100 магнитоальбомов советского рока

Когда альбом наконец-то был записан и начал распространяться, наибольшим успехом стали пользоваться два утяжеленных боевика - "Костя Перестукин" (сатирический собирательный образ совкового стукача-маньяка) и "Грустная история" о неразделенной любви комсомольского активиста к девушке легкого поведения. Не меньшего внимания заслуживали два финальных симфонических произведения, весьма органично решенные при помощи изобразительных средств тяжелого рока. В первую очередь это "Стремя и люди", повествующее о судьбе каравана, движущегося по пустыне к абстрактной светлой цели, а также "Мать порядка" - масштабная историческая зарисовка, посвященная Петербургу времен первой русской революции. Обе композиции музыкально были решены в духе "Хованщины" Мусоргского и "Героической" симфонии Шостаковича - с темными, захватывающими воображение риффами и виртуозными гитарными проигрышами Богаева, стилизованными под Блэкмора, Вагнера и Бетховена одновременно. 

Единственной проблемой в финальной стадии работы оказалась ритмическая несовместимость текстов, предназначенных для этих двух композиций. Недолго думая, кто-то из музыкантов предложил поменять их местами, и все удачно срослось: текст "Стремя и люди" идеально лег на мелодию "Матери порядка" и соответственно наоборот. 

Вспоминая о студийной работе над этим альбомом, Тропилло выделяет сверхудачное микширование, выполненное в финале композиции "Мать порядка". 

"Там такая лавина звуков, которая все сносит на своем пути, - говорит он.
– Это настоящее искусство, за которое не будет стыдно и через сотню лет. Здесь ничего не соврано. Здесь все находится на своем месте". 

"Стремя и люди" действительно стал вершиной в многосерийной студийной эпопее "Облачного края". Казалось, что квартет Богаев-Рауткин-Губерман-Лысковский играет самый сокрушительный хард-рок в своей жизни, от которого сгорает все вокруг. Здесь идеально соединились громадный энергетический потенциал музыкантов и хард-интеллектуальное сумасшествие аранжировок, виртуозность исполнения и усложненные образы в текстах, местами замаскированные при помощи символов и метафор: кометы, галактики, обсерватории, звезды, космические монстры. 

После выхода альбомов "Ублюжья доля" и "Стремя и люди" "Облачный край" заслуженно становится одной из главных кассетных легенд страны - в одном ряду с "ДК", Юрием Морозовым, "Братьями по разуму". Неистребимое желание многочисленных поклонников увидеть группу живьем реализовалось лишь в 1987 году, когда Богаев сотоварищи дали серию эффектных концертов на фестивалях в Архангельске (приз зрительских симпатий), Ленинграде и Москве. Пожалуй, именно этот год стал пиком в истории "Облачного края" - не в последнюю очередь благодаря визуально выигрышному выступлению группы в Подольске. Задиристо вопящий Рауткин размахивал над головой тяжелой микрофонной стойкой, а в финале мрачный Богаев, порвав на гитаре две струны, на глазах у трех тысяч зрителей начал крушить ее на куски. 

...Через несколько месяцев чиновники от культуры свинтили выступление "Облачного края" на всесоюзном фестивале "Рок-панорама-87", а спустя год группа и вовсе прекратила давать концерты - несмотря на многочисленные коммерческие предложения. В самом начале 90-х "Облачный край" выпустил на "Мелодии" не очень удачную пластинку "Свободы захотели?" и ныне существует чисто теоретически в пределах треугольника Архангельск - Украина - Санкт-Петербург, так и оставшись в народной памяти одним из героев Подольского фестиваля и одним из самых загадочных и недооцененных представителей магнитофонной культуры 80-х годов.

Наутилус-Помпилиус Невидимка (1985)

Часть I. Как я стал невидимкой:

Она есть

Превращение

Маленький подвиг

Свидание

Никто мне не поверит

Алчи, Алчи

Часть II. Я невидимка:

Буги с косой

Идиллия

Мифическая столовая

В который раз я вижу R'N'R

Князь тишины

Последнее письмо (Гудбай, Америка)

Кто я?

"Наутилус Помпилиус" - 85. Слева направо: Вячеслав Бутусов, Виктор "Пифа" Комаров и Дмитрий Умецкий.

Рождение "Невидимки", как это часто бывает в искусстве, произошло не благодаря обстоятельствам, а вопреки им. Пауза, возникшая в творчестве "Наутилуса" после записи предыдущего альбома "Переезд", объяснялась новыми жизненными реалиями, с которыми столкнулись Бутусов и Умецкий после окончания Архитектурного института. В процессе распределения судьба забросила их в проектные институты с труднопроизносимыми названиями и восьмичасовым рабочим днем. Полугода творческого безделья на захудалых социалистических предприятиях оказалось вполне достаточно, чтобы превратить художников и аристократов духа в заурядных советских инженеров. Возможностей репетировать ни у Славы, ни у Димы не было, и в итоге у обоих на фоне затянувшегося нервного стресса началась нешуточная депрессия. Инфантильно-мрачноватый Бутусов и полусонно-красивый Умецкий с поразительным упрямством стали искать утешение и истину в вине. 

Свердловские рок-деятели любят вспоминать историю о том, как лидер "Урфин Джюса" Александр Пантыкин (продюсировавший в свое время "Переезд"), встретив в очередной раз не держащихся на ногах от передозировки портвейна Бутусова и Умецкого, уверенно предрек им неминуемый творческий кризис. Возможно, так оно и случилось бы, но, как известно, именно в подобных безнадежных ситуациях нередко и наступает прорыв. 

По-видимому, причин ренессанса "Наутилуса" было несколько. Одной из них оказался неожиданный для Свердловска альянс группы с поэтом Ильей Кормильцевым. Еще летом 84-го года Кормильцев приобрел портостудию Sony - с целью перевести на более профессиональный уровень запись альбомов его тогдашних друзей-музыкантов из "Урфин Джюса", "Наутилуса" и "Метро". Стоило это чудо японской бытовой техники каких-то немыслимых денег, и для его покупки Кормильцеву пришлось заложить в ломбард все ювелирные украшения жены и золото ближайших друзей. 

Скорее всего портостудия предназначалась для молодых японских балбесов, которые пытались в домашних условиях научиться записывать электрический звук. Это было весьма примитивное устройство, состоявшее из двух несинхронизированных дек с небольшим четырехканальным пультом и встроенным ревербератором. Включать ревербератор не рекомендовалось, поскольку по своему звучанию он скорее напоминал не достижения современной цивилизации в области микросхем, а синюшкин колодец из сказок Бажова. Тем не менее это была реальная аппаратура, на которой можно было попытаться записывать альбом. 

После того, как портостудия оказалась дома у Бутусова, в его восприятии мира начали происходить определенные перемены. Еще одним источником вдохновения оказалась совместная поездка Бутусова и Умецкого на очередной ленинградский рок-фестиваль, откуда оба вернулись с горящими глазами. 

"Я приехал из Питера немного шокированный, - вспоминает Бутусов.
– Для меня ленинградский рок стал потрясением и чем-то гипнотизирующим. Я тогда получил от питерских групп большой заряд энергии".