100 дней счастья

Я сую ему в карман письмецо.

– Потом прочтешь…

– Когда потом? – до него никогда сразу не доходило.

– Потом.

Он неловко улыбается.

– Понятно…

Когда он откроет конверт, он прочтет всего несколько слов. Надеюсь, он поймет.

«Вперед, мой друг. Я на тебя не обижусь».

Я в курсе, что мой друг влюблен в мою жену, но не выказывал своих чувств ради меня. Я вижу, как он на нее смотрит, как ей улыбается. Слова в таких случаях не нужны. Я и так все понимаю. И я знаю, что он всегда будет рядом и никогда ее не оставит. Я надеюсь, ему удастся завоевать Паолу и стать вторым отцом для моих детей. Если кто-то и подходит для этой роли, то только он. В конце концов, он просто из дяди станет папой. Я бы этого хотел.

Я не успеваю попрощаться с Умберто, как на меня налетает переполненный чувствами Оскар. У него для меня кое-что есть.

– Держи. Это на завтра.

И он протягивает мне бумажный пакетик. Не нужно его открывать, чтобы понять, что внутри, ведь внизу пакета уже появилось маленькое жирное пятнышко.

День проходит весело. Умберто заказал ужин в заведении неподалеку, там даже бассейн есть. Я плаваю вместе с Лоренцо, который уже не боится воды и раз за разом ныряет в бассейн «бомбочкой». Кажется, что большая веселая компания выбралась в отпуск.

Мы танцуем под хиты шестидесятых на импровизированном танцполе на краю бассейна: Оскар и Мартина отрываются вовсю, точно увеличенная в объемах копия Джона Траволты и Умы Турман из «Криминального чтива». Когда наконец-то наступает момент первого медленного танца, я беру за руку свою даму и крепко прижимаю к себе. Кто знает, отчего медляки нынче вышли из моды? Кто никогда не танцевал медляка, не знает, как много теряет. Надеюсь, моя шести-с-половиной-летняя дама никогда не забудет четыре минуты, которые она провела в папиных объятиях в полутора метрах от земли, пока мама танцевала с Лоренцо в двух шагах от нас и смотрела на нее лучащимся взглядом.

Вечером, незадолго до появления шампанского и закусок, раздается звонок: это Джакомо, мой помощник.

– Лучио… послушай… мы выиграли полуфинал! 9:8. Их вратарь в последнюю минуту допустил промах.

Я ликую, точно ребенок. Какой замечательный день!

Почти идеальный.

Идеальным его делает то, что происходит спустя несколько часов. Гости разъезжаются из ресторана, Умберто заказал им номера в ближайшей гостинице. А мы остаемся – нас ждут два огромных, прекрасных, сообщающихся и отделанных камнем номера с видом на горы. Чудное место для отпуска.

Когда дети засыпают, я смотрю на Паолу, которая раздевается, прежде чем лечь. День оказался прекрасным, мы все устали от обилия положительных эмоций. Но я все еще очень взволновал. Если бы сейчас меня проверили на допинг – я бы сразу вылетел из спорта, причем пожизненно. Мгновенно и однозначно.

Я подхожу к Паоле и касаюсь ее обнаженного плеча. Она не протестует.

Прошло пять месяцев с тех пор, как мы в последний раз занимались любовью.

То, что происходит потом, пусть дорисует ваше воображение. Чтобы немного помочь, скажу, что мы хохотали как сумасшедшие и умудрились заняться этим трижды (чего не случалось уже лет восемь), и Паола не без моей помощи ударилась о край кровати, а сам я стукнулся коленкой о комод, но дети, к счастью, так и не проснулись.

Мы заснули в объятиях друг друга в четыре тридцать утра.

Теперь этот день действительно можно считать идеальным.

– 1

Вчера вечером мы плохо закрыли ставни, и вот уже солнце дерзко заглядывает к нам в комнату. Я прикрываю слипающиеся веки. Паола еще спит, дети в соседней комнате тоже, у них так непривычно тихо. Я с трудом приподнимаюсь с постели: частые приступы боли в боку меня измучили. Их частотность зависит от того, как я дышу. Если не дышать, то все, в общем, в порядке. Кроме того, что по мурашки по всему телу. Точно внутри все зудит, но почесаться ты никак не можешь, как будто ты проглотил пчелиный улей и весь рой носится по телу в поисках выхода.

Я ковыляю в туалет, с трудом вставляю линзы и принимаю душ. Обычно я делаю это не так долго. Но теперь я включаю то холодную, то горячую воду, пытаясь успокоить этот невыносимый зуд. Но вода тут не помощник. Я принимаю три таблетки ибупрофена, которые на несколько часов подарят иллюзию покоя.

Когда я возвращаюсь в комнату, завернувшись в халат, Паола уже будит детей. Мы выходим на завтрак в милый зал. Вполне классический континентальный завтрак, плюс домашнее варенье и свежайший хлеб. Я играю с детьми в «мистер Маффин», изображая ссору большого сливового пирога с шоколадом в роли мужа с черничным пирогом поменьше в роли жены. Они никак не могут договориться, ехать ли им на море или все-таки в горы. Но прежде чем они успевают отправиться в отпуск, мы весело их поедаем.

Только Паола не находит в себе сил улыбнуться. А я вот отлично справляюсь. Все путешествие я старался скрывать беспокойство и боль: мне хотелось, чтобы дети запомнили меня веселым и сильным, чтобы в их памяти не засела бледная тень отца, истощенного болезнью.

После завтрака мы отправляемся в путь. Я снова за рулем. Включаю кондиционер – на улице почти сорок градусов жары. Легкий свежий ветерок, дующий из ребристых отверстий, спасает нам жизнь.

Я поворачиваю на автостраду. На север.

Включаю радио, даже не упомянув его изобретателя, и сразу ставлю любимый диск моих малышей. Мы во всю глотку орем песни, хохочем и дико фальшивим.

«Вот жили-были два крокодила, один орангутанг, две маленькие змейки, орел такой огромный, котенок, мышь и слон. Все здесь, мы не забыли никого. Но где же, где же львята?»

Мы почти добрались до границы со Швейцарией, моих пташек сморило сном, и они засыпают на заднем сиденье. Я пользуюсь такой возможностью, чтобы поставить другую музыку.

Элвис.

«Always on my mind».

Наша песня.

Паола узнает ее с первой ноты.

Бархатный голос Элвиса вступает через семь секунд, которые ни с чем не перепутать.

Паола сжимает мою руку, не в силах взглянуть мне в лицо. Кажется, даже машина понимает, что происходит, и перестраивается на автомат, сама продолжая движение по дороге. Мы же смотрим по сторонам на окружающий пейзаж и слушаем грустные слова великого Элвиса Пресли. Когда вышла эта песня, он как раз расстался с Присциллой, и многие восприняли ее как своего рода прощание.

Авторы этой простой и в то же время такой правдивой песни – Уэйн Карсон, Марк Джеймс и Джонни Кристофер. Гениальные люди, которые значат для меня куда больше, чем раскрученный дуэт Леннон-Маккартни. Спасибо, ребята!

Когда песня затихает, точно в кино, из ниоткуда вдруг возникает знак: «Швейцария. 1 км». Мы приехали.

Время уже к обеду, и мы останавливаемся перекусить в ресторанчике, который держит небольшая семья. Я с трудом домучиваю тарелку пасты, потому что аппетит у меня уже давно пропал. Я смотрю на моих детей так, словно хочу запечатлеть в памяти каждую секунду. Мы почти не говорим, точно это обычный обед в самую обычную субботу.