10/10

Так вот, то самое время собственных «надежд» Зоя вспоминала с ужасом. Три года аспирантуры, когда ее неутомимо грызло ощущение метафорически и буквально уходящего времени. Попытки найти работу, бесконечно упирающиеся в сетевой маркетинг, холодные звонки, горячие звонки – и школу. В школах было полно вакансий, всем нужно были «энергичные, которые будут гореть». Куда мне гореть, думала Зоя, я и так чувствую себя как на пожаре. Она повторяла себе, что люди старшего поколения, дающие советы и бесконечно предлагающие стучаться во все двери, не ходили на собеседования и не писали резюме. Так или иначе скромно умалчивалось то о дяде, замолвившем словечко, то о распределении, которого (хорошо это или плохо) больше не было – когда Зоя поступала в аспирантуру и подписывала контракт с университетом, где значилось, что она обязана будет три года там отработать, с нее взяли слово, что делать этого она не станет. В тот момент ей казалось, что она и так бы там не работала, и слово дать было легче легкого.

Какое-то время она убеждала себя, что поедет учиться за границу, что вроде бы с ее оценками и ее английским это не должно было быть сложно (судя по соцсетям, за границей обнаруживались настолько безнадежные ее соученики, что Зое было попросту стыдно сомневаться). Находилась интересная магистратура, Зоя всем о ней живо рассказывала, и у всех, включая – ненадолго – ее саму, складывалось впечатление, что у нее намечается хорошая и энергичная жизнь. Но в количестве нужных бумажек, разрешений и рекомендательных писем Зоя очень быстро начинала себя чувствовать как в болоте; с одной стороны ее пожирала тревога, с другой – ощущение, что она всем наврала и никогда не была и вполовину такой умной, как все о ней думают. Потом она начала уставать, потом смирилась. Похоже было на то, что все это просто взрослая жизнь как у всех.

Из этих размышлений Зое приходилось выныривать практически каждый вечер прямо в середине Кристининого монолога о ее работе, кино, сериалах и еще чем попало.

– … ну и, как говорится, если не можешь ничего писать, пиши хотя бы список литературы…

– У меня, блин, вся жизнь вот так, – сказала Зоя мрачно. – Только соберешься начать жить, как тут же приспичивает вместо этого делать к жизни список литературы. Что надо сначала, что потом, нет, надо же, чтобы все было красивым шрифтом – похудеть, сделать ремонт дома, найти нормальную работу, еще что-нибудь.

– Куда тебе еще худеть, – естественно, сказала Кристина, потому что она это говорила всегда.

03. седьмое декабря

Вчера, когда Зоя вернулась домой, занятие Кристины точно не было похоже на работу – она изучала свои селфи.

– Что лучше, как тебе кажется?

Обе фотографии выглядели вполне приемлемо, и Зоя пожала плечами.

– Вот и я не могу выбрать.

– Так оставь нынешнюю.

– Я уже давно ее не меняла, – смущенно сказала Кристина.

– Ну и?..

– Ладно, не суть, все равно это все ужасно. Как там твои в итоге?

– Ну как, на праздники надо работать, типа производственная необходимость – сказала Зоя, плохо имитируя оптимизм. Она собиралась сказать Кристине еще несколько дней назад, но в последнее время тяжело было вставить хоть слово (и Зоя не то чтобы этого очень хотела).

– Серьезно? Ну ты хоть поговорила с ним? Или тебя опять поставили перед фактом? Честно, я не знаю, как ты там вообще держишься до сих пор. У тебя отпуск хоть был в этом году? Почему я его не помню?

– Летом, – сказала Зоя. – Неделя, мы с тобой ходили на речку два раза, если помнишь, остальное время ты была занята. Я уже сама это все плохо помню, если честно. Но тогда никто и не занимался особо, а сейчас есть…

– Какая разница, – сердито перебила Кристина, – отдохнут в Новый год, не переломятся. Серьезно, я вот вроде тебя уговариваю таракана съесть, а не побороться раз в жизни за свои права. Я своим сказала категорическое «нет» на эти праздники, пусть идут в баню, я хочу отдохнуть как нормальный человек.

