026
Шрифт:
Робот не понимал, что произошло. В голове вертелось воспоминание, но о чем, было сложно воспроизвести.
«Я был в ракете», — думал про себя Двадцать Шестой, и мысль звучала вокруг него эхом, словно говорил кто-то другой.
«Тэс?»
Ответа не последовало.
«Как долго я нахожусь здесь?»
Эхо повторило вопрос.
Двадцать Шестой спускался все ниже, пока наконец не приметил под собой очертания белых квадратов. Они, как маяки, манили к себе, предупреждая о наличии земли в конце пути. Робот сгруппировался, принял положение головой вниз, и устремился к кубикам. Скорость полета, или, как ему казалось, падения, нарастала так же быстро, как
«Я дома, но словно чужой», — снова разнеслась эхом мысль.
Наконец, Двадцать Шестой заметил крохотный клочок поверхности. Во тьме, она сияла серебром, как посадочная площадка. Робот аккуратно приземлился на нее, и огляделся вокруг. Находясь в этом мире неизвестно сколько, но, по его мнению, уже довольно долго, Двадцать Шестой не мог понять, как его сознание могло настолько измениться. Здания намекали на то, что он прожил не один десяток лет, настолько много они вмещали воспоминаний. Тем не менее, что это события, он не мог понять, картинка была размыта. В одних окнах проигрывались воспоминания, которые он узнавал, в других же — нет. То были размытые кляксы, которые вертелись вокруг себя, сливались сами с собой, но так и не приобретали форму.
«Я видел это, пару минут или…часов назад, но мне казалось, то было наваждение», — размышлял солдат, рассматривая здания. Затем его взгляд упал под ноги, где перед ним разверзлась бездна за пределами стальных дверей.
«Бункер, где я впервые встретил Элизабет или то, кем оно представилось, а затем и Тэс. Значит не иллюзия, не воображение. Он вправду открылся и выпустил что-то из себя. Вопрос только — что? Это нечто затопило улицы моего «города», слилось с зданиями, заразило меня, но чем? Мне кажется, что чем дольше я здесь нахожусь, тем сильнее растворяюсь, теряюсь, исчезаю».
Двадцать Шестой посмотрел на ладони. Все в порядке, не прозрачные, форма четкая, угловатая, блестящая. Никаких изменений не произошло, а значит, что беспокоиться не о чем. Пока что.
«Источник метаморфозы находится внутри, — он подпрыгнул и замер в воздухе, — значит спускаемся туда».
Когда робот начал лавировать внутрь, он с удивлением обнаружил, что не может этого сделать. Чернь, отражавшая вход, оказалась не пустотой, а пеленой с физическими характеристиками, барьером. Двадцать Шестой встал на него, поверхность слегка пружинила, как батут. Солдат невысоко попрыгал, проверяя, насколько крепка защита, затем напряг коленные механизмы, резко подскочил вверх, кувыркнулся в воздухе, выставил руки перед собой, и со всей воображаемой мощью понесся сквозь преграду.
Пленка поддалась. Робот прорвался внутрь. Как только он очутился внутри, в глаза ударил ослепительный свет. Двадцать Шестой очутился в некой противоположности того, что было наверху. Здания были черными, окна в них белыми, само пространство так же сияло, как сердцевина пламени. Складывалось впечатление, что «подземный» мир — ничто иное, как негативное изображение мира «воздушного». Двадцать Шестой так же заметил, что в домах мелькали совершенно другие изображения и цикличные видео, которые соседствовали с таким же бензинными, как и наверху. Он не мог их узнать, так как
ни разу не видел ничего подобного. Но, где-то в глубине понимал, что кадры в окнах — воспоминания Августа.И как только эта мысль пришла к нему в голову, Двадцать Шестой получил резкий, невидимый удар со стороны. Кто-то бил его. Робот старался защищаться, но не мог понять от кого. Пинки летели со всех сторон, и все, что мог сделать бедолага — прикрываться и кувыркаться в воздухе, надеясь, что избиение прекратиться. Но ничего не заканчивалось. Тумаки становились яростней. Каждый удар отдавал эхом, в котором слышались слова. Голос становился четче, яснее, заполнял пустоту. Где-то вдали начали проступать виды какого-то города, закрытого черными очертаниями. Еще удар, и голос перерастает в крик, картинка становится яснее.
— Очнись, черт тебя дери! — прозвучало где-то далеко, а затем послышался хруст.
Так продолжалось несколько секунд, растянувшихся на минуты.
Когда Двадцать Шестой наконец раскрыл руки, перестал защищаться, он получил прямой удар в маску, от чего внутренний мир резко растворился, заменился на реальность, в которой он стоял на коленях, с закованными в кандалы руками. Перед ним стоял робот, до боли знакомый. Его кулак треснул и слегка дрожал.
— Доброе утро, солнышко, — с издевкой произнес каратель. — Как спалось?
— Ты…, — с трудом произнес Двадцать Шестой, — что ты здесь делаешь?
— Арестовываю тебя.
— Но я ведь отправил тебя на проверку.
— Как оказалось, я совершенно чист, в отличие от тебя, командир! — Двадцать Седьмой замахнулся, и снова ударил Двадцать Шестого по лицу.
— Рипп. Он ведь не проверял тебя, не так ли?
— Напротив, очень досконально. Вот только система этой развалюхи была слишком слаба, и не смогла справиться с телом новейшей модели. Я просто подавил его, и вырвался на свободу.
— Что ты сделал с ним?
— Ничего, абсолютно. Ржавая колымага — слишком ценный объект, чтобы избавляться от него, даже если он получил приказ от предателя.
— Я не предатель…
— Серьезно? А как насчет этого?!
Двадцать Седьмой схватил бывшего командира за горло, и прикоснулся к нему ладонью. Из запястья вылез тонкий шнур и впился в висок Двадцать Шестого. Легкий разряд пробежал по голове солдата, просочился глубоко, как червь, ищущий пропитание и, найдя нужное, остановился. Двадцать Седьмой выставил перед собой свободную руку и из нее вырвался луч света, который спроецировал запись.
— Смотрите все! И это машина смела вами командовать! — выкрикнул каратель столпившимся сотрудникам Отряда 84, когда на видео проигрывался эпизод, где Август говорит, кем является Двадцать Шестой. — Как ты смеешь, человек?!
— Я не человек.
— Доказательства перед глазами, новичок!
— Как ты меня назвал? — Двадцать Шестой немного удивился, снова услышав в свой адрес подобную кличку. После Шестнадцатого, только он применял ее в адрес новосозданных подчиненных. С чего бы Двадцать Седьмому так обращаться к нему?
— А? Что? — удивился робот.
— Почему ты назвал меня «новичком», когда только ты тут таковым и являешься?
Двадцать Седьмой умолк и опустил голову. Его тело задрожало, но не от перенапряжения, как могло бы показаться. Он стоял и тихо посмеивался.
— Может потому, что ты, как был им, так и остался? Новичок! — Голос робота изменился на нечто странное, что-то среднее между тоном мужчины и женщины, звук без определенного оттенка. — А, черт, снова! Эй, ты, принеси мне модули, — приказал Двадцать Седьмой кому-то из толпы.