100 рассказов о стыковке. Часть 2

Надо пойти доложить руководству, хотя им и так все должно быть понятно. «Кто мог подумать об этой антенне, ведь прошлый раз все было нормально», — уже в коридоре сказал я Семенову и Зеленщикову, которые тоже на ходу дали указание об организации аварийной комиссии.

Мы повторно посмотрели видеозапись, посовещались, обсудив варианты. Все это было из области «потел ли больной перед смертью». Теперь предстояло пойти объясниться со средствами массовой информации, они уже обрывали телефоны, а объективы их камер, как пулеметы, смотрели с балкона на главный зал управления.

«Вы все видели своими глазами, надежд на успех практически не осталось, корабль будем топить, мы разберемся, почему автоматика открыла эту антенну, стоимость не поддается оценке, эксперимент подготовили на фоне основных работ и обязанностей, мы расстроены, не опустили руки и головы», — так надо было сказать открыто.

Еще через два витка, через 270 минут, понаблюдав за траекторией облета, которую переименовали в безопасный эллипс, мы с А. Сунгуровым, успев на электричку 21.07, с платформы «Подлипки–Дачные» вернулись домой, где нас ждали жены, дети и выпивка, готовая на все случаи жизни.

На следующий день, поздравляя Е. Рябко с 42–летием, естественно, мне пришлось коснуться итогов его очень активной работы по этому проекту, успешно доведенному до самого последнего момента, когда до успеха оставался один шаг. «Мы все, включая тебя самого, сделали плохой подарок к сегодняшнему событию. Весь опыт полетов в космос подтверждает истину о том, что всегда можно сказать, — сам виноват. Потому что среди событий и действий, в цепи наземной подготовки можно отыскать такое звено, когда следовало вмешаться и что?то исправить. Наша техника многодельна, она складывается из очень разных систем и операций. Никто, будь он семи пядей во лбу, не способен один охватить весь комплекс вещей и событий. Вот почему надо собирать вместе разных специалистов и устраивать перекрестные допросы. Тебе легче, Евгений, ты еще зеленый, это и плохо и хорошо одновременно. У тебя еще столько впереди, в том числе — шишек, наверное. Без этого не бывает успеха. Желаю удачи». Так было сказано 5 февраля.

На этот раз нам не удалось поразить «удивленные народы». Говорят, Кюхельбекер обиделся на Пушкина за эти строки. Нам было не на кого обижаться, сами виноваты. Истоки ошибки лежали в программном обеспечении, в той «программной вставке», которую посылали на бортовой компьютер «Прогресса» в последний момент. Она отличалась от той, шестилетней давности, содержавшей «антенную» команду, и это притупило нашу бдительность. Программы для управляющих компьютеров стали «опиумом» не только для руководства. Как проиграть на Земле то, чем будет командовать компьютер в космосе, — действительно большая проблема. Здесь нет рецептов на все случаи жизни, это тоже искусство, а значит, нужны творческие, но очень аккуратные люди.

Жаль, дело было, конечно, не в том, чтобы удивить кого?то. Самое важное заключалось в том, чтобы показать, на что способна наша космическая технология, и поддержать убывающий к ней интерес. Как ни странно, какого?то эффекта достигли даже с отрицательными результатами. На нас смотрели, о нас говорили и писали с сочувствием и симпатией. Впадать в депрессию мы были не приучены. Сильно не расстраиваться помогали другие дела, круговерть текущих работ, которые находились на разных этапах, от испытаний до эскизного проектирования.

В понедельник, 8 февраля, меня пригласили на популярную тогда ТВ–программу «Взгляд». После некоторого колебания я согласился. Разговор в прямом эфире оказался интересным и примечательным, он инициировал новые мысли и идеи. Удалось разъяснить что?то из прошлого, настоящего и упомянуть о планах на будущее. Отвечая на вопросы А. Любимова, ведущего передачи, на любимую тему журналистов, я сказал, почему мы не знали, сколько это стоит, так ведь нам и считать?то нечего, денег все равно не было. В параллель с космической темой обсуждалась проблема современной российской деревни и рассказывалось о «луче света в темном царстве», об одном живом колхозе под Рязанью, в который потянулись беженцы из бывших советских республик и из Чечни. Мне тоже хотелось вмешаться и сказать о том, что знал, об американских фермах и о той мощной инфраструктуре, которая позволяет двум человекам обрабатывать по сто — двести гектаров. Но времени не было, да и не хотелось лезть в другую сферу и в политику. Я лишь упомянул о своем «конструкторском колхозе», о моральных факторах и о механизмах, в широком смысле этого слова, которые должны работать везде в стране.

