100 магнитоальбомов советского рока

В книгу вкладывался конверт, в котором находилась купюра достоинством в сто рублей. Это означало, что клиент из города Икс продлевает «подписку» и автоматически получает из Москвы все новые записи. Естественно, что посылки с катушками отсылались не с того отделения, на которое приходила ценная бандероль, а совершенно с другого.

Отделения связи и «связные» менялись, как перчатки - чтобы не примелькаться. Конкретно у Ушакова пересылкой занимались старшие дети - будущий скрипач Илья и будущая певица Илиана (ученики соответственно 10-го и 8-го классов). Чувствуя общую напряженность ситуации, Валерий Петрович сжег блокнот с адресами иногородних «писателей», а их координаты перенес в нотную тетрадь для сольфеджио. Был даже придуман специальный код.

Шифровка была несложной. Вместо названий городов в тетрадь вписывались номера населенных пунктов в атласе СССР. Цифровые коды городов, номера домов и квартир обозначались при помощи нот, а между собой разделялись при помощи тактов. Если бы подобное «музыкальное произведение» увидел специалист с консерваторским образованием, он наверняка бы решил, что автор этого опуса сошел с ума. Однако с ума сходить никто не собирался - несмотря на то, что Ушакову приходилось запоминать наизусть названия десятков улиц - словно контрразведчику высокого класса...

К сожалению, подобная конспирация оправдывала себя лишь частично. С осени 85-го года на квартирах Ушакова, Левченко и Баюканского начались обыски. «Источники информации» у правоохранительных органов на этот раз были самые разные. Гену Левченко подловили в безобидной ситуации - во время переезда на новую квартиру. Сердобольные старушки, увидев рано утром у входа в подъезд нагромождение магнитофонов и коробок с катушками, оперативно позвонили «куда следует». Спустя час Левченко и его супруга Наталья давали показания в разных комнатах ОБХСС Гагаринского района. 

Мишу Баюканского «заложила» хозяйка арендуемой им зеленоградской квартиры. Вскоре его комната с аппаратурой была опечатана, а сам Баюканский вместе с беременной женой и ребенком фактически оказались на улице.

Ушакова подвели иногородние приятели, «засветившие» его вторую квартиру, снимаемую специально для хранения резервной техники и аудиоархива. Дома у Валерия Петровича состоялся обыск, а его самого начали периодически вызывать на допросы к следователю. «После всех этих обысков я еще в течение нескольких лет вздрагивал, услышав телефонный звонок», - говорит Ушаков.

«Союз писателей» вынужден был в срочном порядке уйти в глухую оборону. «Мы оперативно начали уничтожать все улики, - вспоминает Алисов, который сжег корешки сотен почтовых переводов, хранившихся на квартире у Севостьянова.
– Теперь мы ходили по улицам и постоянно оглядывались по сторонам».

Вопреки пессимистическим прогнозам, длились тяжелые времена недолго. Имея немало друзей с бурным диссидентским прошлым, Валерий Петрович во время допросов на Лубянке держался более чем уверенно. «В общении с КГБ и ОБХСС нашим главным козырем было отсутствие финансовых улик, - вспоминает Ушаков.
– Я знал правила игры и догадывался, что на следователей существует определенное давление сверху. Я понимал, что по большому счету ничего криминального мы не совершаем. У нас не было видео, не было пленок с политическими анекдотами, мы старались не тиражировать откровенно антисоветские группы. И это нас спасло».

Михаил Баюканский с семьей и статья в его защиту, опубликованная в "Московской правде" при содействии Валерия Ушакова, 1987 год.

Геннадий Левченко и извещение из прокуратуры Гагаринского района о возвращении ранее конфискованной у него аппаратуры, 1986 год.

Эти две истории в отличие от многих других завершились благополучно.

...В качестве своих клиентов Ушаков умышленно называл исключительно высокопоставленных людей: заместителя прокурора Российской Федерации (сын которого играл в группе «Мозаика»), Ирину Юрьевну Андропову, курирующую журнал «Музыкальная жизнь», а также церковного старосту, который следил за хором. «Староста был бывший гэбэшник и никогда этого не скрывал, - вспоминает Валерий Петрович.

