...Имеются человеческие жертвы

Приехали минут через двадцать и сразу увидели знакомый «уазик»-фургончик цвета хаки, в котором должна была подтянуться к месту действия и вторая группа. Третьей почему-то не было.

Подождали минут десять и, запросив по рации, как быть, получили приказ подождать еще минут пять и приступать.

Тут надо было навести такого шороху, чтоб эти народные доброхоты запомнили надолго.

Лавиной вниз, в подвал, пробежка коридором, с ходу высадить дверь, а дальше, как в новейшем триллере: всех, кто окажется в помещениях и на пути — на пол, без церемоний, бить и в глаз, и в рыло, и в пах, и по ребрам, и в печень, и в почки, как учили. Компьютеры — на пол, уродовать не глядя, крушить на металлолом.

Главное — документы, планы и списки. Потребовать, чтобы открыли сейфы. Откажутся, заартачатся — стволы в зубы, а не откроют — вытащить на себе. Сейфы маленькие, всего-то по шестьдесят — семьдесят килограммов. «Найти» загодя прихваченные листовки с призывами ко всеобщей акции неповиновения, к низвержению администрации, захвату здания областной думы, разбросать их везде, перед отходом пара очередей из «калашей» поверх голов... Все.

На всю эту карусель ровно десять минут. По машинам — и с концами. А уж там пусть ищут, пусть доказывают, пускай валят друг на друга, кто побывал да чей отряд. При нынешней каше поди разберись! В одном только городе ОМОН, спецназ, подразделение антитеррора, ударные группы и группы захвата РУОПа, СОБРа, налоговая полиция — пусть расчухивают потом!

Ну что ж, вперед! Маски на морды, и ринулись вниз, топоча сапогами по ступеням. Дверь оказалась открытой. Наталкиваясь друг на друга, набились в узкий проход, толкнули дверь в одну комнату, другую... Всюду не заперто и всюду — никого. Рассыпались по помещениям... И там пусто, и там...

Недоуменно переглядываясь, высыпали из комнат обратно в коридор, в дырках масок — удивленные глаза. Что за фигня? Небось в самой дальней комнате, где у них тут что-то вроде актового зала.

Вслед за старшим, назначенным командовать обеими группами, ринулись туда, как вдруг в спину — зычный свирепый бас:

— Всем лежать! Бросай оружие!

79

Этот вечер Клемешев проводил на берегу реки. Они приехали на трех джипах, расставили машины в каре, обеспечили охрану на ближних и дальних подступах и приступили к отдыху.

Собственно, отдыха, конечно, никакого быть не могло. Три человека постоянно сидели на связи на трех разных каналах и ждали сообщений. А сам Клемешев лежал на белом байковом одеяле, ярко выделявшемся на фоне сочной травы, и смотрел на воду. Солнце садилось, а после скрылось за лесом у них за спинами. Неподалеку двое помощников колдовали над котлом с ухой.

По первому «мобильнику» с минуты на минуту должны были сообщить, что горят синим огнем бензоколонка и два магазина Алибека. По другому должен был позвонить редактор одной из газет насчет интервью, а по третьему один очень нужный человек обещал тремя условными фразами дать знать, когда намечается на телевидении очередной сольный номер этого Турецкого. Его последний выход на арену, лебединая песня.

И вот, наконец, первый «мобильник» издал тоненькую трель, и на его корпусе часто замигала зеленая лампочка.

— Гори-гори ясно, чтобы не погасло! — льстиво-угодливо улыбнулся один из здоровяков, сидевший неподалеку от Клемешева с маленьким автоматом, вполне легальным и законным, поскольку имелось разрешение на ношение данного типа оружия персоналом одной из охранных фирм, входивших в обширную и многоцелевую сеть предприятий бывшего мэра.

— Аллах акбар, — усмехнулся Клемешев.

Но на лице того, кто держал в руках «мобильник», вдруг выразилось удивление.

— Вас просят! — громким шепотом сказал он.

— А ну, дай сюда! — протянул руку Клемешев. И когда поднес коробочку аппарата к уху, услышал немного гортанный, насмешливый голос:

— Привет, Адмирал! Ты слышал когда-нибудь, что спички детям не помеха? Так вот запомни: не все горит, что тебе хочется. Твои пиротехники у нас, и я еще не решил, что с ними делать. Вариантов много. Я мог бы, конечно, прислать тебе на память их чучела, но я человек добрый. Они заслужили жизнь хотя бы тем, что недолго ломались и я знаю теперь этот номер и могу поддерживать с тобой надежную связь.

Клемешев молчал. И тот, что говорил с ним, продолжил со зловещей иронией:

— Ты сам знаешь, кто начал новую войну. Ты присылал за моей головой уже трех своих пацанов. Послушай, Гена, ты ведь умный. Неужели хочешь, чтобы я послал одного своего? — говоривший усмехнулся и повесил трубку.

Клемешев выматерился и свирепо взглянул на своих, но ничего не сказал. Одна мысль мучила его: как такое могло случиться, что Алибек знает то, о чем должно быть известно не более чем десятку ближайших к нему людей. Ну пусть кликуха, хотя и это весть не из приятных, что называется, в торец... ну ладно, как-нибудь долетела, не велик фокус. Но вот то, что проклятые чечены взяли его «фейерверкеров», что они были предупреждены и знали, откуда ветер дует, сомневаться уже не приходилось. Это значило, что среди своих завелась гнида и каждый секрет, грозящий гибелью, в любую минуту может утечь на сторону.

И тут зазвонил второй телефон. И снова, вопреки тому, чтобы просто выслушать сообщение и шепотом передать ему на ухо, парень, державший второй «мобильник», еще больше удивившись, чем первый, вскочив на ноги, быстро, испуганно проговорил:

— Геннадий Петрович, снова вас просят!

— Опять Алибек?

— Да нет, русский вроде, совсем чисто говорит.

Клемешев снова пробормотал несколько матерных слов и взял в руки второй аппарат.

— Геннадий Петрович? — раздался далекий, но ясно различимый деловитый мужской голос. — Вы ведь, кажется, на лоне природы, не так ли?

— Кто это говорит?

— Тот, с кем вы непременно вскоре встретитесь в одном очень серьезном и неприятном месте. И будет у нас с вами длинный-предлинный разговор, как говорится, исповедь за всю жизнь.

— Ну ты, сука! — прорычал Клемешев. — Я узнал тебя!

— Ну так вот, — невозмутимо продолжал собеседник, — не понтируйте, Геннадий Петрович! С кем, с кем, а со мной, на ваше счастье, вы пока не встречались. А теперь слушайте: в вашем «джипе-чероки» номер СГА-138-931Ш8 имеется маленький телевизор. Включите его ровно в двадцать два пятнадцать на втором канале. Хочу думать, небольшой сюжетец, который вы, конечно, посмотрите, не испортит вам настроения. До встречи!

— Ну волки! — пробормотал Клемешев и крикнул двоим из своих: — Эй, Баклан! Кирюха! Тащите сюда ящик!

Он взглянул на часы: было как раз двадцать два десять, самое время включать ежедневную программу СОС — «Сообщаем о случившемся», по сути дела, копию столичного «Дорожного патруля».

Маленький цветной телевизор, стоявший на уже темной траве, горел чудными японскими красками. А дальше был звук сирены и разные происшествия, аварии, захваты, преступления, а уже в самом конце на экране, вопреки обыкновению, появился диктор: