...Имеются человеческие жертвы

— ...оправданы и освобождены из-под стражи в зале суда за недоказанностью обвинения... И здесь можно только руками развести... Еще накануне ничто не предвещало столь стремительного и внезапного исхода этого захватывающего процесса...

На экране возникло знакомое лицо молодого комментатора и в углу над ним титры «Прямое включение»:

— Да, уважаемые телезрители, никто не мог предвидеть такой развязки. Тотчас после оглашения этого в высшей степени странного приговора мы решили обратиться за разъяснениями к присутствовавшим на суде известным юристам... Но, к сожалению, все они, словно сговорившись, наотрез отказались выступить перед камерой... Однако в частном порядке высказывается единое мнение квалифицированных юристов — окончательная точка в этом деле, видимо, еще не поставлена...

Появилась заставка, и как ни в чем не бывало на экран выдали следующий сюжет. Жизнь поехала дальше своим чередом.

Почти полминуты Турецкий и Ирина просидели в каком-то шоке. Александр Борисович, по-прежнему не мигая, смотрел в одну точку, Ирина боялась проронить хоть слово, а Нинка испуганно переводила глаза с папы на маму, готовясь вот-вот зареветь от того непонятного и страшного, что обрушилось вдруг.

— А!.. К черту! К дьяволу! — вдруг трахнул кулаком по столу и заревел Турецкий. — Все, ребятки! Кранты!

Лицо его стало красным, в висках застучало, и где-то по краю сознания пронеслась не то пугающая, не то утешительная мысль, что вот так и шарахают еще молодых мужиков, его сверстников, ранние инсульты, вот так и рвутся сердца от инфарктов.

— Саша...

— Все-е... не могу больше! — заметался он по кухне. — Довольно! Пусть все катится, пусть проваливается в тартарары! — Он расхохотался, и лицо его стало страшным. — Поставлена точка, не поставлена... Пусть другие как хотят, а я свою точку — ставлю!

— Сашка, миленький... ради бога, прошу тебя...

— Не боись, жена, не пропаде-ем, проживе-ем... Ты же знаешь, — он резко повернул к ней искаженное гневом, перекошенное лицо, — ты помнишь, какая адская была работа — и наша, и оперов — собрать все, объединить... выявить... найти и выловить всю эту падаль... Из Франции, из Греции выдернули, в Германии достали... С Интерполом брали... Сколько раз буквально по лезвию бритвы ходили! Какие скалы свернули, чтобы уличить эту мразь! На что только нам с Меркуловым идти не пришлось, чтобы расследовать дело, привлечь их к уголовной ответственности и довести дело до суда! И все — в яму!

— И... что теперь будет?

— А то ты не понимаешь?! — наклонив голову, оскалился он. — А ничего не будет! Разлетятся пташки по белу свету — и фью... ищи-свищи! Вот и все! Да и как иначе? Они же в авторитете! Утерли нос властям, показали, кто тут теперь в дому хозяин. Не мы, а они заправляют и крутят кем хотят и как хотят, понимаешь! Их час!

Он опустошенно опустился на стул, тут же снова порывисто вскочил и выключил телевизор:

— У... Исчадие цивилизации!

Решительно достал из кухонного буфета початую бутылку армянского коньяка, плеснул полстакана, поднес ко рту, опрокинул... Но словно не ощутил знакомого вкуса и в безвыходной ярости по инерции с остервенением воткнул в розетку вилку отключенного телефонного провода.

И в ту же секунду аппарат взорвался пронзительным звонком. Александр Борисович сорвал красную трубку:

— Слушаю!

6

— Он слушает! — на том конце провода изменившимся от бешенства голосом заорал Грязнов. — Слушает он, видите ли! Ты куда провалился? Мы уже обзвонились с Меркуловым! Так и царство небесное прослушаешь! Ты хоть знаешь, что стряслось?

— Имею счастье! — чувствуя, что распаляется все больше, неудержимо и добром это все не кончится, рявкнул Турецкий. — По телику лицезрел. Сейчас наших красавчиков в «Вестях» показали. Скалились на весь экран, во все сорок четыре зуба!

— Значит, знаешь... — упавшим безнадежным голосом сказал Грязнов. — Вот такие, брат Турецкий, пироги.

— Корчагин, он что, сбрендил ни с того ни с сего? И к нему, значит, золотой ключик нашелся? Не устоял наш неподкупный?! Видно, не поскупились ребята, хорошо дали!

— Да для нас для всех это просто плевок в рожу! — тоже не сдерживая эмоций, выкрикнул Грязнов. — Ну, я понимаю там — отправить дело на доследование... Но вот так, прилюдно и откровенно, никого не стыдясь, взять оправдать и выпустить эту сволоту на свободу ввиду «недостаточности улик» и за «недоказанностью обвинения»...

— Да какая на хрен «недостаточность»? — взвыл Турецкий. —Доказательств — выше крыши на каждого! Значит — «быкам» по рогам, по червонцу да по пятерке, их «обшак» подкормит, а там и амнистия какая-нибудь подоспеет...

— Ну да. Или досрочное... в связи с внезапным ухудшением их драгоценнейшего здоровья... А основных, с Горлановым во главе, — на Сейшелы, душевные раны зализывать, — поддакнул Грязнов. — Конечно, они там не дураки, уж расстарались, чтоб привести процесс к такому финалу... Свидетели, Саша! Свидетели! Вот наша ахиллесова пята и боль наша! Свидетелей нейтрализовали! Убрали, купили, такого страху нагнали, что...

— Да чего там говорить! — перебил Турецкий. — Умыли нас по-черному! А Корчагин, святоша наш, — заурядный гад, я это ему при случае в глаза скажу!

— Брось, Саша, — пытаясь угасить гнев, угрюмо откликнулся Грязнов. — И на Корчагина не «наезжай», не имеем мы права. Будто мы не знаем, что он за мужик. Вспомни хотя бы прежние дела и... укороти язык. На него небось такая махина «наехала», в такой угол загнали, о каком мы с тобой, может быть, и догадываться не смеем. Корчагину, слава богу, шестьдесят семь лет. И судейский стаж тридцать с гаком...

В это время на кухню вошла Ирина с черной трубкой телефона-«мобильника» в руке, протянула мужу, сказала одними губами:

— Меркулов...

— Подожди, Слава, — сказал Турецкий, — ко мне тут Костя по сотовому пробился. — И он прижал трубку «мобильника» ко второму уху, не выпуская красной трубки обычного телефона.

— Слушаю, Костя!

— Чую по голосу, ты уже в курсе дела...

— Да уж, порадовал денек, — тряхнул головой Турецкий.

— Ударчик, конечно, зубодробительный, — злобно сказал Меркулов. — И что за всем за этим стоит, понятно. Концы наружу, нитки торчат. Разумеется, как заместитель Генерального прокурора страны, я немедленно внесу протест в Верховный Суд, потребую вернуть дело на повторное рассмотрение в другом составе судей и потребую снова взять под стражу всех основных преступников.