...Выше тележной чеки
Шрифт:
– О чем ты? – сын Кошика явно удивился. – А, о крыльях! Не стоит, Кей! Такие крылья давно известны в земле Чуго, отец как-то дал мне одну фолию, там был рисунок. Нет, я пришел не за благодарностью. Ветер с полночи, Кей!
Велегост устало потер лоб. Опять загадки? Да, ветер с полночи, прохладный, сильный. Наконец-то можно вздохнуть полной грудью!
Чемер покачал головой:
– Жалеешь их? Напрасно! Под утро Беркут нападет, и нам придется отступить. Их слишком много, Кей!
– Жалею? – Велегосту показалось, что он ослышался. – О чем ты, полусотник?
– Ветер с полночи! – повторил улеб. – Мы на
На миг Велегост даже растерялся. Жечь? Но ведь…
– Там женщины и дети, Чемер! Их тысячи!
– А нас несколько сот. В Ночь Солнцеворота твоя рука не дрожала!
Кей еле сдержался, чтобы не ударить улеба прямо в кривящийся усмешкой рот. Как смеет этот наглец!..
– Там были враги, полусотник! Звери! Харпы – не Меховые Личины! Они – наши подданные, такие же венты, как ты и я!
– Нет! – усмешка исчезла, маленькие глаза смотрели в упор. – На Четырех Полях ты воевал с дураками, Кей! С дураками, которые сунулись не в свою берлогу. Враги здесь! Беркут собрал всех, кто смеет спорить с Кеями. Сожги их – и пусть пепел разлетится по всей Ории!
И вновь Велегост еле удержался, чтобы не ударить, не закричать. Пепел? Дай такому Ключ… Нет, об этом страшно и подумать!
– Так учит твоя полития? Пролить море крови, чтобы потом прослыть добрым?
Чемер хотел что-то ответить, но Велегост не стал ждать. Кровавая мудрость улеба вызвала тошноту. Но сын Кошика прав в одном – к утру бой начнется снова. Надо что-то решать. Кей вновь взглянул в сторону затаившегося во тьме врага и направился обратно в лагерь, заранее жалея, что придется будить Хоржака.
– Они не ответят, Кей!
В голосе сотника слышалось раздражение. Велегост понимал Хоржака: уже больше часа они ждут, что скажет Беркут, но мятежники по-прежнему молчат. И, наверно, не просто молчат – подтягивают свежие силы, укрепляют улицы и готовят оружие, чтобы с рассветом начать все сначала.
– Беркут не сдастся. А если и пообещает – то обманет.
Велегост пожал плечами. Он сделал, что смог. Посланец передал Старшому Рады его волю – поутру сложить оружие и выйти из Духлы. Мертвых не воскресишь, но уцелевшие смогут жить дальше.
Кей терпеливо ждал. Беркут – не безумец. Никакая свобода не стоит тысяч жизней. Тогда, в Ночь Солнцеворота, у Кея Железное Сердце не было выбора, но сейчас еще не поздно. А может – мелькнула страшная мысль, – и на Четырех Полях надо было рискнуть и пощадить страшных чужаков, упавших на колени перед Кеевым Орлом? Может, он просто испугался? Ведь и Меховые Личины – не безумцы и не людоеды. Уже потом ему рассказали, что на далекой полночи начался голод, и у Личин просто не было выбора…
– Велегост сын Войчемира! Кей Велегост, ты здесь?
Голос из темноты крикнул по-харпийски. Хоржак предостерегающе поднял руку, но Кей не стал ждать:
– Я здесь! Что вы решили?
– Подойди! С тобою будет говорить Беркут, Старшой Рады!
– Хе! – Хоржак покрутил головой. – Может, им еще и оружие отдать? Кей, это ловушка!
Велегост задумался. Да, идти опасно. Но что будет, если он останется здесь, слишком ясно. На кону тысячи жизней – и сполотов, и харпов.
– Я иду! Не стреляйте!
Темные силуэты
домов приблизились, в предрассветной мгле промелькнула чья-то черная тень.– Стойте! Кей Велегост, дальше ты должен идти один!
Велегост обернулся – они отошли уже далеко. Дальше – враг.
– Беркут здесь?
– Я здесь, Кей Велегост! – знакомый голос звучал спокойно, чуть насмешливо. – Кажется, нам теперь есть о чем поговорить?
– Да!
Велегост решился и шагнул вперед.
– Хорошо! Подними руку, чтоб я мог тебя увидеть.
Кей удивился, но все же поднял правую руку. И тут же послышался знакомый свист. Что-то ударило по стальному зерцалу, отбросило назад…
– Стреляйте! – в голосе старика звучало торжество. – Смерть Кеям!
– Смерть! Смерть! – повторили десятки голосов. Снова свист – и левую руку обожгла боль. Уже падая, Велегост понял – гочтак. Значит, у харпов есть не только луки да клевцы!
– Смерть! Смерть! – орали харпы, и словно в ответ послышалось дружное:
– Кей! Кей! Спасайте Кея!
Подбежала охрана. Его подхватили, заслонили собой. Рядом яростно ругался Хоржак, выдирая застрявшую в кольцах кольчуги стрелу. Кто-то упал, послышался негромкий стон, а харпы продолжали посылать стрелу за стрелой. Спасла темнота. Уже через несколько шагов целиться стало трудно, и уцелевшие смогли вернуться живыми.
Велегост с трудом снял шлем. Голова гудела, пульсировала болью. «Капля» не смогла пробить прочную сталь, но изрядно оглушила. Раненая рука занемела, кровь текла по запястью, капала с пальцев. Хоржак, продолжая ругаться, уже рвал чьи-то рубаху, чтобы наскоро перевязать рану. Кей поморщился – глупо! Как глупо!
На шум уже сбегались кметы, появился сонный Савас с мечом наголо, но Кей махнул рукой, приказав возвращаться назад. Ничего не случилось. Он даже не ранен – так, царапина! Он порадовался, что здесь нет сестры. Еще в начале боя он отослал Танэлу вместе с Лоэном к ближайшему перевалу. Чтобы горячий риттер не вздумал вернуться, Велегост дал ему десять латников, велев охранять пустую дорогу.
Когда перевязка была окончена, Велегост хотел поговорить с воеводами, но внезапно почувствовал, как кто-то тянет его за руку.
– Кей! Можно тебя?
Голос Хоржака звучал странно – тихо и растерянно. Еще ничего не понимая, Велегост кивнул и прошел вслед за сотником за ближайший дом. Здесь собрались кметы, о чем-то тихо переговариваясь, а посреди, прямо на земле лежал темный плащ, из-под которого торчали остроносые огрские сапоги. Сердце дрогнуло.
– Кто?
Ему не ответили, и это молчание почему-то показалось самым страшным. Велегост медленно опустился на колени, рука потянулась к краю плаща, замерла.
– Нет…
Он уже понял. Все понял…
Лицо Айны было спокойно и сурово. Побелевшие губы кривились, как будто последняя боль не отпустила поленку даже после смерти. Скрюченные пальцы словно тянулись к горлу, в котором торчал обломок стрелы.
«…Я очень любить тебя, мой Кей! Очень любить!» Ладонь привычно скользнула по изуродованному лицу, и Кей еле удержался, чтобы не завыть от боли, как воет смертельно раненый волк. Безумие! Безумие, что Айны больше нет! Безумие, что он послал ее в бой, не уговорил, не приказал! Он слишком привык к ней, к тихой храброй девушке, неправильно выговаривавшей сполотские слова…