...Имеются человеческие жертвы

— Нам было велено убрать вот его, — он показал пальцем на Нелюбина.

— Вы когда-нибудь раньше встречались с этим человеком? — спросил Данилов.

— Так чтоб близко или там базарить — не доводилось. А видеть видели, только издалека.

— Не вспомните, где и когда?

— Пару раз я его с нашим видел, — сказал Хрипко.

— Это с кем же — нашим? — уточнил Турецкий. — Вы же знаете здешние порядки. Тут нужны имена. Вы хотите сказать, что речь идет именно о человеке, который приказал вам убрать вот этого гражданина?

— Ну верняк, начальник! Он же сам всю мокруху нарисовал, ну, то есть план нам выдал — когда подъехать, где стоять без шума. А когда вот он пошмаляет, тут же с ходу сыпануть по нему из «узяхи» — и по газам.

— Ну а вы, Нелюбин, что на это скажете? — спросил Золотов.

Нелюбин долго молчал, глядя на «быка» в черной майке, обтягивавшей его мускулистые плечи и руки. И Турецкий уже решил, что он снова не удостоит его ответом, но Нелюбин вдруг медленно, чеканя каждое слово, проговорил:

— Пусть назовет имя. Кто их послал.

— Законный вопрос, — повернулся к мордастому тяжеловесу Хрипко Золотов и перевел взгляд на Нелюбина. — А разве вы, Павел Петрович, еще не поняли?

Но Нелюбин повторил:

— Пусть скажет имя!

— Говорите, Хрипко! — приказал Золотов, и Хрипко произнес:

— Адмирал.

И он, кажется, не успел еще договорить это слово, как Александр Борисович быстро вытащил фотографию из-под стопки листов-формуляров.

— Вы имеете в виду вот этого человека? Его вы называете Адмиралом?

— Ну да, его. Это он, Адмирал...

— Вы не ошибаетесь? Тогда попрошу назвать его полное имя, — уточнил Золотов.

— Это Клемешев Геннадий Петрович, — глухо сказал Хрипко.

Турецкий быстро перевел глаза на Нелюбина. Тот, сильно подавшись вперед, с какой-то жуткой, окаменевшей улыбкой смотрел на фотографию, лежавшую на столе.

— Повторяю, Нелюбин, — громко и отчетливо сказал Золотов, — гражданам Хрипко, Шкварину и Петрову вас «заказал», то есть поручил убить, хорошо вам знакомый Клемешев Геннадий Петрович, он же Юрасов Сергей.

— Так, значит, вы... — прошелестели серые губы Нелюбина, — значит, вы...

— Да, Нелюбин, — сказал Турецкий, — мы смогли сделать это. А посему мой вам совет — рассказать нам все о человеке, который и бровью не повел, приговорив вас к смерти. Да очнитесь вы, Нелюбин! У вас же такая голова!

— Да какая разница? — сказал Нелюбин. — Все равно мне «вышка». Без вариантов. Слишком много всего.

— Скорее всего, именно так, — кивнул Турецкий и жестом руки приказал конвоирам увести троих, которые были больше не нужны. И когда те скрылись за дверью, продолжил: — Действительно, много, непомерно много всего... Вы небось уж и сами со счету сбились, сколько жизней на вас... Но ведь знаете, какая теперь жизнь — все может быть.

У нас уже мораторий на смертную казнь. Вот-вот она совсем должна быть отменена. Или Президент вдруг возьмет да и помилует вас. А ведь тут... чеченцы... Вы же видели сегодня подследственного Иссу Арсланова. И ведь он не один... И у них к вам, я думаю, много счетов... Я не пугаю, но такова объективная реальность.

— Что вам надо? — спросил Нелюбин.

— Мне нужен Клемешев-Юрасов, — сказал Турецкий. — Весь, с головы до пят. Все, что вы знаете о нем, от начала и до конца. Думаю, вряд ли есть смысл хранить тайны человека, который только по чистой случайности не вывел вас в распыл.

— Ладно, — сказал Нелюбин. — Ваша правда. Давайте записывайте... пусть и он получит свое. Видно, пора...

87

Допрос Нелюбина завершился около пяти часов вечера, и Турецкий чувствовал ту радость победы, которая была самым нужным и самым дорогим в его работе. Теперь он знал о Клемешеве уже все.

Нелюбин не стал щадить ни себя, ни того, с кем был связан столько лет, еще с афганских времен, и с кем после, когда они снова встретились здесь, на степногорской земле, продолжил то, что было начато еще там, в середине восьмидесятых.

Нелюбина препроводили в камеру под усиленный надзор, а Турецкий выбрался наконец на улицу из душного кабинета и широко вздохнул, глядя на город, на реку.

Он был спокоен. Он знал, что Клемешев находится под неусыпным наблюдением, что его постоянно держат в поле зрения и люди Коренева, и люди Грязнова. Уйти от них было невозможно, как нельзя было ему ускользнуть из города, ибо теперь у него не было уже другого выхода, как либо пытаться вырваться из Степногорска, либо наложить на себя руки, либо явиться с повинной и отдаться на волю властей.

Подкатила машина, все та же дряхлая серая «Волга», и Александр Борисович, вместе с Даниловым и Рыжковым, снова оказался на заднем сиденье темного салона. Подал голос телефон. Турецкий устало взял трубку, и тотчас лицо его исказилось волнением.

— То есть как? Как это могло случиться?

— А вот так! — не скрывая отчаяния, выкрикнул Грязнов. — Ушел, сволочь! Причем тем же манером ушел, как тогда Горланов в Москве. И в его джипе оказался люк. Практически на глазах у ребят Коренева. Сиганул в колодец — и все!

— Ты понимаешь, понимаешь... — вскрикнул Турецкий.

— Молчи, Саша, лучше твоего понимаю! Но из города он не уйдет. Мы уже подняли все коммунальные службы, все схемы и планы подземных коммуникаций. Сам понимаешь, они здесь не такие, как в Москве. Возьмем!

«Ну да, конечно, — подумал Турецкий. — Он понял все, этот оборотень, все просчитал, когда узнал, что сгорела его задумка с моим убийством и расстрелом Нелюбина. А может быть, он и затеял все это лишь только для того, чтобы отвлечь внимание от себя хоть на какое-то время и выиграть день для подготовки отхода и отрыва. Ведь он же тоже наверняка и видел и чувствовал, как мы его опекаем. Да мы и не скрывались, напротив, как могли, заводили его. Ну вот, дозаводились... »

Он снова связался с Грязновым:

— Послушай, Слава, подумай, взвесь — у вас хватит сил? Ну просто численного состава?

— Все перекрыто, Саша. Возьмем.

Турецкий положил трубку, не зная, куда ехать и куда деть себя. Эта жизнь не давала вздохнуть, не давала порадоваться хоть час, хоть минуту. И снова раздался сигнал телефона. Звонили из приемной прокуратуры.

— Александр Борисович! — Турецкий узнал голос одного из помощников Золотова. — Сюда только что позвонила Наталья Санина. В ее квартиру проник Клемешев с двумя своими подручными. Она взята в заложницы. Этот гад требует вас, угрожает, что убьет ее, если вы, один и без охраны, немедленно не приедете туда.