– Он мог смело вышвырнуть за церковные ворота какого-нибудь полковника милиции...»

После нескольких бессмысленных звонков клиентам такого уровня «дело Ушакова» зашло в тупик. Отразив первую атаку, Валерий Петрович не стал отсиживаться в ожидании лучших времен, а сразу же перешел в контрнаступление. В случае с Левченко он привлек опытного адвоката, который нашел в действиях правоохранительных органов множество пунктов, по которым был нарушен закон. Вскоре вся конфискованная у Левченко аппаратура была возвращена хозяину. 

В ситуации с «нехорошей квартирой» Баюканского Ушакову пришлось подключить тяжелую артиллерию в лице знакомых из столичной прессы. В рубрике «Человек, общество, закон» газеты «Московская правда» была опубликована внушительных размеров статья в защиту Баюканского. В итоге Михаилу вернули на Петровке все его магнитофоны, «сомнительность происхождения которых, как ни старались, не установили» (цитата из статьи «Оговор» в «Московской правде» от 23 мая 1987). По непроверенным данным, после выхода в свет этого материала первый секретарь Московского горкома партии Гришин вызвал к себе все милицейское начальство и устроил последним натуральный разнос. Как бы там ни было, к весне 87-го года охота на магнитофонных «писателей» затихла.

По версии Агеева, одной из причин ослабления прессинга явилось переключение внимания всей тоталитарной системы на борьбу с видео. Действительно, в середине 80-х эта отрасль развлекательной индустрии казалась властям идеологически куда более опасной, чем рок-музыка.

В ту пору крайне нежелательными считались не только безобидные группы типа «Мануфактуры» или «Примуса», но и фильмы «Соломенные псы» («пропаганда насилия»), «Эмманюэль» («пропаганда секса»), «Крестный отец» («пропаганда западного образа жизни»). В квартирах, где шел «общественный просмотр» вышеназванных лент, милиция вырубала ток, а затем из видеоплейера извлекалась заклинившая кассета - в качестве вещественного доказательства. «У нас была устная договоренность не держать дома видеомагнитофоны, - вспоминает Ушаков.
– При обысках в первую очередь искали именно видеоаппаратуру. Когда стражи порядка нагрянули ко мне домой и увидели пятерых детей и старые обои, то разочарованно изрекли: «За что его судить, если у него нет даже видео?»

...В неравной схватке подпольщиков и представителей власти не обошлось без потерь. Зимой 86-го года был арестован Валентин Щербина, который незадолго до этого стал соорганизатором записи альбома «ДДТ» «Время». В течение нескольких лет он сотрудничал со звукорежиссером Игорем Васильевым, который прямо на квартире записывал массу рок-исполнителей - от московского «Наутилуса» до Башлачева. В московской «писательской» среде тандем Васильев-Щербина небезосновательно считался самым законспирированным. Во многом это объяснялось боевым прошлым Васильева, который в середине 70-х «за антисоветскую агитацию и пропаганду» побывал в психбольнице.

«Будучи человеком технически подкованным, я служил в войсках правительственной связи, - вспоминает он.
– Пораженный произволом, который творился в армии, я начал брать у солдат интервью и составлять из них дембельские альбомы. Когда я попытался отправить эти пленки «на волю», их перехватили. Так я попал под следствие, а затем - в психбольницу».

Неудивительно, что, занявшись звукозаписью, Васильев принял все меры предосторожности - начиная от законной работы лифтером и заканчивая наличием документации на всю находившуюся дома аппаратуру. От известности и славы Игорь бежал, как от огня. Общался исключительно с проверенными людьми, причем - без лишних вопросов. «Условия сотрудничества были такими, - хмуро вспоминает Васильев спустя пятнадцать лет.
– Фамилию спросить - уже могли косо посмотреть. О месте работы никто ни у кого не узнавал, и все называли друг друга только по именам».