– Спорим, ты потом все равно тридцать первого без пяти двенадцать будешь с каким-то идиотом его правки обсуждать. Я уже видела твои категорические нет, в том числе на твой собственный день рождения, так что, Кристин, уж кто бы говорил на самом деле.

– Все равно я не позволяю им на себе ездить.

– А я позволяю?

– Ты просто гиперответственная, – с сожалением сказала Кристина. – И я гиперответственная. На таких, как мы, всегда ездят. Просто я борюсь. И выстраиваю границы.

Наутро, по дороге на работу, Зоя увидела, что Кристина уже успела вернуть старое фото профиля. Это начинало раздражать (в конце концов, я же ей не нянька, и зачем вообще просить совета, если потом им все равно не пользуешься?) Одна ее половина ужасно хотела хорошенько встряхнуть Кристину и отчитать, другая с недоумением наблюдала за первой – какая ей, в сущности, разница, как та проводит свое свободное время?

С этим раздражением надо было срочно разбираться, потому что оно было уже совершенно ту мач. Зоя в принципе все реже и реже злилась на людей – сначала, как обычно, желая для всех быть хорошей, потом (через предсказуемые эпизоды спонтанного гнева) осознав, что это работает, что чем дольше анализируешь ситуацию, тем больше вероятность того, что сердиться или не на что, или бесполезно. В конце концов, бывают соседи и хуже, тем более что Кристина выполняет свои обязательства. (И да, если быть совсем честной – момент раздражения и недовольства у Зои обычно наступал ровно перед очередным сближением. Если она и отношения – дружеские, романтические, все равно – его переживали, то пути назад не было.)

А, вот, насчет обязательств.

Например, первое время Кристина – по собственной инициативе – исправно драила квартиру в отсутствие Зои, заставляя ту мрачно думать о своей некомпетентности как хозяйки (на самом деле Зоя тоже любила убирать, когда дома никого не было, а сейчас дома постоянно кто-то был – и кто, собственно говоря, был в этом виноват?). Сейчас же она в основном громко анонсировала, что пропылесосит, постирает или что-нибудь еще в этом роде, но когда Зоя возвращалась с работы, пылесос мог одиноко стоять посреди комнаты, а Кристина – вдохновенно утыкаться в телефон. Если Зоя предпринимала попытку убрать пылесос или, мысленно выругавшись, начать убирать самостоятельно, Кристина громко возмущалась, что не нужно ей делать намеков, и что раз она сказала, значит, уберет. Зоя по-прежнему была слишком вежливой, чтобы высказывать свои претензии вслух, и то, что ей даже не позволяли побыть мазохисткой и сгладить ситуацию, ранило невыносимо.

Если уж на то пошло, Кристину чаще всего хватало только на большие и трудоемкие проекты: опять же, отдраить, перестирать и прочее получалось, а доносить свои чашки и тарелки до раковины (или до кухни вообще) – не очень, не говоря уже о том, чтобы каким-нибудь образом их помыть, например. После походов в магазин она оставляла пустые пакеты посреди кухни или пинала их куда-нибудь под стол, откуда Зоя, тщетно надеявшаяся на чудо, извлекала их по достижении десяти-пятнадцати штук.

– Кристин, – сказала она как-то, – а мы можем договориться насчет пакетов?

– А они там никому не мешают, – пожала плечами Кристина и телепортировалась к себе в комнату, естественно, оставив на столе тарелку с вилкой.

– И насчет посуды тоже, – печально крикнула Зоя.

– Зой, ничего страшного, поставь в раковину просто, я помою, как освобожусь, – крикнула Кристина в ответ из-за двери.

(НЕ ПОМОЕШЬ, ЧЕРТ ПОБЕРИ, НЕ ПОМОЕШЬ, Я ЭТО УЖЕ ВИДЕЛА, ВСЕ ТАК И ПРОСТОИТ В РАКОВИНЕ ПОЛДНЯ, А ЕСЛИ Я ПОЙДУ НА ПРИНЦИП И РЕШУ НЕ МЫТЬ, ТЫ ПРОСТО ВОЗЬМЕШЬ НОВОЕ И ЧИСТОЕ, ГОСПОДИ БОЖЕ МОЙ, ОТКУДА ТЕБЯ ТАКУЮ ПРИНЕСЛО)