это замечательно! Замечательно!

Она не сразу заметила, что я оставалась неподвижной. Я сидела, словно оглушенная, не в силах радоваться вместе с ней. В голове у меня стало тихо, я сидела, уставившись на очки с толстыми стеклами, которые Каролина бросила на сиденье напротив меня, и не могла понять, что случилось. Лишь постепенно стало ясно, что меня обманули. Я изумленно глядела на Каролину.

Она заметила, что что-то не так: опустилась рядом, умоляюще взяла меня за руку и начала говорить о том, как она нервничала перед таким серьезным испытанием. Ведь нужно же ей было на ком-нибудь себя проверить! Неужели я не понимаю, что это было необходимо?

В замке она, конечно, не собирается разыгрывать такого чудака – если меня беспокоит именно это. Нет-нет, в замке у нее будет совсем другая роль. Каролина просто рассудила, что если ей удастся перевоплотиться в человека, который так не похож на нее настоящую, если ей удастся обмануть меня, которая так хорошо ее знает, то потом нам уже не о чем будет беспокоиться.

Эту сцену она разыграла, чтобы придать уверенность нам обеим, а не только себе. Она уговаривала меня не обижаться на розыгрыш, потому что ей вовсе не хотелось меня обидеть. Она бы пришла в отчаяние, если бы знала, что я приму это близко к сердцу.

Она уверяла, что я могу гордиться собой, что много раз она была близка к тому, чтобы рассмеяться и сбросить маску: так здорово я отделала этого несносного типа. Она бы сама не могла справиться лучше.

Каролина взяла мою руку и провела ею по своей щеке.

– Милая, хорошая… ну, скажи что-нибудь. Я так несчастна.

Но я молчала. Каролина выпустила мою руку.

– Ах, чуть не забыла! Я же обещала показать тебе письма. Вот, держи!

Она вытащила из внутреннего кармана куртки два конверта и протянула их мне. Я смотрела на них непонимающим взглядом, потому что мозг мой все еще оставался парализованным; Каролине пришлось мне помочь. Она развернула письма и вложила их мне в руку.

– Вот! Прочти! Длинное – мое. А это – от Акселя Торсона.

Я принялась принужденно водить глазами по строчкам, но смысл ускользал от меня и слова мешались в кучу. Мое внимание зацепило только то, что Каролина писала от имени сестры и брата Якобсонов. Свою фамилию она присвоила также и мне. Я была Бертой Якобсон, а подпись в конце гласила: Карл Якобсон.

Остальное было уже неважно.

Ответ Акселя Торсона из Замка Роз был коротким, и говорилось в нем буквально лишь то, что Берта и Карл Якобсон приглашаются в замок в качестве компаньонов Арильда и Розильды… дальше шла длинная подпись, которую я не дочитала.

Стало ясно, почему Каролина не хотела показывать мне письмо. И почему она так настаивала, чтобы все наши письма адресовались до востребования.

Никогда и речи не шло о том, чтобы пригласить двух девушек, как я наивно полагала. Каролина, скорее всего, и не пыталась переубедить хозяев. Она сразу решила, что так будет интереснее. Соблазн сыграть роль молодого человека оказался слишком велик. Она легко пошла на авантюру. И ее совершенно не волновало, что скажу я. Она рассчитывала, что я поддамся ее очарованию и соглашусь участвовать в спектакле.