Наши тонкопленочные конструкции относятся к по–настоящему тонким технологиям, то, что американцы называют фантомными, то есть почти при зрачными. В каком?то смысле оправдываясь, я подчеркивал, что мы готовили наш эксперимент как бы между делом. Правильно, когда боевым, действующим коллективам поручают или доверяют перспективные работы. Чтобы их выполнить, однако, необходимы условия. Похоже, в тот раз их создать не удалось, шесть лет назад было гораздо больше внимания при подготовке и плюс газпромовские деньги. Я снова вынужден оправдываться. Все могло быть и по–другому.

В тот раз не получилось. Как мог сказать К. Маркс в конце XX века: «Пролетарии всех стран… извините!»

5.7 ЗАВЕРШЕНИЕ. КОНЕЦ НАШЕМУ «МИРУ»?

Возможно, мы все вместе с нашим «Миром» дотянем до конца XX космического века. Это было бы не так уж и плохо.

В середине 1998 года мы остались одни, программа «Мир» — «Шаттл» закончилась. После этого НАСА почти потеряло к нам интерес. Американцы сосредоточили свои усилия на новой МКС, потому что наш «Мир» только отвлекал внимание. Скудных российских бюджетных средств не хватало даже на одну международную программу. В таких условиях даже наше агентство РКА не очень поддерживало свою национальную программу, так как оно было связано обязательствами с НАСА.

Когда предрекали конец света в 2000 году, вряд ли имели в виду наш космический «Мир». Предсказания обернулись неожиданным образом. Идея коммунизма, изначально нацеленная на всеобщее равенство и братство, извращенная экстремизмом, принесла очень много бед человечеству в XX веке. Мир социализма рухнул, под его обломками погибло многое из того, что было у нас ценного и дорогого в нашей большой непутевой стране. От него остался космический осколок, который советская космонавтика тянула все последнее десятилетие. Спасая наш орбитальный «Мир», мы спасали частицу того космического прогресса, которому посвятили всю жизнь многие из нас. Спасая его, мы верили, что вносим вклад в действенную космическую идею. Мы сохраняли и даже продвигали вперед высокую технологию, сохраняли и совершенствовали методы организации работ.

В конце 40–х годов, после окончания Войны, наряду с созданием глобального оружия политики провозгласили борьбу за мир. Этот лозунг оставался действующим в течение всего периода холодной войны. За выдающиеся достижения, как полагалось, у нас присваивалась Ленинская премия. Противоборствующая сторона учредила Нобелевскую премию мира.

Еще в начале 50–х популярным стал такой анекдот из цикла «армянское радио»: «Будет ли война?» — «Нет, не будет, но будет такая борьба за мир, что камня на камне не останется».

Для того чтобы наш орбитальный «Мир» мог летать, требовалось прежде всего найти средства. В конце 1995 года самые заинтересованные люди, те, кто все эти годы поддерживали «Мир», строя корабли на Земле и посылая их в космос, добились от российского правительства по существу неограниченных полномочий, то есть делай, что хочешь, но при одном условии: деньги требовалось доставать самим. Главная проблема в части денег состояла в том, что речь шла о сотнях миллионов долларов. Тем не менее на горизонте, а точнее — за ним, появились потенциальные спонсоры. Однако платить из своего кармана никто не хотел. Более того, настоящие предприниматели периода реформ, работавшие по формуле «деньги–деньги», стремились и здесь создать нечто похожее на пирамиду космического масштаба и заработать на ней. Я с этим подходом, правда, в гораздо меньшем масштабе, столкнулся еще в начале 90–х годов, когда мы обнаружили, что никто не хотел просто так бросать деньги на «солнечный ветер». Большинство из нас, инженеров, было озабочено техническими проблемами. Чтобы сократить расходы на поддержание «Мира» на орбите, рассматривались разные варианты, в том числе полет станции в беспилотном режиме. Здесь главная проблема заключалась в том, чтобы обеспечить надежность работы бортовой аппаратуры, ведь чинить ее было бы некому. Опыт предыдущих лет говорил, что прежде всего требовалось позаботиться о бортовом компьютере. Выход из строя цифрового контура управления приводил почти к катастрофическим последствиям, к потере ориентации станции и разрядке аккумуляторов, а дальше можно не рассказывать. Под общим нажимом наши управленцы решились на создание аналогового контура, который в сочетании с другими мероприятиями повышал живучесть орбитального «Мира».